Анналы Хичи - Пол Фредерик. Страница 42

Конечно, тут нельзя заставить двигаться поезд. Но смотреть все равно интересно. Шар раскачивался и вертелся, потом начал раскалываться. Наша «камера» приблизилась к одному обломку, и я увидел, что он раскалывается на еще меньшие тела. Образовывались кластеры и метагалактики, в знакомых спиральных формах начали вращаться настоящие галактики. Вспыхивали и гасли отдельные точки света; в центрах газовых облаков возникали новые.

— Теперь у нас есть звезды, — объявил Альберт откуда-то рядом со мной. — Это первое поколение. Облака водорода и гелия сжимаются, в центре их начинается ядерная реакция. Здесь готовятся все тяжелые элементы, те самые, из которых сделано ваше плотское тело, — углерод, азот, кислород, железо, все элементы тяжелее гелия. Потом, когда взрываются сверхновые, — он указал на одну звезду, которая послушно вспыхнула в потоке света, — все эти элементы расплываются в пространстве, пока не сожмутся в другую звезду и ее планеты. А потом из них образуются другие предметы. Как вы, Робин.

Я закричал:

— Ты хочешь сказать, что все атомы побывали в звездном ядре?

— Те, из которых состоит ваше плотское тело, — поправил он. — Да, Робин. В сущности тут наша Галактика. Можете узнать ее?

Он останова вращающееся облако, так, чтобы я смог вглядеться.

— Они все кажутся одинаковыми, — пожаловался я.

— Большинство действительно похожи, — согласился он.

— Но вот до М-31, а вот это Магеллановы Облака. А вот эта спираль — это мы.

Он показывал на сверкающий водоворот светлячков, окруженный другими светлячковыми пятнами на фоне слабо искрящейся темноты.

— Не вижу, где здесь мы с тобой, — сказал я, пытаясь пошутить.

Он воспринял это серьезно. Кашлянул.

— Боюсь, я немного забежал за нынешнее время, — извинился он. — Вся человеческая история вместе с образованием планет и превращением Солнца в красный гигант — все это уже миновало. Вы все это пропустили.

Я повернулся и взглянул на его туманное лицо.

— Не знаю, хочу ли я слушать дальше, — сказал я, и сказал серьезно.

Он чуть насмешливо смотрел на меня.

— Но это только реальность, Робин, — сказал он. — Это правда, хотите ли вы ее слушать или нет. Вероятно, это способно изменить ваше мнение о собственном значении во вселенной…

— Еще бы!

— Ну, что ж, — сказал он, — это не так уж плохо. Но не воспринимайте это слишком близко к сердцу. Помните, все это — абсолютно все — пытается изменить Враг.

— О, отлично! И поэтому я должен чувствовать себя лучше?

Он какое-то время разглядывал меня.

— Не лучше, нет. Но в более тесной связи с реальностью. Помните, что у вас, и у меня, и у остального человечества, и у хичи, и у машинных разумов есть только два выхода. Мы можем позволить Врагу делать то, что он делает. Или мы можем противостоять ему.

— А как нам это сделать?

Он задумчиво посмотрел на застывшую модель.

— Показать, что будет дальше?

— Ты меняешь тему!

— Я знаю, Робин. Я собираюсь запустить модель. Возможно, если вы поймете все, что это влечет за собой, вы сможете каким-то образом помочь в решении проблемы. А может, нет. Может, проблема не поддается решению; но в любом случае я не вижу у нас — или у кого-то еще позже — другого выхода, чем попробовать. А эффективная попытка без знаний невозможна.

— Но я боюсь!

— Вы были бы сумасшедшим, если бы не боялись, Рабий. Ну, так хотите увидеть, что будет дальше?

— Не знаю, хочу ли я!

Я говорил серьезно. Начинал по-настоящему нервничать. Смотрел на пятнистое сияние, которое некогда содержало в себе меня, и Эсси, и Клару, и всех фараонов и королей, всех святых и негодяев, и всех исследователей хичи, и певцов лежебок, и динозавров, и трилобитов — все было здесь и все исчезло, давно исчезло, теперь оно так же далеко от нас, как рождение Солнца.

Да, я испугался. Все это такое огромное.

