Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович. Страница 24
Все сторонились Агафирса и считали его демоном. Камасария была довольна тем, что может не сомневаться в своей безопасности, охраняемая таким преданным рабом.
Заметив испуг лекаря, царица сделала знак рукой. Аргот подошел к врачу и, поддерживая его за локоть, вывел из покоя. Вернувшись, занял свое место. Камасария внимательно следила за работой царевича и недовольно заметила:
– Это плохо, мой дорогой внук и будущий царь Боспора, что ты, прекрасно владея конем и оружием, довольно слабо держишь в руках перо. Заметь, что упражнение тела укрепляет мышцы, дает нам физическую силу, а упражнение ума делает нас во много раз сильнейшими. Ибо человек господствует в природе не потому, что он сильнее всех зверей, но лишь благодаря своему уму. Упражняй свой ум, Перисад. Изучай логику, учись письму, вникай в мысли таких мудрецов, как Аристотель, что воспитал Александра, читай книги Гомера и Гесиода, упорядочивших наши представления о богах. Гесиод же учит нас понимать хозяйство и возделывание хлебов. Изучай также и все… – она подавила зевок, – все прочие науки…
Перисад неоднократно слышал все это, и ему были скучны эти поучения.
– Если бы мой дядька, воспитатель Зенон, был бы тем Зеноном, что основал учение стоиков, я бы тоже учился у него, как Александр у Аристотеля.
Аргот сощурил глаза и рассмеялся беззвучным смехом. Он взглянул на Зенона. Тот давно уже стоял поодаль и потел, такой же молчаливый и малозаметный, как фигуры сказочных одноглазых и змееногих людей, изображенные на стенах дворца.
Зенон пожал смущенно плечами и, сморщив сизый нос, заметил брюзгливо:
– А за насмешки над учителем ты будешь наказан, Перисад! – И многозначительно постучал о каменный запыленный пол посохом-хворостиной.
При этом искоса бросил взгляд на отечное лицо старухи, желая увидеть, какое впечатление произвели его слова. Строгость входила в перечень главных добродетелей воспитателя и даже ставилась выше его учености.
Камасария не повела и бровью. Она допила лекарство и поставила кубок, измазав край посуды губной краской. Перестав морщиться, сказала:
– Я вижу, почтенный Зенон, что ты вместо наказаний ограничиваешься угрозами и никогда, как мне кажется, не приводишь их в действие. А ты, Перисад, зная слабость своего дядьки, злоупотребляешь ею. Идите оба. На следующей неделе я жду вас и хочу видеть твои успехи в письме и прослушать из твоих уст «Щит Ахилла» на память, без запинки.
Зенон низко поклонился и направился к двери. Перисад подошел к бабушке с уверенным видом любимца. Он был уже совсем юноша, хотя и тонок телом. Царица обняла его за талию своей пухлой рукой и поглядела в улыбающееся лицо.
– Ты меня понял, надеюсь? Повторять не буду. Жду твоих успехов.
– Хорошо, государыня, – жеманно поклонился царевич, – я понял. Но мне скучно. Я каждый день меняю противников в бою на мечах и копьях и не могу найти достойного. После первого удара все бросают оружие и сдаются. Пусть Зенон подыщет мне умелого мечника и не труса!.. Вот тогда, после хорошего боя настоящим оружием, я буду с большим старанием заниматься стилом и чтением.
– Да?.. – Старуха задумалась. – Вообще это хорошо, мой мальчик, что ты любишь ратное дело. Продолжай свои упражнения. В наше суровое время правитель должен быть не звездочетом, а воином. Но знание наук все же обязательно. Иначе все приезжающие из-за моря будут относиться к тебе с тайным пренебрежением и разнесут славу, что царь Боспора больше похож на скифа, чем на просвещенного эллина.
– О государыня, разве я сейчас ничем не отличаюсь от варвара? – с задорной самоуверенностью спросил Перисад, улыбаясь.
Он был очень тщеславен и любил смотреться в зеркала.
– Ты – достойный сын своего царственного отца! Но одного вида недостаточно. В красивой амфоре полагается быть и хорошему вину. Иди, а насчет достойного противника тебе я подумаю.
2
Оставшись наедине со своим дружком, Камасария обратилась к более будничным делам. Ее лицо стало утомленным и озабоченным.
– Итак, крестьяне голодают?
– Голодают, душа моя. А голодный человек всегда склонен к злому поступку.
– Гм… Неужели ты считаешь возможным бунт?
