Кирпичные острова - Погодин Радий Петрович. Страница 16

ПОСЛЕДНИЙ РАССКАЗ

Почти каждый день в жизни у людей случаются необыкновенные события – то у одного человека, то у другого. Такие, что даже и нарочно придумать трудно. Разве мог вообразить Кешка, что останется в квартире один, без соседей? А так случилось. Василий Михайлович – шофер – уехал на Ангару. Тетя Люся получила большую комнату от своего завода.

Пришли управхоз и дворничиха, опечатали пустое жилье.

Нет теперь у Кешки соседей, только сургучные унылые печати болтаются на дверях. Можно Кешке не только морской, но и какой угодно бой устраивать. В первые дни они с Мишкой так и делали. Чего только не вытворяли! Раньше за такие дела тетя Люся неделю прохода не давала. А сейчас кричи сколько угодно, кувыркайся, на голове ходи. Но ведь как человек устроен?.. Пустая квартира: играй, пой. Нет, не хотят, к Мишке идут. Кешка совсем от дома отбился. Появится к маминому приходу и опять за дверь – до самого вечера.

Однажды, когда Кешка обедал в кухне, ел холодный суп из кастрюли, пришли в квартиру управхоз, дворничиха, а с ними круглая старушка с белобрысой девчонкой.

– Вот вам ключи, – сказал управхоз, срывая печати с обеих комнат. – Живите. Соседи у вас хорошие, мирные. Комнаты тоже хорошие. – Он сам открыл двери, показал старушке и девчонке обои, потолки и только после этого отдал ключи. – Располагайтесь, вещички привозите. Если, скажем, машина нужна и грузчики, в нашем доме склад размещается, у них машинку прихватить не трудно. Я похлопочу.

– Спасибо, – поклонилась старушка. А девчонка начала чертить ногой на полу, будто размечала что-то.

Всего этого из кухни, конечно, не видать. Но ведь на то Кешка и главный жилец в квартире, должен он с новенькими познакомиться. Кешка вышел в коридор, прижал кастрюлю покрепче к животу, отхлебывает ложку за ложкой, наблюдает. Управхоз и дворничиха ушли.

– Ой, бабушка, смотри! – вдруг крикнула девчонка. – Кто это?

– Человек, кто… – ответил Кешка. – Что, людей не видела?

– Ты в этой квартире живешь, мальчик? – поинтересовалась старушка.

– Живу.

Старушка хотела еще что-то спросить, но девчонка подтолкнула ее в бок и засмеялась.

– Смотри, как он ест. Прямо из кастрюли…

– Ну и ем, – ответил Кешка. – Так вкусней; небось не пробовала.

Он зачерпнул полную ложку гущи и, громко жуя, пошел в кухню. Для важности он еще пристукивал по дну кастрюли пальцами, как по бубну.

– Мама, у нас теперь новые жильцы, – объявил он за ужином матери. – Девчонка одна и еще старушка.

На следующий день новые жильцы переезжали. Грузчики носили тяжелые вещи – шкафы, столы, диван, пианино, много ящиков и разных узлов.

Кешка ходил по коридору, посвистывал, тыкал в узлы ботинком. Он с удовольствием помог бы, но девчонка вертелась, как заведенная, всюду поспевала, указывала:

– Шкаф здесь поставьте. Диван – здесь. Вот сюда для телевизора шкафчик. Здесь книжные шкафы.

Старушка сидела на подоконнике в комнате и лишь иногда поправляла ее:

– Не сюда, Анечка, здесь кресло.

Кешку девчонка будто и не замечала. Только один раз она обратилась к нему, да и то обидно:

– Вместо того чтобы болтаться без дела, помоги. Бабушка больная, а я одна не могу… – Нужно было придвинуть к стене поплотнее туалет светлого дерева с высоким овальным зеркалом.

– Не можешь, дык и воображать нечего, – ответил Кешка с вызовом. Он уцепился за зеркало. – Давай!.. Рраз!.. Раз, два, взяли!..

Девчонка надменно посмотрела на него. А когда зеркало было установлено на место, пробормотала так, чтобы слышал один только Кешка:

– Дикарь.

– Барракуда [1], – огрызнулся Кешка в ответ.

Вот так и начали завязываться Кешкины отношения с девчонкой Анечкой.

Вечером мама тоже познакомилась с новыми соседями. Они долго стояли на кухне со старушкой. Мама рассказывала о себе, о своей работе, о Кешке.

