Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович. Страница 32

Его мятежные фантазии прервал Атамаз вопросом:

– Ты, когда болел, все грозил убить кого-то. А кого – я так и не понял. Видно, тех, что тебя били?

– Не помню, наверное, тех…

– Ну, а как, тебе еще не надоело убирать навоз?.. После дворца-то царского – да на рынок!..

Савмаку показалось, что Атамаз подсмеивается над ним. С раздражением он выпалил:

– А захочу, то и уйду отсюда!

– Куда? Опять к царевичу? Не возьмет он тебя.

– Зачем к царевичу. Уйду совсем!

– Совсем? Куда же это?

Но Савмак не ответил. Он не вполне доверял Атамазу, полагая, что тот все еще носит в душе неприязнь к нему. Да и манера Атамаза говорить посмеиваясь и кося козлиными глазами несколько раздражала его.

Они не были друзьями. Однако среди воспитанников всегда выделяли один другого и часто оказывались рядом в строю и на работе.

Плечистый и сутулый Атамаз посмеивался, а Савмак в душе злился на него. «Чего он всегда насмехается надо мною?» – спрашивал себя чувствительный юноша. Но не уходил прочь, прислушивался к разговорам товарища, иногда не соглашался с ним, но не возражал. У Атамаза заметнее других выделялись две страсти: он любил женщин и хорошую еду. О выпивке говорил со вздохом влюбленного. Ухитрялся возвращаться из города сытым и с душком спиртного. Савмак и раньше знал, что он заглядывает в храм любви и там имеет подругу, которая припасает ему закуску и питье. Заметно было, что он старается заинтересовать в этих утехах и Савмака, но последний относился к таким попыткам с настороженностью, не зная их цели.

Они уже подходили к рыночной площади, как услышали вдали крики и брань. Похоже было, что там затевается ночная драка. Как будто послышались знакомые голоса товарищей.

– Там что-то неладное, Савмак! – встревожился Атамаз. – Бежим посмотрим!

Они, сжимая лопаты в руках, кинулись по темным улицам навстречу шуму.

10

Уборщики только начали свою работу на площади, как неожиданно появилась гурьба пьяных фракийцев. Наемники на днях вернулись из-за пролива и сейчас пропивали полученные деньги.

Между воинами-уборщиками и фракийцами не ослабевала взаимная неприязнь. При встречах возникали скандалы, даже драки с кровопролитием.

Так получилось и в этот раз. Фракийцы, взвинченные выпивкой, первые стали оскорблять уборщиков.

– Эй вы, метельщики, дерьмоскребы! А ну, разойдись, освободи дорогу царским воинам!

– Пусть пройдут эти пьяные раскормленные хряки! – крикнул кто-то.

Его услышали фракийцы и остановились с ругательствами и угрозами.

– Кто это хряки? – задорно спросил один из них. – А ну, покажем им, каковы клыки у хряков! Бей их, подлых рабов!

– Отбегайте, братья! – опять послышался голос одного из воспитанников, старшего в группе. – У них мечи, а у нас – метлы!.. Пусть идут, они пьяны, как ночные воры после удачного грабежа!

В ответ посыпались удары. В темноте было плохо видно, кто первый начал. Блеснул меч, хрястнула перерубленная метла. В воздухе засвистели камни. На крики и шум прибежали ночные стражи с факелами, осветили драчунов.

– Разойдись!.. Именем царя!.. Иначе сейчас вызовем конницу!..

Послышался болезненный стон, звук падения тела.

В ответ раздались вопли озлобления и ярости. Драка разгоралась.

Атамаз и Савмак подбежали, когда на земле уже валялся один из товарищей. Савмак сразу же сбил с ног подвернувшегося фракийца и ударил другого лопатой по голове. Третий с криком кинулся прочь. Разъяренный сатавк уже не помнил себя, ударил человека с факелом. Тот с криком уронил факел. Савмак вздрогнул от неожиданности – перед ним мелькнула физиономия того черномазого фракийца, который убил деда Баксага.

– Вот он! – вне себя вскрикнул юноша и, не разбирая ничего, кинулся навстречу своему кровнику.

Но тот уже несколько отрезвел, увидев ярость, с которой защищались уборщики, и сообразил, что вся эта история может обернуться для него большой неприятностью.

– Довольно! – закричал он. – Довольно! Прекратите драку и скорее в казармы! Ах, злой дух!..

