Власть молнии - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 11

Надо было видеть лицо посетителя в этот момент! Безмерное изумление, растерянность, испуг, обида за столь бессовестный розыгрыш – и недоверие, сомнение, мысль о том, что его снова пытаются разыграть. Поняв это, Шиман ухмыльнулся, утвердительно кивнул гостю, отвечая на его немой вопрос, и вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь.

Старик проводил его обалделым взглядом, затем повернулся к Читрадриве.

– Т-ты?! Так это… А как же?.. Но… И зачем… – бессвязно пролепетал он и бестолково махнул рукой в потолок.

– Что ты хочешь этим сказать? Объясни, не понимаю, – мягко велел Читрадрива, вдоволь насладившись растерянностью гостя.

Но тот по-прежнему не мог выразить будоражившие его сознание мысли в более-менее связной форме.

– Я не очень похож на гандзака? – Читрадрива решил прийти ему на помощь. – Ты это хочешь сказать?

– А… нет… то есть да… Не очень похож, – промямлил старик и поспешил уточнить:

– То есть, не похож вовсе. Вот только разве что одет…

– Ну, одежду можно и сменить, это несущественно. Так ведь?

– Пожалуй, – согласился посетитель, постепенно оправляясь от шока. – Только… Ты точно Читрадрива?

Похоже, он всё ещё сомневался.

– Именно я, – твердо заверил его гандзак.

– Ясно, – сказал гость, хотя на самом деле не понял ничего, поскольку тут же робко произнёс:

– Прости за излишнее любопытство, но… – он замялся.

– Прощаю, – сказал Читрадрива. – Я уже привык к таким сценам. Верно, ты хочешь спросить, почему я совсем не похож на гандзака? Почему я такой высокий, светловолосый, почему у меня голубые глаза и ничуть не смуглая кожа?

– Ну… В общем, да.

– А всё очень просто, я полукровка. Мой отец не был гандзаком. – Слово «отец» Читрадрива произнёс с откровенным презрением. – Почти сорок лет назад один благородный подонок надругался над моей матерью, в результате чего родился я. Себе на беду, я весь пошёл в отца, а не в мать-анху и её соплеменников. Вот, пожалуй, и всё. А что до путаницы… Повторяю, я привык. Так что ничего страшного.

– Да, бывает же… – всё ещё озадаченно протянул гость.

Читрадрива отметил про себя, что после конфуза и путаницы старик совершенно перестал употреблять пышные слова и сменил сам тон разговора на более простой и менее официальный. Поэтому по-прежнему мягко заговорил:

– А теперь рассказывай, с чем пожаловал. Только для начала назови себя. Да ещё выложи свой тесачок вон на тот столик. Я же без оружия, значит, пока ты вооружён, мы находимся не в равных условиях. Это тем более неприятно, что я здесь хозяин, а ты гость.

– Тесак? Какой такой тесак? – удивился посетитель. На его лице ничего не отразилось, только в самой глубине глаз мигнул некий огонёк.

– Который спрятан у тебя за спиной, – как ни в чём не бывало пояснил Читрадрива и добавил:

– Кстати, довольно необычное оружие для человека твоего сословия. И довольно необычный способ ношения оружия.

Лицо гостя налилось краской стыда, и он промямлил:

– А что… воротник оттопыривается? Верно, я разучился надевать ножны.

– Да нет, – Читрадрива прошёлся по комнате, сел на невысокий табурет, упёр руки в колени. – С воротником твоим всё в порядке, просто ты много думал о своём тесаке.

– Так ты читаешь мысли?!!

Было заметно, что гость очень испугался. В его голове мелькнул довольно отчётливый образ, который можно было интерпретировать то ли как колдуна, то ли как людоеда, то ли как разбойника, то ли вообще как некое опаснейшее чудище. Читрадрива поспешно притупил своё восприятие. Обратной стороной дара, которым наделила его природа и который он развивал в себе годами упорных тренировок, было то, что при малейшей неосторожности можно запросто проникнуться глубочайшим отвращением к человеку. К любому человеку – каким бы приятным он ни казался тебе прежде. У всех без исключения людей, даже у самых достойных, внутри достаточно грязи, и чем они старше, тем её больше; это неотъемлемая часть жизненного опыта. А невинны только младенцы, едва лишь появившиеся на свет…

– Ну, насчёт чтения мыслей, это, пожалуй, громко сказано… Так, в общих чертах.

