В ожидании Олимпийцев - Пол Фредерик. Страница 10

Этот день пошел псу под хвост.

Что же касается ночи, тут надежд у меня было больше. Рахиль приветствовала меня сообщением, что Сэм прислал весточку о том, что задерживается и на ужин прийти не сможет.

– Он хотя бы сказал, где его искать? – Рахиль отрицательно покачала головой. – Наверняка пошел к кому-то очень важному, – догадался я. Потом рассказал Рахили о провале конференции, и только после этого ко мне вернулось хорошее настроение. – Значит, можно будет сходить куда-нибудь поужинать, – предложил я.

Рахиль решительно отказалась. У нее было достаточно такта, чтобы не говорить о деньгах, хотя Сэм наверняка посвятил ее в секреты моей деликатной финансовой ситуации.

– Гораздо больше мне нравится еда, приготовленная моим поваром, чем все то, что подают в ресторанах, – заявила она. – Так что поужинаем дома. Ничего шикарного не обещаю, обычный ужин для двоих.

Больше всего мне понравилось это «на двоих». Базилий поставил софы в виде буквы V, так что мы чуть ли не сталкивались головами, а под руками у нас были низенькие столики, куда мы ставили блюда. Улегшись на софе, Рахиль сразу же заявила:

– Сегодня я совершенно не могла заниматься. Никак не идет из головы этот твой замысел.

Вообще-то идея исходила от Сэма, но я не видел повода ее поправлять.

– Мне это лестно, – сказал я. – Жаль только, что это помешало тебе работать.

Она лишь пожала плечами и продолжила:

– Я почитала кое что о том периоде, в особенности же, о некоей маловажной личности, иудейском религиозном предводителе по имени Иешуа из Назарета. Ты слыхал о нем? Большинство людей не слыхало, хотя у этого человека было довольно-таки много сторонников. Они называли себя христианами. Но это была всего лишь банда дикарей, не больше.

– К сожалению, я плохо знаю историю Иудеи, – ответил я по-правде, а потом добавил: – Но, хотелось бы узнать и побольше. – А вот это уже правдой не было, во всяком случае, тогда.

– Ну конечно же, – сказала Рахиль. – Ей, несомненно, казалось совершенно естественным, что я желаю получше ознакомиться с временами, наступившими после смерти Августа. – Так вот, этот Иешуа был предан суду за разжигание бунта, после чего его приговорили к смерти.

Я захлопал глазами.

– А не на рабство?

Рахиль отрицательно покачала головой.

– В те времена наказывали не только тем, что продавали в рабство, но и карали физически. Даже смертью, причем, довольно-таки часто, преступника умерщвляли очень варварскими способами. Но Тиберий, будучи наместником, решил, что это слишком суровое наказание для бунтовщика. Поэтому он смягчил приговор, приказав преступника лишь бичевать, а потом отпустить. Мне кажется, это было очень разумным решением. Ведь иначе, этот Иешуа стал бы мучеником, и одни только боги знают, что произошло бы потом. А так христиане постепенно отошли от него, и очень скоро течение распалось... Базилий, можешь подавать следующее блюдо!

Я с интересом приглядывался, как Базилий выполняет приказ. Оказалось, что подает он жаворонков с оливками! Мне это понравилось не только потому, что я обожаю это кушанье. «Простой ужин» оказался куда более изысканным, чем прием для нас с дядей вчера вечером.

Дела шли все лучше и лучше.

– Рахиль, ты можешь мне кое-что сказать? – спросил я. – Мне казалось, что ты тоже иудейка.

– Естественно, что это так.

– Вот это меня несколько и удивляет, – признался я честно. – Мне казалось, что иудеи верят только в единственного бога – Яхве.

– Так оно и есть, Юл.

– Но... – заколебался я. Мне так не хотелось испортить того, что, быть может, рождалось сейчас между нами, но любопытство побеждало. – Ведь ты сказала «боги». Разве это не противоречит твоей вере?

