Анналы Хичи - Пол Фредерик. Страница 61

Верно ли это? Что-то грызло меня, словно я поступаю неправильно.

Конечно, подумал я: я делаю предположение, на которое не имею права. Я показываю вселенную, какой она предстала бы перед глазами человека, в оптических полосах длины световой волны. Неправильное предположение! У меня нет причин считать, что Враг обладает зрением. И даже если обладает, это совсем не значит, что он видит тот же радужный участок от фиолетового до красного, что человек.

Поэтому я добавил к картине ореолы и газовые облака, которые видны только в инфракрасном излучении или в микроволнах, и даже облака частиц, которые, как мы полагаем, есть вклад самого Врага во вселенную, в которой мы живем.

В сущности я показывал моей невидимой (и, боюсь, незаинтересованной) аудитории ту самую картину, что показывал мне Альберт в глубинах времени. Я заставил ее повисеть неподвижно мгновение, потом привел в движение.

В обратном порядке. Как это сделал Альберт.

Я сократил изображение. Галактики подошли ближе друг к другу. Приближаясь, они сжимались, и я показывал все более и более плотно спрессованную материю.

Еще более сжал. Катастрофически. Свел вселенную в одну ослепительно яркую точку.

Потом снова произвел Большой Взрыв и остановил изображение в тот момент, когда возможен любой выбор. И попытался задать еще один бесславный вопрос: «Хмммм?»

И получил ответ.

Конечно, ответ пришел не в словах.

Конечно, ответ вообще не казался ответом. Я и не ожидал иного. Ничего не ожидал, потому что понятия не имел, чего можно ожидать.

В ответ я получил изображение, и из всех возможных ответов этот был наименее вероятен. Картина была изображением меня самого. Я улыбался самому себе. Мое лицо, нелепо угловатое, но узнаваемое; может, именно таким я был, когда смотрел на Онико и Снизи с экрана.

Казалось, это абсолютно неподходящий ответ на настоятельный вопрос, который я задавал.

Вероятно, причина в том, сказал я себе, что я не сумел правильно задать вопрос. Вероятно, мое изображение того, что пытается сделать Враг — или по крайней мере что, по нашему мнению, пытается сделать Враг, — лишено некоторых существенных, на их взгляд, особенностей («их взгляд!»). Все наши догадки о Враге основаны на том, что мы считали: они как чисто энергетические существа находят нашу вселенную негостеприимной, и поэтому они решили добавить «недостающую массу», чтобы повернуть назад развитие вселенной, снова сжать ее в первичный атом… и произойдет второй, или третий, или энный Большой Взрыв, и новая вселенная будет больше им подходить. Преобразовать вселенную. Мы говорим — «терраформировать планеты», сделать их подобными Земле. Может, нужно говорить «врагоформировать» вселенную.

Именно это я хотел им передать, но не знал, как это сделать в их терминах.

Но, похоже, я все-таки это сделал.

Не могу сказать, долго ли висел так, гладя на собственную карикатуру и думая, что предпринять дальше.

Долго. Даже по стандартам людей во плоти, потому что я заметил ледниковые движения находящихся в комнате. Здесь теперь стало больше народу. Появились новые люди и много машин. Когда я сумел задать вопрос Альберту и Эсси на борту «Истинной любви», Альберт успокоительно ответил:

— Это полиция, Робин, и физики, проверяющие капсулы, и команда, делающая смерть генерала Хеймата и Бейсингстоука не безвозвратной; не волнуйтесь; вы действуете прекрасно.

Прекрасно?

Да, может быть. Потому что изображение изменилось. Вначале я не понял, что вижу. Странный болезненно огненный шар раскрылся и показал внутри звезды и планеты, теснящиеся друг возле друга, потом приблизилась одна планета, а на ней уродливые фигуры, которые должны напоминать хичи. Их убежище в ядре? Конечно.

И как только я это понял, появилось другое изображение. Как документальный фильм или фильм о путешествиях — «Жизнь среди хичи». Я увидел миры-корабли хичи, висящие за барьером Шварцшильда, и города хичи под стеклянными куполами; я увидел фабрики хичи, производящие разнообразные нужные хичи вещи; видел самих хичи, они работали, женились, рождались и росли; я больше узнал в это гигабитное время о хичи, чем за всю свою долгую жизнь.

