Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна. Страница 10

9.02. Сегодня наступила Весна. И мир торжествует торжеством моего состояния.

15.02. Боже, за что? Почему всегда так поздно дают понять самое главное, когда уже основного изменить невозможно? За что? Я сейчас поняла: он меня всегда любил и даже не гнал от себя. Он тоже это понимал. Но опять и опять делал все себе и мне назло. Все, чтобы быть вместе, и одновременно нет. Чтобы все время видеть меня, и одновременно все время отталкивал. Я поняла, он любит, это настоящее, сильное чувство, меня никто не сможет в этом разубедить. Он даже смущался, стеснялся, это считал для себя смешным, глупым, пытался оттолкнуться. Но его все равно тянуло ко мне. Мы можем не видеться год и больше, не важно. Тяга – магнитная. Сейчас сижу и реву. А что мне еще остается? Вот так сидеть и по-бабьи выть. Ничего уже не изменишь. Сейчас нашло, как озарение. Что ты наделал любимый, тогда? Тогда, когда стал ходить с другой и каждый день приходить ко мне? Таким путем хотел быть ближе ко мне? Хотел что-то доказать? Что же ты доказал, кроме боли себе и мне? Я все сейчас поняла. Все мелочи, эпизоды. Что же ты наделал? Ну почему таким способом захотел сделать меня ближе? Назло мне ли только? Себе доказывал? Хотел показать мне, что ты главный, что все зависит только от тебя. Хотел «поиздеваться», а что получилось? Мы не видимся кусочек Вечности. Любим друг друга. Никогда не будем вместе. Как в таких случаях говорится – «просрочены все сроки» или «все мосты сожжены»? Что мы оба наделали? Почему я всего этого не поняла раньше? У меня бы тогда хватило сил выдержать, дождаться! Я тоже очень виновата. Дураки. Выбросили на помойку счастливый билетик судьбы. Поздно, слишком поздно. Я тебя очень люблю. Я всегда тебя буду любить.

Прощай!

Пусть банально, но на этой Земле для выражения самых главных чувств не существует множества слов. Весь смысл – в нескольких. Главное – их вовремя сказать.

6.03. Не писала – вечность. Совсем разленилась. Столько много всего сейчас во мне, а написать – не доходят руки. Сейчас такое успокоенное философское, больше с примесью грусти настроение. По типу оно ближе всего – к апофигею. И усталость, и мрачность, и черт знает что. Хотя сказать, что такое состояние давно – не могу. Несмотря ни на какие перепады чувств и событий, у меня всегда есть предохранитель во мне самой. Он не позволяет мне совсем разочароваться и скиснуть.

Я недавно думала: стихи – это то, чем я живу. Они составляют половину моего внутреннего мира (это все-таки достаточно много), и вдруг – это все бессмысленно, плохо, не нужно. Мне показалось, просто говоря, что они – гадки. Они мне перестали нравиться. Что это: переходный этап моего развития? Обычная апатия, время от времени настигающая любого? Или переоценка ценностей, новый виток моей космической судьбы? Я ничего не могу ответить. Лень даже в мыслях, это опасно. Отчасти, может быть, от недоедания. Я второй день почти ничего не ем. Зачем? Да просто так. Своеобразный эксперимент. Обостряет ли это мысль или наоборот? Ну, вот захотелось поголодать. Это ведь только моя инициатива.

Про стихи все сложнее. Я их и люблю, и ненавижу. Но не так, как раньше. Мне просто нравилось или не очень нравилось. Я слишком большие требования к ним предъявляю, слишком многого хочу от себя самой. Сердцем понимаю, что выхожу к чему-то новому, к другому пониманию вещей, а форма выражения остается еще старая, ее менять – это уже дольше и труднее. Я надеюсь, что моя вера меня не оставит. Надо до конца верить в себя, и тогда легче будет верить и во все остальное. А вообще, честно говоря, я – индивидуалистка. Главное – это то, что происходит во мне. Мое состояние – центр Вселенной. Мне главное – самой испытывать чувство, а не наслаждаться чувствами, которые испытывают другие ко мне. Конечно, это тоже имеет значение, но на заднем плане. Все преломляется через мое внутреннее состояние, через мое сердце и впрямую отражается в моих стихах. Это единственный дозиметр. В том смысле, пока мне есть что сказать (неважно, что), и если сердце заполнено любым чувством – это видно из стихов. Стихи – от полноты внутреннего. Когда уже не можешь не поделиться с другими, когда тебя уже слишком много, и различным «я» необходимо вырваться, рассыпаться в строчках, образах, жестах – освободиться. Стихи становятся тем мостиком, который связывает душевное со всем остальным миром, как своих собственных материй, так и всех окружающих людей. Если я просто не умею по-другому выплескивать свои мысли. Если я в них нуждаюсь, как в воздухе. Если даже мне они уже не будут нравиться, надо ведь очень много работать над собой, над стихом, приближая мастерство, отточенность формы (хотя это для меня как раз не главное), а вообще это ужасное состояние – мучительно, выжигает насквозь – когда пишешь – и не нравится. Это может извести. Но в любом случае надо писать. Надо. Даже силой себя заставляя брать в руку ручку и блокнот.