Но его никто не слушал. Как буря, налетел высокий парень и с маху ударил его лопатой по плечу.

– Убийце мщу за деда! – крикнул парень.

– Какого деда? – стиснув зубы, спросил ошарашенный фракиец.

Ушибленная рука сразу повисла как плеть. Он хотел обнажить меч левой рукой, но ему не удавалось.

– Которого ты убил!..

Стало чуть брезжить, теперь можно было видеть все побоище без факелов. Стражи исчезли, по-видимому, побежали за подмогой. Понимая, что неистовый парень вторым ударом может раскроить ему голову, фракийский сотник поспешно стал отступать к переулку, отражая ножнами меча удары лопаты. Он действовал лишь левой рукой. С трудом выдернув наконец из ножен клинок, он взмахнул им, готовясь наказать противника за удар. Савмак сообразил, что против обнаженного меча ему не устоять, и, поспешно отскочив, успел ударить фракийца тяжелой лопатой меж ног. Сотник сразу упал на землю. Этого оказалось достаточно, чтобы Савмак, отбросив свое немудрое оружие, с ревом дикого зверя навалился на врага и быстро выхватил из-за пазухи нож, который уже несколько долгих лет носил тайно при себе.

– Вот тебе за деда! – еще раз вскричал он и стал наносить удар за ударом, всаживая страшный клинок в тело кровника.

В бешенстве он продолжал терзать врага уже мертвого.

Яркий свет ударил в глаза. Он неожиданно и с ужасом увидел, что фракиец лежит неподвижно, а сам он залит кровью. Вид убитого и самый факт, что он убил человека, поразили Савмака. Он почувствовал себя дурно и так омерзительно, что потерял сознание. Впоследствии всегда с душевным содроганием вспоминал об этом случае, ощущая тошноту и головокружение.

Открыв глаза, увидел опять страшный труп, а рядом стоящего с потухшим факелом озабоченного и непривычно серьезного Атамаза.

– Я убил его, – с усилием произнес Савмак, – отомстил за деда по закону отцов… Теперь душа деда будет спокойна.

– Вставай скорее, ты убил сотника!.. Ох и зверь ты, друг мой! С лопатой одолел опытного мечника! За это всем нам плохо будет!..

– Я выполнил клятву мести!.. Теперь – убегу в степи!

– Это ты потом скажешь судьям. Слышишь, уже бегут? Ищут сотника! Наши давно разбежались, бежим и мы!.. Но куда?.. Ты весь в крови!

– Беги один, а мне теперь все равно. Я отомстил, пусть берут меня!

– Да подожди ты!.. Нам надо где-то спрятаться, я помог бы тебе переодеться, отмыть кровь. Я тебя не оставлю. Пойдем, может, на рынке найдем место. Хоть и рассвело, но людей на улицах еще нет.

Савмак опомнился и вскочил на ноги.

– Я найду, где спрятаться, достань только мне чистую рубаху. И ищи меня в склепе Никомеда Проклятого на кладбище. Свистни два раза, я отвечу тебе.

Все прошло довольно удачно. Через полчаса Савмак переодевался в чистую рубаху в глубине склепа. Атамаз зарывал в песок окровавленные лохмотья.

– Здорово ты придумал – прятаться здесь, – заметил он.

– Здесь я давно уже бываю, когда хочу уйти от людей.

– Удивляюсь тебе! Много в тебе степного, дикого! Ты, как алан, опьяняешься кровью. Погубит тебя твой характер.

– Я давно вынашивал эту месть. Для нее я учился владеть оружием. Но в нужную минуту оружием оказалась лопата и вот этот нож. Этот нож принадлежал самому сотнику, но он потерял его, а я нашел!.. И поклялся вонзить его в печень убийцы деда!.. Теперь мне здесь делать нечего. Хочу бежать в степи к Палаку… Свободы хочу я, вольным человеком хочу быть! Душно мне в Пантикапее! Многое узнал я и теперь все вижу по-другому.

– И у Палака не будешь ты вольным человеком, – возразил, усмехаясь, Атамаз, – ибо не тот волен, кто в степи убежал, а кто богат и знатен!.. Убежишь – станешь воином в царском войске и тоже будешь получать палкой по заду. Ибо нет у тебя ни роду, ни племени. А человек без роду – раб для каждого, кто сильнее и богаче его. Уж если бежать, так прямо в разбойники!..

В словах Атамаза, несмотря на усмешку, послышалась печаль.