Все Грани Мира - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 12
— В том-то и дело, — устало ответила Инна. — Боюсь, мы с тобой одурели от любви — и это не преувеличение. Настолько одурели, что потеряли способность трезво соображать.
— Это уж точно, — с улыбкой согласился я. — У нас никак не закончится медовый месяц… Гмм. Но кто же тогда Леопольд? Какое-то энное перевоплощение индуистского божества?
Инна отрицательно покачала головой:
— Мне кажется, что колдовскими способностями кота наделил прежний хозяин. Так же, как человеческой речью, как интеллектом. Леопольд называет его Мэтром, то есть мастером, неохотно говорит о нём… По-моему, он боится своих воспоминаний — и вряд ли только потому, что виноват в смерти старого профессора. Похоже, Мэтр был колдуном и обучил Леопольда некоторым чародейским приёмам.
— Но зачем?
— Не знаю. Может быть, это случилось непреднамеренно. Долгое время кот жил рядом с чародеем, и не исключено, что мимоходом научился у него колдовать.
— Значит, он неосознанный колдун?
— Именно так. А потому очень опасный. Ведь если он не…
Вдруг Инна осеклась и подняла голову. В её глазах застыл испуг.
«А теперь кот живёт у нас, — одновременно подумали мы. — И если (Инна) (я) не ошиба- (-ется) (-юсь), мы тоже станем колдунами. Неосознанными, опасными колдунами».
Или уже стали…
Боже, как мы были слепы! За пять с лишним месяцев не нашли ни единой свободной минуты, чтобы хоть немного задуматься над всем, что происходило с нами и вокруг нас. Речь идёт даже не о тщательном анализе, а о простом сопоставлении очевидных фактов…
Нет, мы не только одурели от любви.
Вернее, одурели не только от любви.
Это какое-то наваждение!
Какие-то чары…
Я будто прозрел в один момент!
— Инна, — спросил я, — что у нас есть пить?
— Кока-кола в холодильнике.
— Принеси, пожалуйста, я умираю от жажды.
— Сейчас, — с готовностью ответила Инна, соскользнула с кровати, вступила ногами в тапочки и вышла из спальни.
Тогда я шёпотом, но с нажимом добавил:
— А конфеты ещё есть?
— Осталось четыре, — послышался из кухни её голос.
У меня учащённо забилось сердце.
— И их принеси, — попросил я, едва шевеля губами.
— Хорошо.
Я с облегчением вздохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. От напряжения у меня слегка закружилась голова.
Вскоре вернулась Инна с жестянкой кока-колы и шоколадными конфетами. Я слопал все четыре конфеты, ничего не оставив жене. И вовсе не потому, что был жадиной и сладкоежкой; просто с некоторых пор Инна вбила себе в голову, что ей надо беречь свою фигуру, и воздерживалась от сладостей.
— Кстати, — произнёс я, отхлебнув из жестянки кока-колу. — Как ты догадалась, что я хочу конфет?
Инна удивлённо подняла брови.
— Ты же сам попросил.
„Ты не могла меня слышать,“ — плотно сжав губы, подумал я. — „Потому что я говорил шёпотом.“ [6]
На какое-то мгновение Инна опешила, а потом бросилась мне на шею.
— Телепатия! — радостно воскликнула она. — Ты телепат!
(Люди добрые! Моя жена просто чудо!).
— Ты тоже телепат, — сказал я. — Вспомни, как мы разговариваем в транспорте или под громкую музыку. Мы всегда слышим друг друга. Вот только до сих пор не обращали на это внимание. А ну, попробуй…
Следующие полчаса мы практиковались в мысленном общении — успехи оказались поразительными. Телепатия давалась Инне гораздо легче, чем мне; что, впрочем, не удивительно — ведь Леопольд «обучал» её своему искусству на два месяца дольше.
В конце концов мы оба устали и решили немного передохнуть. Я прилёг, положив голову на колени жены. Она лениво трепала мои волосы, а я изнывал от блаженства.
— Телепатия, это только цветочки, — пообещал я. — А ягодки ещё впереди. Не знаю, что это будут за ягодки, но они будут наверняка.
— Я всегда мечтала стать волшебницей, — рассеянно промолвила Инна. — Но думала, что волшебниками рождаются.
— Поэтами не рождаются, — возразил я, — поэтами стают.
— Однако рождаются с поэтическим даром.
— Значит, мы рождены с колдовским даром.
Несколько минут мы молчали.
