Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович. Страница 17

Агамар с чувством горькой досады поднял взор на пленников, когда их подвели к нему. Ему хотелось нагнать на них ужас, заставить упасть перед ним на колени с мольбою о пощаде, показать иноземцам, сколь грозны тавры-арихи, но не только страха, но даже простого смущения не заметил он на лицах четырех мужей. Все, не исключая и невольника Сирийца, выглядели самоуверенно и спокойно.

Пифодор и Сириец были одеты во все новое и производили впечатление знатных путешественников. Хмель все еще бродил в их головах. Происходящее вокруг как-то не доходило до сознания, не вызывало волнения. Даже почувствовать весь ужас минувшей бури, смертельную опасность плавания над бездонными глубинами взъяренного моря они не могли. Вместе с господами они проспали самое страшное и теперь чувствовали себя вполне сносно.

Марсак выглядел всклокоченным, помятым. В бороде застряла солома, под глазами набежали порядочные мешки. Держался он с достоинством. Кружка и оселок по-прежнему висели у его пояса, только там, где полагалось быть мечу, болтался обрывок ремня.

Князь Фарзой выглядел беднее своих слуг и сейчас поеживался от утреннего ветерка. Родосец заметил это и поспешил накинуть ему на плечи желтую узорчатую епанчу из числа взятых на корабле «по праву войны».

Агамар после довольно длительного молчания обратился к Марсаку по-скифски:

– Кто ты, плешивый человек, одетый, как сколот?

– Я и есть сколот, о вождь, не имеющий руки, – ответил скиф, не теряя осанки. – Я сопровождаю своего князя и служу ему, как и твои люди служат тебе. Вот он, князь Фарзой, перед тобою! Он родственник и друг царя Палака!.. Вероломные эллины пленили нас на корабле.

Тавр проницательно поглядел на Фарзоя. Тот молчал.

– Почему же ты, скифский князь, вместо того чтобы управлять своим родом и находиться в свите своего царя, ездишь по морю на эллинской большой лодке и сам выглядишь как эллин?

– Я десять лет путешествовал по Элладе, изучал греческие науки… Еще Скилур послал меня для этого. А сейчас я возвращаюсь домой с Родоса.

– …а коварный триерарх, – горячо вмешался Марсак, – узнавши о начале скифской войны против Херсонеса, запер нас в трюме! И ограбил нас. Ты сам видишь, вождь, мы не имеем оружия и порядочного платья!

Тавр задумался.

– Вы говорите языком сколотов, но вид у вас эллинский. Я еще не видел сколотов, которые так изменяли бы одежде своих отцов, как ты, князь.

– Мы коренные сколоты! – начал горячиться Марсак. – Но за десять лет мой князь успел износить одежды своего племени. Я же сохранил вот этот пояс и замшевые шаровары. Гляди, это были когда-то очень красивые шаровары, их вышивала моя жена красными и желтыми нитками… Они и сейчас неплохи, если с них соскоблить грязь и заштопать дыры. Мы возвращаемся на родину с твердым решением навсегда забыть чужедальние страны и обычаи. И ты, вождь, не должен задерживать князя, иначе царь Палак будет гневаться на тавров!

– Гм… Ты много говоришь, старик!.. А это что за люди?

– Это?.. Ну какие это люди, вождь! Вот этот – беглый грек, что кормится от щедрот князя и служит ему вместо шута, а тот – просто раб. Отпусти нас вождь, десять лет мы не дышали дымом родного очага!

– Подожди, старый муж с языком женщины. Эй, воины, уведите пленников!

Стража окружила пленных и, подталкивая их древками копий, повела в сторону. Таврские старшины начали совещание.

7

По берегу бухты прохаживался высокий человек, одетый в таврский плащ из шкур дикого козла, но всем своим видом не похожий на горца. Его волосы и борода были взлохмачены, торчали жесткими прядями во все стороны, закрывали глаза, но он словно не замечал этого. В то же время человек с каким-то удивлением рассматривал свои руки, щупал запястья, тер ладони одна о другую и, следуя ходу своих мыслей, смеялся и бормотал невнятные речи. Иногда он останавливался, откидывал назад голову и несколько минут стоял, медленно, глубоко дыша, как бы наслаждаясь свежим воздухом. Глаза его при этом были закрыты.

