Игры Вышнего Мира - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 29

— Конечно. Я уже говорил, что был с ним предельно честен и не собирался его обманывать. Эйнар знал, что уступает своё тело тебе.

— И как… как он к этому отнёсся?

— Внешне с полным безразличием. Но, как мне думается, это и стало для него решающим аргументом, чтобы принять моё предложение. А когда я стирал из памяти слуги, проводившего перевоплощение, воспоминания об этом обряде, то обнаружил весьма любопытный эпизод.

— Какой?

— Уже засыпая, Эйнар в наркотическом дурмане вообразил, что беседует с тобой. И попросил тебя хорошо прожить за него жизнь — так, чтобы её хватило на вас обоих…

Глава 15

Закончив разговор с Локи, Ларссон перешёл на Трактовую Равнину и пешком двинулся обратно на Торнин. Идти было недалеко — всего лишь через два десятка «лоскутов». Собственно, он мог бы без всякого риска вызвать Чёрного Эмиссара с любой необитаемой Грани, непосредственно прилегающей к Торнину, но предпочёл перестраховаться.

«Эйнар, сынок, — думал Ларссон, едва не задыхаясь от застрявшего в горле комка. — Прости меня, дорогой. Прости, что причинил тебе столько боли и страданий. Эх, если бы я мог повернуть время вспять… хотя бы до того момента, как получил от Велиала тот роковой приказ… Я бы не стал подчиняться ему, я бы лучше покончил с собой, подстроил бы это как несчастный случай при обращении с чарами… Тогда бы ты не был сыном предателя, тогда бы твоя жизнь сложилась иначе, более счастливо, и ты не просил бы прожить её за тебя… Почему ты так сказал, сынок? Почему не проклинал меня? Я же убил твою мать — и в конечном итоге убил тебя! Неужели ты так сильно любил своего недостойного отца, что не смог возненавидеть его?… Прости меня, прости, пожалуйста…»

Целью Ларссона был «лоскут», бoльшую часть которого занимало море и лишь у самого края находился маленький клочок песчаного пляжа, на который раз за разом набегали волны. Он вступил на этот участок суши, перешёл через Вуаль в обычное пространство Грани Торнин и неторопливо зашагал вдоль неширокой береговой полосы, справа ограниченной морем, а слева — почти отвесными скалами.

Солнце уже зашло и понемногу начинало смеркаться. Ларссон прошёл около мили и остановился в сотне шагов от вытесанной в скале лестницы, которая вела вверх к небольшой калитке в высокой крепостной стене. Над стеной виднелись лишённые листвы макушки деревьев, а дальше — красная черепичная крыша большого здания.

Ларссон посмотрел на часы — оставалось ещё минут двадцать. Он прислонился к скале, почти слившись с ней в наступающих сумерках, и принялся ждать, то и дело нетерпеливо поглядывая на калитку. Его мысли постепенно утратили прежнюю мрачность и безысходность и устремились в другом направлении — хоть и не стали от того совсем уж радостными.

Минуты тянулись невыносимо долго, но наконец Ларссон увидел, как калитка медленно, словно нехотя приоткрылась, и на верхней площадке возникла стройная девичья фигурка. Одновременно он услышал мысленный зов:

„Эйнар, ты здесь?“

„Да, Герти,“ — ответил Ларссон, отступил на шаг от скалы и помахал ей рукой.

Заметив его, девушка послала мысль:

„Вижу. Иду.“ — И начала спускаться по лестнице.

Ларссон наблюдал за ней, чувствуя, как его сердце бьётся всё быстрее. Его так и подмывало броситься ей навстречу, но он понимал, что это не лучшая идея. Хотя сейчас, ранней весной, да ещё вечером, морской берег не пользовался популярностью среди учеников, но тем не менее существовал риск, что кому-нибудь из них взбредёт в голову прогуляться у моря. А Ларссону было ни к чему, чтобы назавтра всей школе стало известно о каком-то постороннем парне, который тайком встречается с одной из учениц.

Спустившись на берег, Герти быстро подбежала к Ларссону. Он порывисто обнял её и крепко прижал к себе. Она зарылась лицом на его груди.

— Эйнар, милый, я так соскучилась по тебе!

— Я тоже скучал, — ответил Ларссон. — Весь этот день.

— Он шёл так медленно, — жаловалась Герти. — И вечер никак не хотел наступать… Но сейчас мы снова вместе. Я так счастлива!

