Изгой - Портер Дональд Клэйтон. Страница 74

Леса на острове очень отличались от лесов на материке. Деревья здесь были малорослые, они редко превышали пятнадцать футов. Даже кусты плохо росли на соленых океанских ветрах.

Гуроны прошли по главной дороге, которая вела в восточную часть городка, и тут Ренно впервые внимательно разглядел Луисберг. Крепость произвела на молодого индейца сильное впечатление, он никогда раньше не видел таких больших крепостей. По внешнему периметру она была окружена высокой каменной стеной с башнями через каждые двадцать футов, и на каждой башне была установлена пушка. Не зря французы гордились своим фортом, он действительно был неприступным.

На определенном расстоянии вдоль наружной стены возвышались дополнительные форты. Позже Ренно узнал от Филиппа, что таких фортов было в общей сложности двадцать семь, все они соединялись друг с другом подземными переходами. Самый большой, пятиэтажный, форт возвышался на плато над заливом. Форт был сооружен из больших валунов и оснащен сотней пушек, причем артиллеристы, обслуживавшие эти орудия, проживали тут же.

Внутри крепости стояло много зданий, в том числе бараки для солдат, красивые дома для офицеров и частные домики для командующих. Тут также были отдельные квартиры для военно-морских офицеров, которые иногда сходили на берег и проводили какое-то время в форте. На якоре в заливе стояло пять боевых кораблей: три фрегата и два шлюпа. В форте было несколько плацев, но почти все были заняты индейцами – они установили там палатки и вырыли ямы для очагов. Ренно сразу заметил, что гуроны мало общались с индейцами других племен. Иногда в лагерь гуронов ненадолго заходил какой-нибудь вождь или старший воин оттава, но алгонкины никогда не появлялись среди гуронов. Последние их ни во что не ставили. Все знали, что алгонкины сильны числом, но не доблестью или мужеством.

К западу от Луисберга содержались большие стада коров, их постоянно пополняли. Животных привозили из Франции. За скотными дворами помещались курятники. В форте всегда были в достатке молоко и яйца, но гуроны, так же как и сенека, не употребляли подобную пищу. Французы специально для них поставляли кукурузу, бобы и говядину, которая нравилась индейцам гораздо меньше привычной оленины или лесной дичи. Рыбу индейцы ловили сами, а весной и осенью охотились на гусей, уток и других перелетных птиц. Ренно узнал, что, хотя вообще покидать Кейп-Бретон без соответствующего разрешения запрещается, гуроны иногда потихоньку пробираются на материк, чтобы поохотиться. Наверняка Алан де Грамон об этом знал, но сознательно закрывал глаза.

Ренно поселили в одну палатку с двумя другими старшими воинами гуронов, и на следующий день после приезда они показали ему весь форт. Передвижения индейцев по форту никто не ограничивал, запрещалось лишь покидать сам остров, и индейцы часто ходили на рыбалку поодиночке или небольшими группами.

Ренно почувствовал себя свободнее, так он мог спокойно обследовать почти весь остров. Оставались лишь форты на дальних оконечностях острова. Дорога туда и обратно заняла бы больше одного дня. В отличие от солдат индейцы были людьми свободными, и никаких обязанностей в форте у них не было. Солдаты, напротив, каждый день стояли караулы и по нескольку часов занимались на плацу. Они упражнялись в стрельбе из мушкетов. Сначала Ренно обрадовался такому порядку, но вскоре уже места себе не находил от безделья. Он видел, что и многие гуроны тоже изнывают, не находя занятий.

Однажды его ленивая жизнь была нарушена. Его вызвали в дом Алана де Грамона. Полковник ждал его в уютной гостиной; в парике и форме французской пехоты он мало походил на вождя гуронов.

– Я хочу поговорить с Ренно о сенеках, – сказал он. – Сколько воинов могут выставить в бой сенеки?

Ренно знал, что должен ответить на этот вопрос, ведь он изменник, и порадовался про себя, что отец предвидел подобную возможность и подсказал ему, что говорить в таких случаях.

– Количество воинов постоянно меняется, – сказал он.– Раньше было не столько, сколько теперь, и в будущем будет по-другому.

Грамон не сдавался:

– Если сенеки выйдут на тропу войны, когда станет тепло и на деревьях появятся листья, сколько воинов пошлют они тогда?

Ренно сделал вид, что задумался, потом повторил слова Гонки:

– Десять раз по сто.

Грамон удивился и сощурил глаза:

– Не больше?

– Многие воины слегли от плохой болезни, когда на земле лежал снег, – сказал он.

Полковник знал, что иногда в племенах вспыхивала эпидемия оспы. Он не слышал, чтобы в землях сенеков свирепствовала оспа, но прекрасно знал, что ирокезы подобные новости будут тщательно скрывать.

– Когда придет лето, – добавил Ренно, – многие из больных окрепнут снова. Тогда сенеки пошлют в бой две тысячи воинов.

Это число совпадало с приблизительной оценкой самого Грамона, и он остался доволен. Приятно узнать, что сенеки сильно ослаблены эпидемией оспы.

– Сколько воинов пошлют другие ирокезские нации? – Ренно знал, как ответить и на этот вопрос. Хотя на самом деле ему прекрасно известно, сколько воинов могут выставить другие нации, он изобразил на лице презрение и насмешку.

– В землях сенеков, – сказал он, – старший воин не участвует в советах сахемов.

Воины-ветераны гуронов тоже ничего не знали о военных планах своих вождей, так что Грамон вынужден был принять ответ Ренно. Полковник, правда, попытался еще выудить из него важную информацию, но ничего существенного не добился и отпустил.

Ренно заметил выражение глаз своего врага. Трудно было сказать, поверил ли ему Золотой Орел, но Ренно видел, что тот все еще подозревает его.

От нечего делать Ренно решил разыскать сэра Филиппа Ранда. Он видел его лишь издали сразу после прибытия в Луисберг, а с тех пор прошло уже девять дней.

Ренно беззаботно бродил по форту. Здравый смысл подсказывал ему, что майора наверняка поселили с кем-то из французов, и вскоре он уже нашел здание, где были расквартированы французские офицеры. К этому времени молодой сенека уже немного разбирался в знаках отличия французской армии и потому не задерживался среди лейтенантов и капитанов. Но когда он заметил, как в какое-то здание входят два майора, то замедлил шаг, а потом и вовсе остановился у флагштока, который был хорошо виден из окон двухэтажного каменного здания. Ренно делал вид, что вынимает попавшую в глаз соринку.