Врата - Пол Фредерик. Страница 9

Глава 7

Я на матраце, и мне не очень удобно. Физически, я имею в виду. Недавно мне сделали операцию. Вероятно, швы еще не рассосались.

Зигфрид говорит: «Мы говорим о вашей работе, Боб».

Скучно. Но безопасно. Я отвечаю: «Я ненавидел свою работу. Да и кто бы не возненавидел пищевые шахты?»

— Но вы продолжали работать, Боб. Вы не пытались перейти куда-то. Вы могли бы работать, например, на морских фермах. И вы не окончили школу.

— Хочешь сказать, что я застрял в дыре?

— Я ничего не хочу сказать, Боб. Я спрашиваю, что вы об этом думаете.

— Ну, наверно, ты прав. Я думал о переменах. Много думал, — говорю я, вспоминая, как это было в самом начале с Сильвией. Я помню, как мы с ней сидели январским вечером в кокпите планера — нам просто некуда больше было деться — и говорили о будущем. Что мы будем делать. Как победим обстоятельства. Но, насколько я могу судить, в этом нет ничего интересного для Зигфрида. Я уже все рассказал Зигфриду о Сильвии, которая в конечном счете вышла замуж за акционера. Но мы расстались задолго до этого. — Вероятно, — говорю я, собираясь и пытаясь получить от сеанса хоть что-нибудь за свои деньги, — у меня что-то вроде стремления к смерти.

— Я предпочел бы, чтобы вы не использовали психоаналитические термины, Боб.

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я знал, что время проходит. Чем дольше я остаюсь в шахтах, тем труднее мне оттуда выбраться. Но все остальное выглядело не лучше. И были компенсации. Моя девушка Сильвия. Моя мать, пока она была жива. Было даже иногда забавно. Полеты на планерах. Над холмами прекрасно, с высоты даже Вайоминг не выглядит так уж плохо, а запах нефти почти не чувствуется.

— Вы упомянули свою подругу Сильвию. Вы с ней ладили?

Я колеблюсь, потирая живот. У меня в нем почти полметра новых внутренностей. Стоят они ужасно дорого, такие штуки, и иногда кажется, что прежний владелец требует их обратно. Интересно, кем он был. Или она. Как умер? И умер ли? Может, он до сих пор жив. Я слышал, что бедняки продают части самих себя. Хорошенькая девушка может продать грудь или ухо.

— Вы легко сближаетесь с девушками, Боб?

— Теперь да.

— Не теперь, Боб. Мне кажется, вы говорили, что в детстве легко сходились.

— Разве так бывает?

— Если я правильно понял ваш вопрос, Робби, вы спрашиваете, вспоминает ли кто-нибудь детство, как абсолютно счастливое время. Конечно, ответ «нет». Но у некоторых людей впечатления детства отражаются на жизни сильнее, чем у остальных.

— Да. Оглядываясь назад, я думаю, что немного боялся своей возрастной группы — прости, Зигфрид. Я хотел сказать, других детей. Все они были знакомы. У них находилось все время, что сказать друг другу. Тайны. Общие дела. Интересы. Я был одиноким ребенком.

— Вы были единственным ребенком, Робби?

— Ты это и так знаешь. Да. Может, в этом все дело. Мои родители работали. И не хотели, чтобы я играл возле шахт. Опасно. Там действительно опасно для детей. Можно пораниться у машин. Иногда отходы обваливаются и могут завалить. Случаются выбросы газа. Я оставался дома, смотрел телевизор, слушал кассеты. Ел. Я был толстым ребенком, Зигфрид. Любил все калорийное, с крахмалом, с сахаром. Меня баловали, покупали больше еды, чем мне было нужно.

| 507 — IRRAY ЗРЕЛОСТЬ GOTO 26,830

| *М88 26,835

| 508 — Может быть, именно 26,840

| Вы хотите, 26,845

| А вам вместо этого 26,850

| Кто-то говорит, 26,855

| Чего вы хотите 26,860

| 511 — XTERNALS a IF a GOTO.. 26,865

| 512 — Может быть, Зигфрид, 26,870

| Старый жестяной божок, 26,875

| Но я чувствую, что 26,880

| Зрелость — это смерть 26,885

Мне и сейчас нравится быть избалованным. Теперь у меня диета высшего класса — не по питательности, но в тысячу раз дороже. Я ем настоящую икру. Часто. Ее привозят из аквариума в Галвестоне. У меня настоящее шампанское и масло... «Я помню, как лежу в кровати, — говорю я. — Кажется, я маленький, может, мне три года. У меня говорящий медведь. Я взял его с собой в постель, и он рассказывал мне сказки, а я совал ему в уши карандаш. Я его любил, Зигфрид».