Можно было подумать, что странный человек не замечает никого вокруг, целиком отдается своим фантазиям, живет воображаемой жизнью или разговаривает с кем-то невидимым. Группа горцев с уважением наблюдала за ним, видимо в убеждении, что человек общается с духами.

Пифодор издал удивленное восклицание.

– Посмотрите, – вскричал он, – ведь это один из гребцов «Евпатории»! Я видел его прикованным к веслу и еще удивился, насколько он оброс бородою! Значит, не все гребцы погибли во время бури!

– Да, – подтвердил Фарзой, – я тоже успел разглядеть этого раба. Меня поразил не только его звероподобный вид, но и та жадность, с которой он бросался на еду. Мне кажется, он поражен духом безумия.

– По-видимому. Я сейчас подойду к нему и узнаю.

Любопытный грек направился к бывшему гребцу. Один из конвоиров хотел преградить ему дорогу, но Гебр остановил товарища.

Человек встретил родосца смехом и греческой речью:

– Это удивительно! Мои руки стали совсем легкими, я не знаю, куда их девать! На них нет цепей, под ними нет весла, которое я сделал гладким своими ладонями за восемь лет рабства! Я не сижу на своей скамье, не слышу флейтиста!.. Мне неловко, я почти готов вернуться на корабль, сесть на свое место и там обдумать все, что произошло. Я привык думать только за веслом… Ха-ха-ха!.. Я уверен, горцы считают меня безумцем. И ты, эллин, тоже.

– Я уже не считаю тебя безумцем, услышав твою речь. Нечто подобное пережил я сам, когда убежал с Лаврийских рудников, куда меня засадили афиняне за морской разбой!

– Значит, и ты испытал рабство?

– Кто же избегнет его в моем положении! Я попал в лапы римлянам, когда они занялись искоренением пиратства. Римляне продали меня в Афины… Однако, друг, не старайся убедить дикарей в том, что ты не безумец. Варвары потому и не тронули тебя, что считают тебя одержимым. Пока ты в их глазах безумен – ты свободен, сыт и уже одет в эту вот кислую овчину. Стоит им признать тебя здравым, и они возьмут тебя под стражу, как и нас с князем Фарзоем.

– Фарзоем? Так твой князь сколот? Иначе он не носил бы этого имени!

– О да! Мой князь друг царя Палака. Он возвращается из поездки по Элладе и островам Эгейского моря. Но триерарх с помощниками отняли у нас оружие и объявили нас пленниками. А теперь таврские вожди держат совет, как поступить с нами – отпустить домой или отрубить нам головы?

– Я тоже сколот, – в раздумье произнес бывший раб, – только не из тех, что кочуют. Я – хлебопашец из Оргокен. Это селение на равнине по ту сторону таврских гор. Тавры мне хорошо знакомы. Они жестоки, но справедливы. Освободившись от весла и цепи, я даже не подумал, что горцы могут задержать меня. Особенно хорошо поступил со мною один юноша. Вон он стоит с товарищами и смотрит в мою сторону. Он спас мне жизнь и обещал проводить меня за горы, домой… Домой, домой!..

Человек как-то странно посмотрел вокруг и стал напевать под нос. Теперь он опять стал походить на помешанного.

– Тавры похожи на диких ослов, – неожиданно сказал он и засмеялся, – они при осмотре корабля так испугались шума в трюме, что бежали на берег сломя голову… Ха-ха-ха!

– Испугались? – переспросил грек, но гребец не ответил ему и побрел по берегу, говоря сам с собою.

Пифодор в раздумье вернулся к своим.

– Этот гребец, – сообщил он, – немного тронулся от радости после освобождения из рабства. Но это пройдет со временем.

Подошел Гебр с группой воинов.

– Идите, старейшины требуют вас к себе!

Теперь Агамар стоял около камня, на котором до этого сидел. Вожди и воины окружили его широким кольцом, рядом стояли пленники скифы, ожидая своей участи.

Подняв единственную руку, старый вождь начал свою речь:

– Вожди и воины! Арихи хотят вернуть свою богиню, отнятую у них эллинами в черный год неудачи и зловещих предзнаменований!.. Божественный таврский талисман, кумир, сошедший с неба, приносил многим поколениям нашего племени удачу на охоте, победу в войнах, успех в мореплавании. Но его нет у нас, он отнят врагами и хранится у них в Херсонесе!