Все Грани Мира - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 20

В последних его словах таился невольный намёк на то, что моя родина явно не принадлежит к числу цивилизованных Граней. С опозданием сообразив это, Шако в смущении потупился.

— А ты не в курсе, Инквизиция никак не связана христианской церковью? — спросил я, отчасти для того, чтобы замять возникшую неловкость, а отчасти потому, что меня действительно это интересовало.

— Ни в коем случае, — ответил парень. — Инквизиция нейтральна в вопросах вероисповедания, за исключением, ясное дело, сатанизма. Далеко не все инквизиторы христиане. Среди них есть также магометане, иудеи, буддисты, другие иноверцы.

— А у них не возникает проблем с духовными лидерами своих религий?

— В каком смысле?

— Ну, на моей родной Грани большинство религий категорически не приемлют любую магию, а всех колдунов и ведьм сурово осуждают. Особенно строг в этом отношении иудаизм.

— В самом деле? — Шако недоуменно пожал плечами. — На вашей родине странные порядки, как я погляжу. Ведь магия бывает разная — бывает белая, а бывает чёрная. Разумеется, чёрная магия запрещена всюду. Но белая… Прошу прощения, господин граф, но это просто глупо. Я не представляю, как можно обходиться без магии. Если бы не она, то не было бы никакой цивилизации. Без неё люди по сей день жили бы в пещерах.

Я ухмыльнулся.

— А между тем, насколько мне известно, жители Основы прекрасно обходятся без магии.

— Опять же прошу прощения, — возразил Шако, — но тут вы ошибаетесь. На Основе тоже есть магия, особенная, на Гранях она недоступна.

— И что ж это за магия?

— Она называется техникой. А тамошних колдунов именуют инженерами. Они по могуществу почти равны инквизиторам. Вот только на Гранях бессильны, здесь их магия не действует.

— Понятненько, — с улыбкой произнёс я. — Это тебе Мэтр рассказал?

— О нет! Я в книгах прочитал. — Шако невольно поёжился. — Мэтр никогда со мной не разговаривал, он только отдавал мне приказания. Он был такой… — Парень замялся, подбирая нужные слова. — Мэтр был совсем не злым человеком, он… он был не злым и не добрым, он как бы стоял выше зла и добра, выше всего земного. В его присутствии я чувствовал себя никчемной букашкой. Это… это было страшно.

«То-то ты и радуешься новым хозяевам», — подумал я и уже собирался вновь заговорить о Леопольде, когда двери дома открылись и на широкое крыльцо вышла Инна.

„Ну-ка, посмотри на меня!“

Совершенно пораженный увиденным, я выпустил из рук фаянсовую чашку. Она ударилась о моё колено и упала на землю — к счастью, я успел выпить весь кофе.

Шако вскочил, как ужаленный.

— Я много читал о прекрасных дамах, — восхищённо прошептал он. — Но впервые вижу прекрасную даму наяву.

— Полегче, дружок, — пробормотал я. — Не очень-то заглядывайся. Не твоя.

А сам не мог отвести от Инны зачарованного взгляда. Хотя я приблизительно представлял, как она будет одета, всё же её первое появление в новом роскошном наряде вызвало у меня настоящий шок. На ней было восхитительное парчовое платье до самой земли, подол которого по бокам поднимался, открывая взору нарядные юбки из алого шёлка, а полуобнажённые плечи прикрывала прозрачная накидка из светло-голубого газа. В ушах Инны сияли на солнце золотые серёжки с двумя крупными изумрудами, а шею украшало великолепное алмазное ожерелье. В её тщательно уложенных волосах то тут, то там сверкали самоцветы.

Преодолев, наконец, оцепенение, я поднялся со скамьи и пошел навстречу жене, совершенно не чувствуя земли под ногами и раз за разом спотыкаясь на ровном месте.

«Боже! — думал я, с трудом проглатывая комок, подступивший к моему горлу. — Господи Боже, если Ты есть, скажи: чем я заслужил такое счастье? Почему из всех мужчин она выбрала меня — грешное, недостойное чадо Твоё?…»

Подобрав подол платья, Инна спустилась вниз по мраморным ступеням и взяла меня за руки. От её прикосновения я частично пришёл в себя.

— Ну как? — спросила она. — Нравится?

— Солнышко моё ясное, — восторженно произнёс я. — В этой одежде ты очень сексуальна — ещё сексуальнее, чем когда раздета.

Инна весело рассмеялась:

— А знаешь, в твоих бесстыжих комплиментах есть своеобразное очарование. Они очень возбуждают.

— Ясное дело! Ведь, как и тело, человеческое воображение имеет свои эрогенные зоны.