— Влад, — отозвалась Инна, — Леопольд говорил, что у Мэтра был ученик.
Я поднялся и посмотрел на неё:
— Ну и что?
— Ученик колдуна — тоже колдун. Мы должны найти его.
— Зачем?
— Понимаешь… — Инна замялась, подбирая нужные слова. — Колдовство — это искусство. И ему учатся. Мы же только перенимаем у кота магию, но не учимся пользоваться ею, потому что он сам этого не умеет. Мне страшно…
— И мне страшно, — подхватил я, поняв, к чему клонит жена. — Хотя ума и рассудительности нам не занимать, я всё же не рискну на все сто процентов поручиться за нас.
— А тем более, за кота. Мы не знаем точно, на что он способен; но, судя по троллейбусной эпопее, способен на многое.
— Ещё бы! Он может такого натворить…
И тут, лёгок на помине, в спальню вбежал Леопольд. Он весь сиял от радости.
— Владислав! Баз заговорил. По-человечески.
(Объясню, что в выводке Леопольда и Лауры было три «девочки» и один «мальчик». Своего единственного сынишку наш кот назвал Базилио — а сокращённо, Баз.)
Мы с Инной переглянулись.
— И что он сказал?
— Назвал меня папой. Я вот наслушался болтовни полковника, потом пошёл к деткам и очень захотел, чтобы они заговорили. Баз откликнулся первым.
„Ну, вот!“ — обречённо констатировал я и передал эту мысль Инне.
„Что же нам делать?“ — спросила она.
„Немедленно искать ученика Мэтра.“
— Почему вы молчите? — с подозрением спросил Леопольд. — Вас не радуют мои успехи?
— Напротив, — сказал я, — очень радуют.
— Что-то не похоже, — заметил как всегда наблюдательный кот. — На вас лица нет. Это из-за полковника с майором? Так я им…
— Нет-нет, — торопливо перебила его Инна. — Гости тут ни при чём. Просто нам нужно поговорить с тобой об одном человеке.
— О ком?
— Об ученике твоего бывшего хозяина.
Леопольд съёжился и жалобно посмотрел на нас.
— А может, не надо? Ты же знаешь, Инна…
— Да, котик, знаю. Но мы будем говорить не о Мэтре, а только о его ученике.
— О Ференце?
— Так его зовут?
— Да.
— Это венгерское имя, — заметил я.
— Он и есть мадьяр, — сказал кот.
— А какая у него фамилия? — спросила Инна.
— Не знаю. Мэтр называл его просто Ференцем.
— Что ты ещё о нём знаешь? Где он живёт? Кем и где работает?
Леопольд уселся на пол и энергично почесал задней лапой за ухом.
— Извини, Инна. Я больше ничего не знаю. Он просто приходил к Мэтру, они о чём-то разговаривали в кабинете, но я их не слышал. Наверное, он тоже учёный…
Вдруг Инна встрепенулась:
— Ну-ка, котик, представь его чётче!
— Густые каштановые волосы с проседью, массивный подбородок, серые глаза… — начал описывать Леопольд.
„Влад,“ — мысленно обратилась ко мне жена. — „Помоги.“
„А именно?“
„Я пытаюсь заглянуть в сознание Леопольда. Сейчас он представляет этого Ференца, и я пытаюсь перехватить его образ.“
„И тебе удаётся?“
„С трудом. Это очень непросто… Давай объединим наши усилия.“
„С удовольствием. Но как?“
„Элементарно.“ (С этим ответом пришла картинка: два сердца сливаются воедино.)
Как и подавляющее большинство мужчин, я интерпретировал это самым радикальным образом и, вместе со своей интерпретацией, отослал Инне целый ряд удивлённых вопросительных знаков.
Ответ не заставил себя ждать:
„Сексуальный маньяк! Если не можешь обойтись без физического контакта, поцелуй меня.“
„Хорошо, уговорила.“
Наш диалог длился лишь несколько секунд — в этом и заключается одно из преимуществ мысленного общения. Леопольд ничего не заподозрил и послушно продолжал перечислять приметы ученика Мэтра:
— …густые брови, высокий лоб, нос с горбинкой, заострённый профиль… Ага! Ни усов, ни бороды у него нет, лицо всегда гладко выбрито, с высокими скулами. И вообще, он похож на мадьяра…
6
Здесь и дальше мысленная речь в тексте передаётся при помощи кавычек „лапок“ с соответствующей пунктуацией.