Я замолкаю, и Зигфрид тут же берет приманку. «Почему вы плачете, Робби?»

— Не знаю! — кричу я, слезы текут у меня по лицу, я смотрю на часы, вижу, как сквозь слезы дрожат зеленые цифры. — Ox! — говорю я обычным тоном, сажусь, слезы по-прежнему текут по лицу, но фонтан уже иссяк. — Мне пора, Зигфрид. У меня свидание. Ее зовут Таня. Красивая девушка. Хьюстонский симфонический. Она любит Мендельсона и розы, и я хочу подобрать несколько этих темно-синих гибридов, которые подойдут к ее глазам.

— Роб, у нас осталось почти десять минут.

— В другой раз поговорим подольше. — Я знаю, что он этого не может сделать, и торопливо добавляю:

— Можно мне воспользоваться твоей ванной? Мне очень нужно.

— Вы хотите избавиться от чувств испражнениями, Роб?

— О, не будь так умен. Я знаю, что говорю. Я знаю, это напоминает типичный заместительный механизм...

— Роб.

— ... ну, ладно, позже, я сбегаю. Мне честно нужно идти. В ванную, я хочу сказать. И в цветочный магазин. Таня — особенная девушка. Красивая. Я не о сексе говорю, хотя это тоже здорово. Она может с... она может...

— Роб, что вы пытаетесь сказать? Я перевожу дыхание и умудряюсь сказать: «У нее прекрасно получается оральный секс».

— Роб?

Я узнаю этот тон. У Зигфрида большой набор интонаций, но некоторые я уже узнаю. Он считает, что напал на какой-то след.

— Что?

— Боб, как вы это называете, когда женщина занимается с вами оральным сексом?

— Боже, Зигфрид, что это за глупость?

— Как вы называете, Боб?

— Ты это сам знаешь.

— Как называете, Боб?

— Ну, говорят, например, «Она меня ест».

— Другие выражения, Боб?

— Да множество! «Давать головку», например. Я думаю, что слышал тысячу названии.

— А какие еще, Боб?

Я настраивал себя на гнев и боль, и они неожиданно прорываются. «Не играй со мной в эти проклятые игры, Зигфрид! — Внутренности у меня переворачивает, я боюсь испачкать брюки. Все равно что снова стал ребенком. — Боже, Зигфрид! Ребенком я разговаривал со своим медведем. Теперь мне сорок пять лет, и я по-прежнему разговариваю с глупой машиной, будто она живая!»

— Но ведь есть и другие названия, правда, Боб?

— Их тысячи! Какое тебе нужно?

— Я хочу, чтобы вы использовали выражение, которое хотели произнести и не смогли. Боб, пожалуйста, скажите его. Это выражение имеет для вас особый смысл, поэтому вы и не можете просто так произнести его.

Я съеживаюсь на матраце и плачу на этот раз по-настоящему.

— Пожалуйста, скажите, Боб. Что это за слово?

— Будь ты проклят, Зигфрид! Спуститься! Вот оно. Спуститься, спуститься, спуститься!

Глава 8

Доброе утро, — произносит кто-то в самой середине сна, в котором я застрял в зыбучих песках в центре туманности Ориона. — Я принес вам чаю.

Я открываю один глаз. Смотрю через край гамака в пару угольно-черных глаз на песочного цвета лице. Я одет, меня мучает похмелье. Что-то пахнет очень плохо; я начинаю сознавать, что это я сам.

— Меня зовут Шикетей Бакин, — говорит человек, принесший мне чай. — Пожалуйста, выпейте этот чай. Это вам поможет.

| Кому принадлежат Врата?

|

| Врата уникальны в истории человечества, и было

| сразу осознано, что их нельзя передавать никакой

| группе лиц и ни одному правительству. Поэтому была

| основана «Врата Энтерпрайзис, Инк».

|

| Врата Энтерпрайзис (обычно именуемая

| Корпорация) — это наднациональная корпорация,