— Гм… Похоже на то, что всё твоё воображение сплошная эрогенная зона.

— Может быть. Человеческое воображение непосредственно связано с подсознанием, а как утверждает дедушка Фрейд…

— Помолчи, дурашка! Оставь дедушку Фрейда в покое. Невыносимый! Не даёшь мне слова сказать в ответ на твой комплимент.

— Ошибаешься, дорогуша. Я весь внимание.

Инна положила руки мне на плечи.

— А ты красавчик, милый. В самом деле красавчик — честное слово! И я хочу поцеловать тебя.

— О, этого сколько угодно!

Мы поцеловались.

— Сегодня я раздену тебя сам, — пообещал я, переводя дыхание. — Заодно детально ознакомлюсь с местной женской модой.

— Не местной, а имперской, — уточнила Инна. — Так мне сказала Суальда.

Шако нигде не было. Наверное, он незаметно юркнул мимо нас, пока мы целовались, и вернулся в дом. Тактичный парень!

Взявшись за руки, мы пошли по аллее к открытым воротам.

— Ну, — сказал я, — что тебе удалось вытянуть из Суальды?

— Вот-вот, именно вытянуть. Очень скрытная женщина, слова лишнего не скажет. Я попробовала прочитать её мысли.

— И что?

— Ничего конкретного разобрать не смогла. Мне удалось только перехватить образ Мэтра и регента.

— Покажи.

„Вот они.“ — Перед моим внутренним взором возникли по очереди две картинки:

„Регент…“ (Высокий, крепко сбитый мужчина в тёмно-синем мундире с золотой окантовкой. На воротнике его камзола были красные нашивки с изображением двух золотых молний; как я узнал позже, это указывало на ранг командора-магистра. Волосы у него были каштановые с проседью, особенно заметной на висках, массивный волевой подбородок, серые с голубоватым оттенком глаза, густые брови, высокий лоб, скуластое лицо — всё, как и описывал Леопольд. На вид ему было лет сорок пять, но что-то в его облике подсказывало мне, что он гораздо старше…)

„Мэтр…“ (Только лицо — неподвижное, отрешённое, полностью лишённое эмоций, как будто вытесанное из мрамора; губы плотно сжаты — то ли в гримасе высокомерной пренебрежительности, а может, невыносимой муки; взгляд больших зелёных глаз… Мне стало жутко — это не был человеческий взгляд! Теперь я понял, что заставило дядю Шако, Эрвина Ориарса, сломя голову бежать от Мэтра, куда глаза глядят…)

— И что самое поразительное, — уже вслух сказала Инна, — я видела обоих на Земле. Это было в прошлом году, осенью.

— Ты уверена?

— Вне всяких сомнений. На третьем семестре я посещала факультативный семинар по приложению методов функционального анализа в теории рассеяния; его вёл профессор Массачусетского университета, венгр по происхождению (образ регента, одетого в обычный земной костюм), доктор Карой. Я должна была вспомнить это сразу, как только Суальда назвала его фамилию. А Мэтр (образ в полный рост, также в обычном костюме и в очках с тёмными стёклами, которые скрывали жуткий, нечеловеческий взгляд его холодных глаз) присутствовал на последнем занятии… То есть, не на последнем вообще, а на последнем из тех, которые я посещала.

— Ты перестала на них ходить?

— Да.

— Почему?

— Точно не знаю, — она пожала плечами. — Перехотелось и всё. В конце концов, я училась только на втором курсе, а материал был рассчитан на студентов-выпускников и аспирантов.

Между тем мы вышли за пределы усадьбы. От ворот начиналась широкая грунтовая дорога, которая вела прямо на восток. С нашего холма было видно, как она тянется через лес, рассекая его пополам, и исчезает за линией горизонта.

Шагов сто мы прошли молча, любуясь окрестным пейзажем и с наслаждением вдыхая чистый, лишённый каких-либо искусственных примесей воздух Ланс-Оэли. Судя по рассказам Шако и Суальды, это была почти девственная Грань, и её экосистема всё ещё находилась в естественном равновесии. Она не знала ни промышленности, ни массового истребления животного и растительного мира, ни прочих глобальных потрясений, вызванных стремлением человека приспособить под себя окружающий мир, создать собственную среду обитания. Мне очень хотелось, чтобы так оставалось и впредь, но вместе с тем я понимал, что коль скоро здесь живут люди, то рано или поздно сюда придёт и цивилизация со всеми своими плюсами и минусами. Вряд ли нам с Инной достанет твёрдость (да и желания) держать наших подданных в полной изоляции, как это делал на протяжении двух столетий Мэтр…