Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна. Страница 18

31.05. Неважно, с какой строчки начинается стихотворение. Главное, чтобы все оно было – единая гармония смысла, звуков и души.

Но окончание очень важно. Оно вбирает в себя по капле, вздоху из всех предшествующих строчек. Окончание – не многоточие, а выход в новые пространства души.

21.06. Все. Школа позади. Уже с вчерашнего вечера прошел день, а мне нет освобождения. Так странно грустно и одиноко. Я ощущаю свою ненужность, чуждость миру и людям. Это, видимо, большей частью от самолюбия. Но сейчас мне от этого не легче. А что если я – пустоцвет? Ошибка судьбы? Все, о чем я мечтала, глупо и безосновательно? Да, есть определенные способности и склонности, ну и что?…

Я чувствую вину перед своим классом. Это никому не нужно и может показаться странным, но так и есть. Я чувствую ответственность перед ними. Они, поверили в мою особенность, они ждут от меня во всей моей жизни того, что хотели бы видеть в талантливой однокласснице. У меня сейчас – кризис. Я который раз ломаюсь. Но сейчас особенно больно, даже тошно, потому что я разбираю свою душу по крохам, заглядываю в самую глубь себя, извлекаю неприятные черты. Это самобичевание? Критический анализ себя со стороны? Это невыносимо тоскливо и душно.

Я ответственна перед ними. О себе уж не говорю. Я дала им повод (надежду) поверить в себя. Конечно же, многие из них так ясно не формулируют для себя все то, о чем я сейчас говорю. Это расплывчато, на уровне интуиции. Так-то им нет никакого дела до меня. Но где-то очень глубоко это ощущение, это отношение особое ко мне сохраняется и остается. В меня верят мама, учителя.

Я в себя не верю. Мне больно. Когда я наедине с собой, я вправе сама решать те или иные проблемы, касающиеся меня, но сейчас, когда к этому так или иначе, но причастны другие люди, я не могу, я пасую. Немного сложнее ситуация, и я уже сдаюсь. Это грустно. Я выворачиваю себя наизнанку и будоражу себя обвинениями и упреками, но эта тяжесть не проходит, и я не вижу выхода из этого состояния, которое длится с начала недели.

Мне кажется, я люблю всех моих одноклассников. Всех по-своему и всех вместе. Странное чувство вины, почему-то жалости и добросердечия. Всем, даже тем, кто все-таки меня не понимает (даже больше – не выносит), я благодарна за то, что они такие есть. Неповторимые, плохие и хорошие. А я все равно вне всех их. Я остаюсь снова одна. И я знаю: это – моя судьба. Быть одной. Это совсем не значит одинокой. Но это значит – быть вне всех.

26.06. Даже если эта страшная болезнь – во мне, и я обречена, когда кажется, Небо выбрасывается из окна и в моих глазах вязнет. Но откровенная строчка и вечный Вокзал, грусть старого трамвая мою душу сохранят, полюбят и спасут. И судьба отчается. Да, она не оставит моего голоса, хрупких рук и морских глаз, но она задумается и, печальная, возвратит меня и не один раз на эту любимую в своем одиночестве планету, и я вернусь, я обещаю.

Да, мне сейчас легче думать о смерти. Ведь, если обречена, бесполезно плакать и жаловаться. Это безобразно и отталкивающе – умереть от этой болезни, умереть молодой. Но каждому – своя судьба. Это дается свыше.

Я очень люблю жизнь, планету мою, людей, мне близких и любимых, очень хочу остаться, но если это невозможно, надо жить, до конца оставаясь человеком, уважающим себя, гордым и достойным.

Опять все болит, а я еще чувствую себя такой сильной, стройной, симпатичной, так хочу нравиться, быть любимой, блистать, работать, такое несоответствие духа и тела! Но я знаю – не дано. Я – больна. Ветер, занавеска от ветра такая одухотворенная, если бы я знала ее язык, я бы смогла (я уверена) услышать стихи, которые она шелестит. Небо, бесконечное мое, и облака-храмы и я так близко чувствую вашу боль и радость. Так вас люблю.