Мягко выражаясь, я был удивлен и находился в смятении. Я понятия не имел, зачем мне это показывают. Потом изображение снова изменилось.

Опять фильм о путешествиях. Но не о хичи. О нас.

Не знаю, может, в этом кратком и долгом, как вечность, фильме я увидел всех людей, когда-либо живших на Земле. Некоторых я узнавал. Я видел, как на артефакте хичи родилась Онико и как умерли ее дедушка и бабушка. Я видел, как была спасена вся их маленькая колония, видел, как ее привезли на Сторожевое Колесо. Я видел все человечество, все его сотни миллиардов членов — на двадцати планетах и в кораблях между ними. Я даже видел историю. Видел армии, космические флоты и учебные стрельбы, видел, как поднимаются корабли, предназначенные для убийства. Видел бомбардировки и разрушение городов. Видел, как старатель с Врат в пятиместнике украдкой перерезывает горло своим четверым товарищам. Видел мою дорогую жену Эсси с трубками в горле и в носу, с машинами жизнеобеспечения, деловито гудящими рядом, — я помнил эту картину, потому что когда-то так оно и было.

Я видел, как Бейсингстоук в трико и маске плывет в теплой тропической воде, чтобы прикрепить магнитную мину к корпусу пассажирского корабля. Видел, как генерал Берп Хеймат, нажимая кнопку, уничтожает космический корабль, видел его же — он проделывал ужасные, неописуемые вещи с маленькой девочкой, и облегчение от сознания, что это только робот, было недолгим.

Поток картин продолжался бесконечно.

Но вот эта бесконечность кончилась.

Я больше ничего не видел. Не видел комнату, не видел Онико и других детей, не видел занимающихся своими делами вновь прибывших. Ничего не видел: все мои чувства замкнуло.

И тогда я понял, что получил ответ на свои вопросы. Только ответили мне не «что», а «почему».

Другой "я" на борту «Истинной любви» наблюдал за этим, но я не мог его (меня) видеть. Ничего не мог видеть.

А потом увидел все — и сразу. Все картины, которые я видел перед этим, пронеслись передо мной, как буря конфетти. Они плясали и сливались, хичи наполовину становились людьми, люди выглядели как хичи, лотом они становились компьютерными конструктами, и лежебоками, и свиньями вуду, и вообще существами, которые ни на что во вселенной не походят… и потом все начало растворяться в многоцветном потоке искр, абсолютно все.

Даже я.

Я чувствовал, как растворяюсь. Чувствовал, как тает моя личность и, разлетаясь искрами, превращается в ничто.

Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что происходит.

— Я умираю, ради Господа! — закричал я в пустое гигабитное пространство…

И я умер.

— Я умер! — в ужасе закричал я Альберту, и моей дорогой портативной Эсси, и офицерам ЗУБов, которые заботливо собрались вокруг меня на борту «Истинной любви».

Почувствовал теплые (пусть виртуально) обнимающие меня руки Эсси.

— Тише, тише, дорогой Робин, — успокаивала она. — Все в порядке. Ты больше не мертв, не здесь.

Кассата возбужденно воскликнул:

— Вы выполнили работу, Робин! Вы говорили с ними! Теперь мы можем отправиться на Сторожевое Колесо и…

— Генерал Кассата, — вежливо сказал Альберт, — пожалуйста, помолчите. Как вы себя чувствуете, Робин? В некотором смысле вы действительно умерли. По крайней мере ваш двойник ушел навсегда, а может, и Враг с ним; я думаю, они нейтрализовали вас, Робин, хотя при этом и сами погибли. Мне жаль, что это было для вас так болезненно.

— Тебе жаль! — закричал я. — Ты знаешь, каково это — умирать? Знать, что ты исчезаешь и тебя больше Никогда не будет?

Эсси еще крепче обняла меня и утешительно зашептала на ухо:

— Но это по-прежнему ты, Робин. Ты здесь, со мной. Только твой двойник ушел в гигабит-изоляцию вместе в Врагом.