Инквизитор - Аяла Франсиско. Страница 5
На мгновение заколебался епископ при неслыханной этой дерзости, но потом, послав Секретарю вялую извинительную улыбку, словно ища у него понимания, пустился в долгое путаное объяснение о необходимости исполнять определенные формальности, которые, конечно, причиняют порой неоправданное беспокойство, но, безусловно, неизбежны ввиду высочайшего предначертания– блюсти неусыпно чистоту веры и учения Господа Нашего Иисуса Христа… Нескончаемо тянулся этот сумбурный и временами бессвязный монолог, и нетрудно было заметить, что слова текут иной, нежели мысли, дорогой. Пока говорил прелат, горящий взор Марты устремился на плиты пола, затерялся затем в лепных украшениях залы и наконец вновь напрягся, дрожащий, как шпага, когда тоном, отвергающим привычную нерешительность и сдержанность в выражениях, девушка прервала епископа.
– Я страшусь подумать, – произнесла она, – что случись моему отцу быть на месте Каифы, то и он не узнал бы Спасителя.
– Что хочешь сказать ты этим? – встревоженно вскричал епископ.
– Не судите, да не судимы будете [ Библия, Мтф., VII , 1. ].
– Что хочешь сказать ты этим? – повторил он в смятении.
– Судить, судить, судить. – Голос Марты звучал теперь раздраженно, но был при том невыразимо грустным, подавленным и почти неслышным.
– Что хочешь сказать ты этим? – в вопросе уже слышались угроза и гнев.
– Я спрашиваю себя, – ответила она медленно, опустив глаза, – как можно быть уверенным, что второе пришествие не произойдет столь же тайно, как первое.
На этот раз не выдержал Секретарь.
– Второе пришествие? – пробормотал он, словно про себя, и замотал головой.
Епископ, побледневший при словах дочери, бросил на него беспокойный, полный тревоги взгляд. Тот продолжал качать головой.
– Замолчи, – приказал прелат с высоты своего кресла, но, восставшая, неистовая:
– Как знать, – вскричала она, – не находится ли среди тех, кого изо дня в день хватаете вы, пытаете и осуждаете, Сын Божий?
– Сын Божий! – снова изумился Секретарь. Он казался возмущенным и выжидательно смотрел на епископа.
Тот, объятый ужасом, только и смог спросить:
– Понимаешь ли ты, дочь моя, что говоришь?
– Понимаю. Хорошо понимаю. Можешь, если угодно, отправить меня под стражу.
– Ты безумна, иди.
– Меня, свою дочь, ты не станешь судить? Самого Спасителя ты б заживо отправил на костер!
Епископ склонил влажный от испарины лоб; губы его дрогнули в мольбе: «Поддержи меня, Отец Авраам!»; затем он подал Секретарю знак. Тот понял, другого он и не ждал. Достав чистый лист бумаги, Секретарь обмакнул перо в чернильницу; и долго еще слышен был только скрип его по шероховатой бумаге, в то время как смертельно бледный епископ сидел, уставившись на свои ногти.