Читрадрива не скромничал. Ясно читать мысли он мог лишь у своих учеников, когда они думали целенаправленно, чтобы общаться неслышно для других. Но поскольку посетитель сильно переживал по поводу возможной угрозы для жизни и очень надеялся на припрятанный под одеждой тесак, а Читрадрива держал свой разум открытым, не уловить это было просто невозможно.

– И чтобы ты не волновался, заверяю: все без исключения гости в этом доме находятся в полной безопасности. Тебе нечего бояться колдунов-гандзаков. Тем более, что мы не едим людей. Поэтому давай разоружайся, и потолкуем наконец о деле.

Гость недоверчиво покачал головой, однако подошёл к указанному столику, с опаской поглядывая на Читрадриву, вытащил из-за шиворота здоровенный нож, по виду напоминавший мясницкий, но с более толстым и широким, да к тому же обоюдоострым лезвием, положил туда и похрипел:

– Ну вот… я в твоей власти, Читрадрива. Доверяю тебе свою жизнь.

– Ещё раз повторяю: не бойся. В конце концов, если бы я хотел тебя убить, ты просто не вошёл бы сюда. То есть, не дошёл бы. Надеюсь, ты понимаешь это… Кстати, как тебя зовут? Ведь ты до сих пор не назвался.

– Пеменхат, владелец трактира, что на дороге в Нарбик.

– Пеменхат… Да-а.

Читрадрива припомнил, что в трёх лаутах от Торренкуля на Нарбикской дороге действительно стоит трактир. Значит, это и есть его хозяин? Похоже. И одеждой, и манерами он в самом деле напоминал трактирщика. Одним не был похож: этим самым тесаком и способом его ношения.

– А прятать большой нож за спину ты у кого научился? У собратьев-трактирщиков? – спросил он немного язвительно и пояснил:

– Никакие солдаты так мечи не носят, почтенный. Люди вашего сословия имеют дурную привычку совать совершенно бесполезные в серьёзном деле игрушечные кинжальчики за пазуху. А так оружие прячут лишь вольные гохем, наёмники, которые называют себя мастерами. Ты с ними знался… – он ещё раз мысленно напрягся и докончил вкрадчиво:

– …мастер Пеменхат?

Краешек рта гостя непроизвольно дёрнулся; тем не менее он напустил на себя важный вид и твёрдо ответил:

– Я не мастер, я почтенный Пеменхат, трактирщик, владелец заведения на Нарбикской дороге. И прошу не причислять меня ко всяким голодранцам.

У Читрадривы не было ни малейшего желания копаться в неясных образах, роившихся в голове трактирщика, а потому, широким жестом указав на скамью у противоположной стены, он произнёс:

– Ладно, считай, что я неудачно пошутил. Садись и рассказывай.

Пеменхат сел на скамью, поправил повязку на лбу, поплотнее запахнул полы кафтана и после весьма продолжительной паузы осторожно начал:

– Видишь ли, речь в самом деле идёт о весьма необычном человеке… Не обо мне, нет, хотя, как ты заметил, и у меня есть некоторые странности… для трактирщика. – Он покосился на нож и вдруг потребовал с неожиданной решимостью:

– Поэтому, прежде всего, поклянись всеми своими богами, что не предпримешь ничего во вред тому человеку!

Читрадрива непонимающе пожал плечами.

– Если ты настолько не доверяешь мне, зачем было приходить? – сказал и, оттопырив нижнюю губу, принялся с философским видом рассматривать кончики своих сапогов.

– Да просто тот человек попросил. Что же оставалось делать!

– Значит, он мне доверяет, а ты нет? – сказал Читрадрива, хитро прищурившись.

– Он-то может и доверять, и не доверять, но что мне до того? Я не могу нарушать законов гостеприимства и вредить постояльцу. В конце концов, это плохо отразится на моей репутации, тогда пострадает дело! Поэтому ещё раз прошу… не от имени моего гостя, но от себя лично прошу… Поклянись!

«Кто вас, колдунов проклятых, знает…» – вот что так и осталось невысказанным.

Читрадрива не прочёл эту мысль, он просто догадался, о чём думает Пеменхат и улыбнулся такой наивности. Если даже не принимать в расчёт простейшего желания перестраховаться, ситуация была довольно нелепа. «Разве не для того приносят клятву, чтобы тут же нарушить её?» – гласила известная поговорка. Но является ли Пеменхат круглым дураком, доверяясь слову чуть ли не первого встречного, то ли он не в меру честен и благороден, то ли вовсе потерял голову от осознания того, что находится в самом логове ненавистных гандзаков, только в любом случае, он совершает явную глупость.