– Одичал он у меня. Я на работе целый день.

– Да, да, – кивала старушка. – Я так же своего растила. Отец продкомиссаром был. В Средней Азии погиб…

Теперь рассказывала старушка, а мама кивала.

Девчонка вела себя с большим достоинством, как взрослая.

Если есть на свете цапля с короткой шеей, то девчонка напоминала Кешке именно такую птицу. Она любила, зацепив одну ногу за другую и наклонив голову, искоса поглядывать за Кешкой. Посмотрит-посмотрит и что-нибудь скажет умное, вроде:

– Давай я на тебя буду культурно влиять.

– Попробуй только.

– Причешись, неприлично ходить лохматому.

– А тебе что за дело?

– Ненормальный…

– Барракуда!

Однажды девчонка сказала Кешке:

– Ты такой невоспитанный дикарь потому, что у тебя отца нет.

– А у тебя-то есть?

– У меня есть. Мой папа на Севере, он там важное месторождение разведывает.

Кешка ничего не ответил на это, оделся и ушел на улицу. Неприятно было на душе у него. Раньше ему никто такого не говорил. Как-то давно, еще совсем маленьким, Кешка спросил у матери про отца. Она смешалась, посмотрела куда-то поверх Кешкиной головы, потом сказала очень тихо и очень серьезно: «У тебя есть мать, Кешка… Разве тебе этого не достаточно?» По правде говоря, Кешке было достаточно и одной мамы. Он очень любил ее, слушался, насколько мог, и ни за что на свете не огорчил бы ее умышленно ничем, даже самой малостью. А если он и причинял маме неприятности, то они вдвоем всегда очень хорошо могли разобраться и всегда уступали друг другу. В общем, они хорошо ладили. Несмотря на это, слова девчонки Анечки больно кольнули Кешкино сердце. Он почему-то затосковал, как не тосковал после потасовок и других крупных неудач. Играл в этот день вяло, часто отходил от ребят, стоял, уставившись в небо. А под вечер, сидя у поленницы, спросил своих друзей, Мишку и Симу из четвертого номера:

– Скажите, а… почему у меня отца нет?

Мишка захлопал глазами, даже рот приоткрыл, но, как старший, взял себя в руки и ответил очень авторитетно:

– Это бывает… Понимаешь, бывает, что ребята без отцов растут.

– А может, у тебя отец в войну погиб, – высказал предположение Сима. – У многих ребят отцы в войну погибли. Смертью храбрых…

Кешке такой оборот дела очень понравился. Он представил себе, каким был его отец отважным, высоким, в каждой руке по гранате… Но Мишка не дал ему и помечтать даже.

– Когда же он погиб, если ты давно после войны родился?..

– А может, при самолетной катастрофе… А может, он моряк был и шторм его корабль перевернул, – продолжал фантазировать Сима.

Мишка был настроен более прозаически.

– Должно быть, они просто разошлись. Бывает такое. Не поладили – и в разные стороны.

За ужином Кешка опять спросил маму об отце. Она поставила на стол недопитую чашку чая, повертела в руках сухарик и, не отрывая глаз от него, будто в сухаре и был заключен ответ, сказала:

– Кешка, твой отец нас бросил. Не спрашивай больше о нем. Ладно?..

Кешка почувствовал, что своим вопросом он причинил маме боль. Кешка ткнулся в стакан и, дыша паром и всхлипывая, пробормотал:

– Ладно. Если он такой, и нам на него наплевать.

А сам сидел и не понимал, как это можно бросить двух живых людей.

На девчонку Кешка не сердился. Чего сердиться? Она не со зла сказала, просто сумничала по своей дурацкой привычке. И все-таки Кешка не утерпел, ввернул к случаю каверзный вопросик:

– Слышь, ты… А твоя мать тоже на Севере?..

Девчонка захлопала большущими ресницами и, пришлепывая нижней губой, заревела:

– Умерла ма-а-ама…

Кешка набрался смелости, дотронулся до Анечкиной руки.

– Ладно, не реви. От слез слабость в поджилках бывает.

Девчонка руки не отняла, только чаще замигала, отчего с ее ресниц на Кешкину щеку полетели теплые брызги.

После этого случая у них временно установился мир. Кешка иногда подсовывал девчонке грязную посуду, когда она мыла свою. Но девчонка была хитра и свою посуду отлично знала.