– Всеобщий бунт – нет. Но в деревнях уже поговаривают о разграблении царских складов. И это возможно.
– Но ведь по всем дорогам разосланы фракийские всадники.
– Верно, на них вся надежда. Но плохо, что фракийцы становятся все более дерзкими. Они сами охотнее грабят население, нежели следят за порядком. За ними тоже нужен надзор.
– А как на границах?
– Появляются ватаги скифских наездников, но не нападают.
– Лучше бы нападали, как это раньше было. Мы оборонились бы.
– О великая, раньше нам сам народ помогал обороняться от скифских набегов. А теперь сатавки степных скифов тайком братьями кличут. А эллинов – врагами.
– О неблагодарные скоты! – Царица подняла вверх свои красивые глаза. – Не эллины ли научили их жить по-человечески? Ведь до прибытия первых поселенцев-эллинов сатавки пахали землю суковатым бревном, привязав его к хвосту лошади. Боронили плетенками из камыша. Отжигали солому от колосьев на кострах. Не знали другой одежды, кроме овечьих шкур, другого ложа, кроме охапки сена. Ели дохлятину, варили ее в деревянных корытах, обернутых сырой кожей. А воду и молоко согревали, бросая в бурдюки раскаленные камни. Они лишь от эллинов узнали правила человеческой жизни и вышли из звериного состояния.
– Ты, душа моя, хорошо знаешь историю нашего царства.
– Это мне сегодня утром рассказывал внук. Они с Зеноном историю проходят, и Перисад хорошо запомнил урок.
– А не говорил он, что времена изменчивы? Сейчас бородатый скифский царь Скилур обосновался в Неаполе, окружил его каменной стеною, хочет стать владыкой всей Тавриды. Он тоже обещает крестьянам справедливость и былую свободу. Он наводнил войсками степи, он требует от нас неслыханной дани, он подсылает тайных людей мутить наших поселян – сатавков.
– Неужели он смеет думать о подчинении Боспора? У нас есть огромная дружина наемников, школы воинов, ополчение городов. Наконец, мы в силах переправить сюда из-за пролива несколько тысяч азиатов – дандариев, сарматов, даже аланов.
– Ох-ох! – вздохнул Аргот. – Наемники стали не те, что в прошлом, школы воинов малолюдны, горожане отвыкли воевать, а азиаты разграбят наши деревни и доведут крестьян до прямого бунта. Тогда сатавки уже без колебаний пойдут навстречу «единоязычному и единоверному» дарю Скилуру и встретят его хлебом и солью.
– Страшные вещи говоришь ты. Но когда-то нам обещал помощь Фарнак Понтийский. В силе ли это обещание ныне?
– Фарнак любил глотать таких, как мы. Он дружил с Римом, а сам коварно замышлял ударить его ножом в спину. Замыслы молодого Митридата еще не ясны.
Они беседовали уже не как сильные мира сего, а просто на правах близких людей. И, как во всех разговорах, сквозила одна мысль – забота об огромном хозяйстве, о доходах, что падают с каждым годом, о сохранении прав на монопольную торговлю с заграницей среди других городов царства.
– Сильно обижаются фанагорийцы, что не позволяем им беспошлинно вывозить товары за море, – вздохнул Аргот.
– Еще бы! – вскипела Камасария. – На то и стольный город, чтобы иметь больше прав на торговлю с иноземными купцами. Да если городам позволить торговать самим – они нас на ветер пустят. Нет, этого допустить нельзя!
– Но ропот городов растет. Всем, даже Танаису, Нимфею, Феодосии, стал Пантикапей поперек горла, наипаче же доходы наши.
– Знаю… Особенно ратует против нас Карзоаз, лохаг фанагорийский. Что же, все они полагают, что расходы на содержание войска и флота, на охрану рубежей, на подавление бунтов, на надзор за рабами будет нести царский дом, а доходы у него будут равными со всеми? Чем же тогда царь боспорский отличается от какого-нибудь Карзоаза? Нет, Аргот, друг мой, если мы дадим Фанагории палец – она откусит нам всю руку!.. Надо написать Пасиону, чтобы он имел в виду Карзоаза, не придется ли нам прижать его по-настоящему. А против Скилура неплохо поднять роксоланов. Пошли-ка, милый, к царю роксоланскому посольство, да с хорошими дарами. Надо прямо указать роксоланским мудрецам на опасность усиления Скилура. А дань Скилуру – посылать, только не всю сразу. Медлить нужно, выиграть время… А по селениям неплохо бы тебе самому проехать и посмотреть, как там идут дела.