СВР. Из жизни разведчиков - Полянский Алексей Иванович. Страница 5

Советское руководство не одобряло действия Соединенных Штатов, направленные на блокаду Кубы, и тайные операции в поддержку «контрас» (против Даниэля Ортеги) в Никарагуа.

Не могло, конечно, наше правительство согласиться и с политикой потакания мятежному движению «Солидарность» в Польше.

Одним из основных пунктов расхождений было также положение диссидентов в Советском Союзе.

Словом, в наших беседах с Уэллсом мы затрагивали самые болевые точки.

Обсуждали мы и вопросы преемственности власти.

После кончины наших лидеров в 1982-84 годах и избрания престарелого, совершенно недееспособного Константина Черненко, который умер в марте 1985 года, было ясно, что у нас в стране назревала смена поколений «в верхах».

И всех «советологов» в Вашингтоне занимал вопрос, кто придет на смену «геронтократам» в Кремле и как это отразится на внутренней и внешней политике Советского Союза.

Рику, конечно, было небезразлично мое мнение по этому поводу.

Разумеется, мы говорили не только о политике. Порой обсуждались и семейные, и личные дела.

Олдрич Эймс, надо отдать ему должное, всегда вел себя со мной в высшей степени корректно.

Прежде всего, он ни разу не попытался «завербовать» меня.

Он вполне покорно сносил мои атаки на администрацию Рональда Рейгана и даже не пытался возражать или оправдывать линию поведения высших американских эшелонов власти.

Он с пониманием и даже с благожелательностью выслушивал мои аргументы в пользу советской стороны.

Во всяком случае, я, понимая, что имею дело с разведчиком и должен быть начеку, где-то внутренне был спокоен. Я был уверен с самого начала, что общение с этим человеком не должно повредить нам, а, наоборот, может даже в чем-то помочь.

И оказался прав.

Десять лет спустя в беседах с Питом Эрли Олдрич Эймс назвал меня «своим другом».

«Уэллс» вполне откровенно обсуждал со мной деятельность спецслужб США. Никаких «секретов» он при этом не выдавал.

В частности, он объяснил мне, несведущему, чем занимаются ЦРУ и Национальное агентство безопасности США, как разграничены сферы их влияния.

Рик проявлял особый интерес к тематике разоружения.

Он охотно и подробно комментировал позиции двух правительств — Вашингтона и Москвы — по проблемам, которые рассматривались на прерванных женевских переговорах об ограничении и сокращении стратегических вооружений и об ограничении ядерных вооружений в Европе.

При этом он даже пытался направить разговор в более «профессиональное» русло.

Он, например, упомянул про какой-то тип вооружений, по которому СССР не представил американской стороне (как он утверждал) требуемых, согласно предыдущим договоренностям, сведений.

Мне подобные дискуссии оказались «не по плечу», в чем я и признался «Уэллсу»: я просто не владел в достаточной мере необходимой информацией, чтобы поддержать разговор в этом направлении.

Уже после второй или третьей нашей встречи с «Уэллсом» я решил, что должен передать эту «связь» в более профессиональные руки.

Американец подавал сигналы «доброй воли» или даже готовности к сотрудничеству. Контакты с человеком, который не скрывал, что занимает высокое положение в иерархии спецведомств, конечно, были бы очень полезны нашей контрразведке.

Следовало бы свести Рика и с нашим специалистом-«разоруженцем».

«Уэллс», как мне показалось, много размышлял о возможных выходах из тупика, в который зашел советско-американский диалог о контроле над ядерными вооружениями. Так, по крайней мере, я тогда расценил его интерес к этой тематике.

Но я, конечно, не мог оценить, насколько он компетентен и искренен, и не знал, нужен ли советской стороне такого рода помощник?

Было бы намного полезнее, на мой взгляд, чтобы с Уэллсом побеседовал специалист по проблемам ограничения и сокращения ядерных вооружений, хорошо владеющий материалом, досконально знающий советскую позицию по этим вопросам, знакомый с историей всех дискуссий по этой теме на советско-американских форумах.

