Лестница на небеса - Полякова Светлана. Страница 46
Слава богу, молитву услышали. Нетрезвый господин слегка пришел в себя и приказал ехать по Международной вверх. Как бы домой…
Правда, потом передумал. И сказал:
— Давай-ка по переулку проедем… Надо мне это место посмотреть… Виталька сказал, место подходящее…
Загадочные слова эти Даниилу ничего не сказали, кроме того, что свобода на некоторое время откладывается.
Мысль эта не принесла ничего хорошего. Он вздохнул и подумал, что очень скоро он его просто убьет. Тем более что тот снова принялся вспоминать о Кузе. Со слезой в голосе рассказывал Даниилу о том, что хоть и сука была первостатейная, а трахалась хорошо…
Даниил, привыкший думать о неведомой Кузе как о собаке, удивленно посмотрел на него, но решил не уточнять. Из всех жизненных наблюдений отчего-то больше всего в его сознание вжилось одно — никогда не раздражать пьяных. Не зря же говорят, что в пьяных лютует бес…
Они подъехали к тому самому дому с часовней, где работала Анна, и Даниил опешил. Получалось, что все дороги вели в Рим, и Римом была Анна…
— Останови, — приказал Константин Альбертович.
Слова были произнесены совсем другим голосом и тоном, он будто мигом протрезвел. Даниил остановился, но его пассажир из машины не вылез. Просто прилип носом к стеклу, рассматривая сад и дом. Потом он потребовал подъехать с другой стороны. Интересно, подумал Даниил, что ему тут надо? Когда они остановились уже у третьего угла, он хотел спросить, но Константин Альбертович вышел из машины и подошел к ограде, где и остановился. Он заложил руки в карманы своих «версачевых» брюк и раскачивался теперь с носка на пятку, обозревая окрестности. Взгляд его приобрел озабоченно-задумчивое выражение. Стоял он там довольно долго, но потом вернулся, удовлетворенно напевая себе под нос загадочный рефрен: «Делайте деньги, делайте деньги, делайте больше денег…» Он достал из кармана мобильник, набрал номер.
— Виталя? — заорал он в трубку так, что Даниил невольно вздрогнул. — Я тут видел это местечко… Нормалек… Конечно, я бы побольше хотел сад… Да хрен с ним, все равно вырубать будем. Нет, ну нам-то на фиг нужно? Ладно, поговорим… Да, я сейчас домой… Подъезжай… Только пива купи.
«Куда ему пива-то? — удивился Даниил. — Он и так с трудом в себя пришел…»
— Ну, поехали, — добродушно улыбнулся Константин Альбертович. — Ты, кстати, где работаешь-то?
— С компьютерами, — нехотя отозвался Даниил.
— Прямо юный гений, — хохотнул Константин Альбертович. — Во всем разбираешься… Денег много платят?
— Нет, — честно признался Даниил. — Чего бы я тогда с вашей тачкой возился?
— Слушай, а давай ко мне… Шофером. Я тебе много буду платить… Чего ты с этими компьютерами будешь всю жизнь возиться?
«Наверное, он считает, что всю жизнь возить пьяного „адмирала“ перспектива более заманчивая», — подумал Даниил. Он только покачал головой и коротко сказал:
— Нет. Меня компьютеры устраивают… Да и машины я, в принципе, люблю…
«А еще, — хотел добавить он, — я люблю свободу… И черт вас всех побери, нет у меня желания становиться чьим-то верным рабом… Разве что…»
Он посмотрел в сторону сада. Словно надеялся увидеть там, между темнеющих деревьев, тонкую фигурку.
Но мысль, которая поразила его своей смелостью, тут же выбросил из головы.
Еще одно жизненное наблюдение гласило — никогда не раскатывай губы раньше времени… Тем более что ты и сам не уверен, увидишь ли ее еще хотя бы раз в своей жизни.
Звонок в дверь заставил Анну очнуться. Она и сама не заметила, как заснула в кресле, перестав различать время. Пространство…
Ей даже показалось, что уже утро. Чашка с недопитым и остывшим кофе стояла на столике. Она сделала глоток и пошла открывать.
— Привет, — удивилась она, увидев на пороге Бейза.
Она его не видела давно. Он изменился… На висках и в бороде поблескивали седые ниточки, делая его похожим на ветхозаветного пророка.