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким крошечным, беспомощным и нереальным. Все это вошло в мою жизнь. И оказалось хуже умирания, хуже даже, чем когда меня расширили. Конечно, то было ужасное испытание, но у него было будущее.

А теперь это будущее стало прошлым. Все равно что смотришь на собственную могилу.

Альберт нетерпеливо сказал:

— Вы хотите увидеть. Я продолжаю.

Галактика завертелась, как волчок. Я знал, что каждый оборот занимает четверть миллиарда лет, но она вращалась, как бешеная, и происходило кое-что еще. Окружающие галактики-спутники расползались.

— Они расходятся! — воскликнул я.

— Да, — согласился Альберт. — Вселенная расширяется. Она не может сделать больше материи или энергии, но производит все новое пространство. Все отходит подальше от всего остального.

— Но звезды в Галактике этого не делают.

— Пока нет. Пока еще незаметно. Просто смотрите: мы уходим в будущее на сто миллиардов лет.

Галактика начала вращаться еще быстрее, настолько быстро, что я уже не видал движения, все слилось. Но я заметил, что даже Местная Группа почти исчезла из вида.

— Я остановлю на мгновение, — сказал Альберт. — Вот. Вы видите что-нибудь необычное в нашей Галактике?

— Кто-то выключил множество звезд.

— Совершенно верно. Она стала темнее, да. Звезды выключило время. Они состарились. И умерли. Вы заметили, что Галактика стала красноватой по цвету, она больше не белая. Большие белые звезды умерли первыми; старые красные умирают медленнее. Даже маленькие звезды классов F и G, желтые карлики, не больше нашего Солнца, тоже сожгли все свое ядерное топливо. Скоро погаснут и тусклые красные. Смотрите.

Медленно, медленно Галактика погасла.

Больше ничего не было видно, только туманные очертания наших воображаемых тел и воображаемое лицо Альберта. Улыбающееся. Задумчивое.

Печальное.

Что касается меня, то слово «печальный» ничего не описывает. Все остальное, что происходило со мной, все бесформенные страхи, которые не давали мне уснуть по ночам, — все это ничто.

Я увидел Конец.

Вернее, так я думал и так чувствовал, и все человеческие заботы показались мне ничтожными в сравнении. Но когда я сказал:

— Значит, это конец вселенной? — Альберт удивленно посмотрел на меня.

— О, нет, Робин, — ответил он. — Почему вы так подумали?

— Но ведь ничего не осталось!

Он покачал туманной головой.

— Неверно. Все по-прежнему здесь. Состарилось, и звезды умерли, да. Но они по-прежнему здесь. Планеты, конечно, мертвы. Температура их ненамного выше абсолютного нуля; жизии больше нет, если вы это имеете в виду.

— Именно это!

— Да, Робин, — терпеливо сказал он, — но это только ваш антропоморфический взгляд. Вселенная продолжает охлаждаться и создавать новое пространство, расширяясь. Но она мертва. И останется мертвой навсегда… если только…

— Если только что? — спросил я.

Альберт вздохнул.

— Давайте снова устроимся поудобней, — сказал он.

Я замигал, обнаружив, что снова нахожусь в обычном мире.

Окружавшая нас ужасная чернота исчезла. Я сидел на веранде своего дома на Таппановом море, неоконченная холодная выпивка по-прежнему в руке, а напротив в плетеном кресле спокойно посасывает трубку Альберт.

— Боже мой, — слабо сказал я.

Он только кивнул, глубоко задумавшись. Я одним глотком прикончил выпивку и позвонил, чтобы принесли еще.

Альберт, оторвавшись от своих мыслей, сказал:

— Вот так будет, если вселенная продолжит расширяться.

— Это страшно!

— Да, — согласился он, — это пугает даже меня, Робин.

— Он чиркнул деревянной кухонной спичкой о подошву своего потертого башмака и затянулся. — Должен заметить, что демонстрация заняла гораздо больше времени, чем я планировал. Мы почти причаливаем к спутнику Звездного Управления. Если хотите взглянуть…

— Подождет! — выпалил я. — Ты завел меня так далеко, а как же остальное? Какое все это имеет отношение к Врагу?

— А, да, — задумчиво сказал он. — Враг.