К тому же приближалось время моего окончательного возвращения в Советский Союз, и мне следовало так или иначе «закруглять» свои служебные и дружеские контакты с американцами.

Я пришел к послу СССР в США Анатолию Добрынину (кажется, это было в январе 1985 года), и сообщил ему о своих соображениях по поводу «Ричарда Уэллса». О наших беседах с ним уже знали и в резидентуре разведки «под крышей» посольства.

Посол посоветовал мне «передать» Эймса советнику посольства по вопросам разоружения Сергею Чувахину.

Получив это указание, я сказал Уэллсу, что после моего отъезда он сможет обсуждать проблемы ограничения и сокращения вооружений с нашим дипломатом, компетентным в этих вопросах, и сообщил ему координаты Сергея.

Чувахину я, в свою очередь, сообщил имеющуюся у меня информацию об «Уэллсе» и попросил его поддерживать контакты с этим разведчиком.

С тем и покинул вскоре Вашингтон.

И поскольку Уэллс был далеко не единственным из массы знакомых и приятелей, которых я обрел за время своего пребывания в Америке, я, признаться, довольно скоро позабыл о нем.

Дальнейшие события, связанные с деятельностью Олдрича Эймса, весьма широко, если не сказать детально, освещены в многочисленных книгах и статьях, опубликованных в последние годы в США и отчасти переведенных в России.

Из этих публикаций следует, что в апреле 1985 года, не дождавшись встречных сигналов, Эймс сам явился в советское посольство в Вашингтоне и, передав пакет через дежурного, вступил в доверительную связь с представителями советской разведки, предложив им свои услуги.

Так что наши беседы о проблемах разоружения принесли свои плоды.

«Уэллс», он же Олдрич Эймс, он же «Колокол», стал добровольным поставщиком разведывательной информации для Первого главного управления КГБ СССР, а в дальнейшем — для Службы внешней разведки России.

С апреля 1985 года и почти вплоть до своего ареста Рик практически ни на день не прекращал своей работы в пользу СССР и России.

Рискуя собственным благополучием, свободой и даже жизнью, он тайно собирал, копировал, а при необходимости обобщал, комментировал и переправлял к нам в Центр через советских и российских связных ценнейшую, с точки зрения наших государственных интересов, секретную и совершенно секретную информацию.

Пользуясь тщательно отработанной методикой и профессиональными приемами, он собирал информацию, сперва находясь в Вашингтоне, с мая 1986 года — в посольстве США в Риме, куда его направило ЦРУ для работы в качестве офицера разведки, а с лета 1989 года — опять в Вашингтоне.

После итальянской командировки Эймс до конца 1991 года занимал различные ответственные посты в контрразведывательных подразделениях «советского», а затем и «русского» отдела ЦРУ в Лэнгли.

В ноябре 1991 года он был переведен в Центр по борьбе с наркобизнесом Центрального разведывательного управления.

Разные источники по-разному оценивают объемы и качество информации, которую Олдрич Эймс тайно переправил в Москву за время своего сотрудничества с КГБ и Службой внешней разведки.

По данным, приведенным генеральным инспектором Центрального разведывательного управления США Ф. Хитцом, советские и российские службы получили от Эймса досье более чем на 30 агентов, завербованных в разное время среди граждан СССР, а также некоторых других стран американскими разведывательными центрами.

Эймс передал также сведения о более чем 50 тайных операциях шпионских ведомств Соединенных Штатов.

Другие источники оценивали деятельность Олдрича Эймса значительно выше.

Когда Олдрич Эймс уже находился в тюрьме, корреспондент телекомпании Си-Эн-Эн спросил его: «А правда, что вы скомпрометировали, возможно, сотни операций?»

Рик ответил: «Наверняка».

Некоторые авторы утверждают, что в последний период своей работы на российские спецслужбы он порой просто не успевал (или не хотел) подробно знакомиться с материалами, которые оказывались у него в руках.