Призрачная реальность [= Протекторат] - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 73

«Хотя с другой стороны, – внезапно понял Конте, – адмирал Ваккаро ещё три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно – в том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой...»

Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ, побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель (здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.

За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса, Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться в эту роль – то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой – плохо, ибо порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры. Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал бы без малейших колебаний...

Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.

– Добрый вечер, коммодор, – как всегда сдержанно, с обычной для их отношений прохладцей, произнесла она. – Проходите, пожалуйста. Отчим сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.

– С господином Тьерри? – на всякий случай уточнил Конте.

– Да, с Мишелем, – ответила Ева, вешая его китель в шкаф. – Он тоже приглашён на ужин.

«Так-так-так, – подумал Конте. – Очень интересно. Значит, и посланник в этом замешан. Вот уж не ожидал...»

– На самом деле, – между тем продолжала Ева, – у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.

Девушка провела его в гостиную, где сидела на диване Виктория с электронной книгой в руках. Увидев их, она отложила книгу, встала и ослепительно улыбнулась:

– Здравствуйте, коммодор. Сегодня с утра вы были так заняты, что я не успела поблагодарить вас. С удовольствием делаю это сейчас.

– Простите, синьорина? – не понял Конте. – За что?

– Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, – объяснила она, вновь устраиваясь на диване. – Это было очень мило с вашей стороны.

– Не стоит благодарности, – вежливо ответил он. – Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.

Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:

– Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.

– Ладно, – отозвалась Ева. – Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.

Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.

– Вы поселились у Евы? – спросил он, усевшись в соседнее кресло.

– Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.

В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нём желание – банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.

«Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, – размышлял Конте. – Нам следует брать пример с женщин – с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше... Хотя нет – тогда бы человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию...»

Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:

– Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.

– Чем?

– Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.

Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:

– Вы считаете, что это плохо?

– Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.

– Какой же?

– Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу – а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет моё самолюбие.

По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее – попала в самую точку.

– Я должен попросить у вас прощения, – сказал он. – Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.

Она кивнула:

– Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное – а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.