Теплая волна нежности заполнила ее сердце. Она обняла его и прошептала:
— Прости, Бейз… Я никак не могла к тебе выбраться…
— Да не хотела, — сказал он насмешливо. — Сама себе и мешала…
— Предположим…
— А ведь это глупо, Мышка, — ласково сказал он. — Боль делится. Тогда становится легче…
— Но я…
— Но ты ею живешь…
Он вздохнул и погладил ее по голове. От этого жеста Анна словно снова превратилась в девочку. В маленькую девочку, заблудившуюся в темном лесу.
— Чаем напоишь? — поинтересовался Бейз.
— Конечно. Могу даже кофе.
— Нет, Мышь. Сердце пошаливает… Чаем обойдусь… Она поставила чайник и вернулась.
— Ты видел Ирку? Майка? Он ограничился кивком.
— Как они?
— Мечутся… Ничем тебя не лучше. Ирка замуж ходит. Наверное, уже в пятый раз туда отправилась… Майк… Это вообще отдельный разговор. Он вроде в мафию подался. Так что ты у нас самая спокойная…
— Подожди, Майк — в мафию? — Она засмеялась.
— А у него такой апломб народился… Дочитался своего Кастанеду. Решил зло разрушать изнутри. Познакомился там с каким-то «крестным отцом», сдружился с ним и пришел в восторг. Говорит, чудный малый… Душка. Даже меня хотел познакомить с ним. А я ему присоветовал Ирку — хоть в шестой раз замуж выйдет, может, к ней спокойствие придет. В виде мафии…
Он рассмеялся.
— Ты-то как? — поинтересовался он. — Все с Олегом?
— Бейз, я не с Олегом… Я с детьми, — тихо сказала она. — С отцом Алексеем… Мне Олег тоже не нравится. Странный он, как будто и трезвым не бывает. И все время от него ждешь чего-то плохого, может, из-за его странного взгляда?
Там бесы, в его взгляде… — проворчал Бейз. — Я его тут недавно видел. С отъявленными мерзавцами. Сделал вид, что меня не знает. Будь поосторожнее, Мышь. Я бы тебя вообще оттуда забрал. Что-то там затевается…
— Бейз, я же тебе сказала — там дети… И я, кстати, ничего такого не ощущаю… Он ведет себя как обычно. Даже с отцом Алексеем меньше стал ругаться…
— Мышь, ты ребенок, — проговорил Бейз. — С одной стороны, ты права; быть как дети — сам Господь велел… А с другой… Ударам ты открыта. Я найду тебе работу. Тоже с детьми…
— Бейз, — тихо сказала Анна. — Ты не заметил, что я уже выросла. Мне не нужны другие дети. Мне эти нужны… Я за них перед Богом отвечаю. И Олег меня не трогает. Мало ли на свете людей с раздвоенными взглядами? Может, у него глаза больные…
— Душа у него больная…
— Нет, это у нас с тобой, у Ирки, у Майка… Это у нас всех больные души. Нас тогда оглушили, вот мы и ждем теперь новой беды. Постоянно ждем.
— Так время такое…
Нет, Бейз! Время, конечно, странное, как серый день, без лучика солнца… Вроде небо тучами завешено, чтобы Господь посмотреть не мог… Но и в странное время надо суметь оставаться собой. Может, это трудно, только ты же знаешь — Господь не даст человеку ноши больше, чем тот понести сможет — Значит, Он в нас верит. И мы эту ношу обязаны донести. А как мы ее несем — это наше дело… — Она замолчала. Потом, когда поняла, что не все еще вырвались на волю слова, а он словно понял это, продолжила: — Это мое самооправдание, Бейз. Когда я с больными детьми, я чувствую себя человеком. Или вот — благотворительные обеды… Приходят старики, бомжи, беженцы… И я наливаю им эти тарелки, ставлю на стол и гляжу на них. На их лица гляжу… Да, Бейз, среди них есть ужасные лица. Но они от своего несчастья такими стали. Мне из них больше всего стариков жаль. И я знаю — это же не просто тарелка, этакая «вдовья лепта»… Это мое прикосновение к Божьей руке. Это мой протест против глупости, окружающей нас все больше, все плотнее… Пока я это делаю, покаты что-то делаешь, они не могут подчинить этот мир себе до конца. Потому что, когда Сатана говорит Богу: «Посмотри-ка, все люди на моей стороне… Отдай-ка мне их во владение», Бог отвечает ему: «Ну, как же это — все? А вон видишь того священника? Он на Моей стороне… А вот глупая Мышка, которая тоже на Моей стороне…» И еще находит людей, которые тоже на Его стороне. И Сатана уходит ни с чем. Ты же знаешь, Бейз, не маленький! Армагеддон — это не битва при Трафальгаре. Это уже происходит, и если мы начнем бежать, прятаться… Что же тогда?