– Нисколько, – ответила она очень спокойно. – Наш великий пророк Моисей принес нам заповеди Яхве с вершины большой горы, в этом нет никаких сомнений. Первая же заповедь гласит: «Да не будет у тебя других богов пред лицем моим»* [Исход, 20:3]. Понял? Яхве наш первый бог. Перед ним нет никого. Обо всем этом сказано в книгах наших раввинов.

– И вы их слушаете?

Она задумалась.

– В каком-то смысле, да. Юл, мы традиционалисты. Ведем себя согласно традиций, а раввинские книги их только поясняют.

Рахиль уже не кушала; я тоже перестал есть и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

Она не отодвинулась, но нельзя сказать, что и отреагировала благосклонно. Через какое-то время, не глядя на меня, она сказала:

– Существует, например, такая иудейская традиция, чтобы женщина до свадьбы оставалась девственницей.

Моя рука улетучилась сама, без всякого приказа с моей стороны.

– Да?

– Раввинские книги лишь уточняют все эти дела. Говорят, что в течение первого часа каждой ночи на страже у двери комнаты незамужней женщины должен стоять сам хозяин дома, но если его нет в живых, это делает самый доверенный невольник.

– Понятно, – сказал я. – Так у тебя до сих пор еще не было мужчины, правда?

– Еще нет, – ответила Рахиль и снова взялась за еду.

Я тоже не был еще женат, хотя, говоря честно, и девочкой меня не назовешь. Но дело было в том, что жизнь автора научных романов трудно считать финансово стабильной; опять же, я еще не нашел женщину, с которой хотел бы связать жизнь... Если цитировать Рахиль, я считал, что «еще нет».

Я пытался не думать об этом. Ясно было одно, если раньше моя финансовая ситуация была деликатная, то теперь она превратилась в трагическую.

На следующее утро я размышлял о том, чем заняться в течение всего дня, но решение за меня приняла Рахиль. Она ожидала в атриуме.

– Садись рядом, Юл, – сказала она, указывая на лавку. – Я долго не могла заснуть, размышляла, и думаю, что у меня для тебя кое-что имеется. Представим, что этого Иешуа все-таки казнили...

Не такого приветствия я ожидал, ни на мгновение все темы вчерашнего разговора не напоминали мне о себе этим утром. Но я с удовольствием сел рядом с девушкой в прелестном садике, под смягченными защитой лучами утреннего солнца.

– Так что? – сказал я не совсем внимая ее словам и целуя руку Рахили в знак приветствия. Руку она отняла не сразу.

– Эта идея дает парочку интересных возможностей развития действия. Понимаешь, Иешуа становится мучеником. Я могу хорошо представить, что в таких обстоятельствах христиане создали бы гораздо более сильное движение. Оно даже могло иметь существенное значение. В те времена в Иудее постоянно царило замешательство – время от времени появлялись пророчества и слухи о мессиях, о каких-то изменениях в обществе. Христиане могли бы даже стать самой важной силой в Иудее и захватить там власть.

Я попытался быть тактичным.

– Не удивляюсь, что ты так гордишься предками, Рахиль. Но, по сути, какая в том разница? – По-видимому, такта все же было маловато. Она повернулась ко мне, и я заметил, как ее брови начали сурово морщиться. Тогда я стал думать быстрее и обратился к защитной тактике: – А с другой стороны, почему бы не предположить, что его теория вышла за границы Иудеи?

Морщинка все же появилась, но выражая, скорее, удивление, а не гнев.

– Как это понять: за границы Иудеи?

– Ну, представим, что эта иудейско-христианская... как ее назвать? Философия? Религия?

– Мне кажется, что это, понемногу, и то, и другое.

– Значит, религиозная философия. Допустим, что она распространилась по всему миру, а не только в Иудее. Вот это могло бы стать интересным.

– Так ведь ничего подобного не произо...

– Рахиль, Рахиль, – нежно сказал я, ложа палец ей на губы. – Мы же говорим о том, что было бы, если бы... Помнишь? Каждый автор научных романов имеет право на свою большую ложь. Скажем так: это мой обман, моя ложь. Допустим, этот христиано-иудаизм стал мировой религией. Ей поддался даже Рим. Возможно даже, что Город станет местом для... ну, как его... синедриона христиано-иудеев. И что тогда произойдет?