Я прошу прощения у людей и Земли за ту злость и невыдержанность, исходившие от меня, от несовершенства моей души, я знаю, я вернусь к вам и, надеюсь, смогу искупить свою вину. Мне больно и высоко. Мне очень грустно и странно. Гулкость и безмерность пространств поглощают меня. Мне кажется, у меня особенная судьба. Великолепная. Гордая. Хотя всего этого величия я в себе не чувствую, не нахожу, но я верю и ожидаю в себе эту новь и особенность. Так что, прощай, жизнь, или здравствуй, я принимаю тебя, как есть, и, сколько мне суждено, попробую прожить достойно.

28.06. Не пишу уже полтора месяца. Те наброски, которые время от времени проскальзывают – не в счет. Не работается. Не идет. И что еще хуже – не хочу работать. Терпения не хватает усидеть. Неужели все? Застой? Отписалась? Боже! Я ведь ничего другого не могу и не хочу. Я хочу, чтобы так же легко и по-моему писалось. В голове множество идей, планов, кажется, только возьмешься за ручку, и все само собой польется. Порыв есть, но опять, как раньше, оформить трудно. Я что, разучилась? Или уже не в состоянии? Раньше стоило подумать: хочется написать о Питере и одна строчка – «гениальный город», час работы – и стихотворение. Все, что сейчас происходит со мной, может, это «муки творчества»? Я понимаю, что, если поработать побольше, посидеть, то все пойдет, должно получиться, но полчаса бесконечного перебирания строчек, и я начинаю раздражаться, выходить из себя и, наконец, все заканчивается уговором отложить работу на следующий день, а завтра все сначала. Меня это беспокоит. Я верю в себя, но не могу не сомневаться, эти сомнения меня сейчас сожрали, я боюсь, неужели я уже не смогу писать? Что ответить? Что нужно работать, работать много и исступленно. Да, я знаю. Но лето и солнце, и небо, и вода… Это не оправдание. Но я – слаба и ленива. И с головой ухожу в отдых и ничего не делаю. Прости мне, Бог, мое непристойное поведение. Для кого-то это обычная жизнь. Но ко мне особенное требование. Я – избранная. Но как же я пренебрегаю моей особенностью. В конце концов, никакие духи-покровители не могут заставить меня писать. Это решаю я сама. И от того, что во мне победит, сумею ли я переломить свою лень или нет, зависит моя дальнейшая судьба.

Сложно. Много думать надо. Надо стать настоящей. А взрослой я никогда не хочу становиться.

О предназначении поэта

В особенно сложные моменты истории, в трудные для общества времена возникает идея необходимости места поэта (писателя) в социальной и политической жизни. Слышатся призывы к поэту как провозглашатаю каких-то лозунгов о занятии им места в общественной жизни, о том, чтобы все его творчество находилось во взаимосвязи с проблемами дня. В русской интеллигенции всегда было сильно чувство ответственности, вины перед народом, принято было ругать государство, обвинять его политические структуры в бедствиях народа, сам же народ выступал в роли обиженного и оскорбленного. В немалой степени так оно и было, но история не один раз опровергала такую однозначную, узкую точку зрения. Но сейчас, в который уже раз, звучат слова, что писатель должен к чему-то призывать, кого-то куда-то вести, вдохновлять на какие-то поступки и т. д. Но как можно творить, писать, с целью добиться своим произведением каких-то изменений в обществе? Когда об этом думаешь в процессе работы, не можешь быть искренним. Это опять же пресловутый заказ. Но если теперь не государственный заказ, то на злобу дня.

Искусство для общества, для народа только тогда истинное, когда оно «чистое». Как можно толковать о воспитании народа, о развитии его этими произведениями, когда они (произведения) подстроены под этот необходимый в данный момент уровень развития. Перспектив нет. Это развращает сознание.

Но когда поэт пишет, не думая о нуждах общества, не ставя перед собой каких-то конкретных целей, кроме своей обязательной – сказать то, о чем думаешь и сказать искренне, в этом и есть его предназначение. Сказать то, о чем не можешь молчать, и вложить в это свою душу. Тема не важна. Необходимы только дар свыше, труд и душа. И именно такими произведениями поднимается общий дух людей, пусть что-то сложно, но когда-нибудь все поймут, что это и есть настоящее.