Она подняла к нему лицо. На её щеках пылал густой румянец, а глаза сияли как звёзды.

Ларссон наклонил голову и приник к её мягким губам. В первое время он боялся, что Герти почувствует в его поцелуях слишком большой опыт, совсем неприличествующий шестнадцатилетнему юноше, но она оказалась такой невинной, что просто не могла отличить опыт от неумения.

Они целовались долго и нежно, затем Герти снова прижалась к его груди, а Ларссон, поглаживая её волосы вспоминал тот воскресный день, три недели назад, когда они познакомились…

Он приехал на Торнин с намерением убить девушку. Таков был тогдашний план Локи, и Ларссон полностью соглашался с ним. Зная Герти лишь заочно, он не считал её человеческим существом — для него она была дитём Чёрного Причастия, адским отродьем. Тем паче — отродьем Велиала.

Будучи на Зелунде, Ларссон узнал из рассказа князя Хабенштадтского одну любопытную деталь, которой сам князь не придавал значения. Но Ларссон заинтересовался ею и ночью нагрянул к деревенскому пастору, так жаждавшему сжечь Герти на костре. Он допросил его во сне и убедился, что тот не лгал — в ночь смерти Визельды ему действительно снились ангелы, которые объявили девушку порождением зла и требовали уничтожить её. По всем признакам, это было подлинное послание Вышнего Мира.

И хотя Ларссон не питал ни малейшей симпатии к Вышним, их позиция лишь укрепила его в убеждении, что Герти должна умереть. Но он не стал рассказывать об этом Локи, который как-никак был одним из Хозяев Преисподней и мог бы здорово испугаться, если бы узнал, что действует заодно со своими исконными врагами.

Прибыв на Торнин, Ларссон стал строить планы, как ему добраться до Герти — ведь он даже не знал её в лицо. Однако всё получилось само собой, без особых усилий с его стороны. В воскресенье после обеда он отправился к школе, собираясь познакомиться с каким-нибудь учеником и выведать у него всю нужную информацию. В качестве объекта Ларссон выбрал симпатичную черноволосую девушку, которая в одиночестве вышла из школьных ворот. Выглядела она наивной и безобидной — и оказалась таковой на самом деле. Ему не составило труда завести с ней разговор, и вскоре он, к своему изумлению, выяснил, что эта девушка — та самая Герти с Зелунда, которую искал.

Ларссону оставалось лишь заманить её в безлюдное местечко и там покончить с ней. Но вместо этого они гуляли по городу до самого вечера, пока совсем не стемнело, и лишь тогда неохотно расстались, условившись о завтрашней встрече. На прощанье Герти робко поцеловала его и сразу скрылась за школьными воротами, а Ларссон направился в свою гостиницу, совершенно огорошенный всем, что случилось с ним за эти несколько часов.

Та, которую он совсем недавно хотел убить, которую считал адским отродьем, внезапно стала для него самым дорогим на свете человеком. Он влюбился в неё без памяти; влюбился, как мальчишка, пылко и самозабвенно. Влюбился так, как никогда прежде не влюблялся. Влюбился в совсем юную девушку, почти ещё девочку. В девочку, порождённую Тьмой и предназначенную Тьме…

Наутро Ларссон ушёл с Торнина и на необитаемой Грани вызвал Локи. За бессонную ночь он придумал добрую дюжину аргументов, почему не следует убивать девушку, но пускать их в ход ему не пришлось. Узнав, что Ларссон не просто познакомился с Герти, но сумел подружиться с ней, Локи и сам решил повременить с её убийством. Сперва он хотел посмотреть, какие дальнейшие шаги предпримет Велиал, и постараться разгадать его планы — возможно, чтобы когда-нибудь в будущем претворить их в жизнь, но уже с пользой для себя. А Ларссону поручил хорошенько присматривать за Герти.

Ларссон присматривал — но не ради Локи. После знакомства с Герти его жизнь в одночасье обрела новый смысл, более глубокий, чем просто месть Велиалу. Теперь он был полон решимости спасти девушку, освободить её от пут Нижнего Мира — пут невидимых, неосязаемых, но необычайно крепких, которые связали её с Преисподней ещё до рождения. Ларссон не мог допустить, чтобы Герти, такая чистая и невинная, превратилась в чудовище и стала марионеткой Велиала. Сама мысль об этом была ему нестерпима.