Наверное, это от голода голова кружится, мысли текут вяло, как-то раздробленно. Пора потихоньку с этим кончать.

Оказывается МИДИ очень престижный вуз, и туда всегда большой конкурс.

А я тут сижу, мечтаю.

Только иногда: на кой черт он мне сдался?

10.03. Елена Крюкова. Свои образы, можно увидеть многомерность пространства. Настроение морозного дня. И колко сердце, и кончики отмороженных пальцев.

В. Шадрин. «Слушая соловья».

Эд. Грачев. Листья облетают с деревьев, но не сгнивают от прикосновения с промозглой землей, а продолжают лежать такими же бодрыми, бледно-желтыми – твердыми, как бы на поверхности какой-то твердой стеклянистой дороги. Они красивы, неподвижны, но именно это лишает их возможности менять свой цвет, настроение, чутье. Они застыли.

Юрий Арабов. Глубина вокзального сердца. Обостренное, до ран, раскрытие своих чувств. Оригинальное не столько построение образов, а их интенсивность. И не иносказание, а чуткая сила мировидения.

Настроение: птицы – они иногда бывают похожи не только друг на друга, а деревьям надоело качаться. Небо, наверное, тоже выворачивается наизнанку, когда-нибудь, когда никто не видит. Может быть, ночью или в тумане. Собачий лай. В собачьем сердце преломляется птичий крик. Птицы не умеют в лад. В ряд. Птицы убиваются по какой-то глупой причине. Не объясняя. Не выглядывает солнце. Нет, иногда. Бледнолицее выражение. Не лица. А бледнолицее. Столько за мной человек. Очередь. Нет, лучше – сколько уже ушло. Уйдет. Мост. Лает. Ему-то зачем? Не хочется быть монументальным. Будь собой. Я только сейчас поняла, Москва пахнет всегда настроением, которое больше всего любишь. Разное – всякому времени года. Но когда знаешь – это Москва, это праздник. Это секунда. Когда за плечом мост – Нева. Почему? Львов жалко. Питер – город гордости. Я знаю. Но Москва – настроения. Львы его никогда не слышали. Они кудлатолобые. Балкон. Горшки с цветами. Тоже гордо. А жалко. Неподвижно же. Если только горшки перевезти поездом. Поставить на асфальте Москвы. Потом обратно. Пусть расскажут. Если не задохнутся от безобразия воздушных путей. Можно и тихо. Даже долго. Получится. Уже солнце. Опять Москва. Не в окне. Скоро. Ждать. Закрыть глаза. Увидела. Нет, не то – опять львы. Надо ехать куда-то дальше. В Лондон что ли? Там солнца мало – стереотипы. Нарисовать Кремль. Птицы на краю стены. Распоясались. Небо меня удушит. Так и знай. Кусочки мыслей. Мыслей меньше, чем у петербургских горшков с цветами. Я уеду. Скоро. А осень – жить. Навсегда. Я знаю. Потом еду – дальше. Еще Москва – выхода нет. Уткнусь носом. Мокрым. Собачий лай. Эхо. Иду пить кофе с бутербродами. А все-таки Весна, и мосты, и безобразие. Что, так не у всех? Разведут мосты. Не сейчас. Ну, когда-нибудь. И собака другая будет. Будто! Ну-ну. Мосты оседлают коней. Небо. Уезжает? Да, это я. Пока. Весной только и ездить. Птицы. Плеер в кармане. Купе СВ. Лондон.