Дерзкий поцелуй - Портер Маргарет Эванс. Страница 19
Ему хотелось узнать ее возраст, но ни шутками, ни лестью он не мог заставить ее открыть эту тайну.
– Весной и летом здесь более оживленно. В сезон по дорожкам гуляют толпы людей, и проезжая часть бывает забита. Принц Уэльский глазеет на пышнотелых дам или принимает парады.
– Я не хочу смотреть на парады и даже на принца, – заявила она, – но я бы с удовольствием помчалась галопом и перепрыгнула через пару каменных оград. Степенная прогулка шагом не входит в мое представление об укрепляющем упражнении.
Черная с белым лошадь Гаррика, Ласточка, мотнула головой вверх и вниз, как будто соглашаясь с ней.
– Вы должны сдержать нетерпение, пока не окажетесь в Оксфордшире. Я возьму вас охотиться на лис, в это время года Эдвард со своими гончими охотится три раза в неделю.
Хотя он терпеть не мог проводить время в Лэнгтри, теперь он ждал этих рождественских празднеств с нетерпением. Ни один мужчина не может остаться святым рядом с веткой омелы.
Пегая и гнедая лошади дружно шли иноходью по грудам опавших листьев. Мужчина и женщина пробирались пешком по роще. Заметив Гаррика, молодая женщина обратилась к спутнику и горячо сказала ему что-то, а затем повернулась и быстро направилась в другую сторону. Полы ее плаща разошлись, на мгновение показав округлый живот.
– Лондонцы могут быть такими грубыми, – заметила Лавиния.
– У этой леди есть повод меня избегать, – мрачно ответил он. – Когда я был с ней знаком, она звалась мисс Холси – девушкой, на которой я чуть не женился. Этот мужчина – ее муж.
– Вы видели, она...
– Да, в интересном положении.
– Вы разбили ей сердце. Так мне говорила миссис Брюс.
– Некоторые сердца слишком хрупкие. Серене было всего девятнадцать, она была слишком молода, чтобы быть уверенной в своих чувствах или чтобы правильно истолковать мои.
Лавиния вздернула подбородок, в ее глазах засверкали серебряные искорки.
– Так, ужасная правда выходит наружу! Сегодня вам исполняется девятнадцать лет.
– Я не понимаю, что страшного в расторжении помолвки, – покраснев, произнесла Лавиния.
– У меня была репутация – заслуженная, хочу добавить, – распутника. Мое пьянство и любовь к азартным играм, воспитание, полученное за границей, – все это уже было плохо, но распутство создало мне скандальную репутацию. Широко распространенная версия гласит, что во время нашей помолвки я воспользовался слабостью мисс Холси и, добившись своего, бросил ее и смылся. – Взгляд серых глаз Лавинии его охладил. – Это неправда. Мне нужны были ее деньги, а не ее девственность. По крайней мере, я так думал, пока ко мне не вернулся рассудок.
– Нет причин, по которым взаимная привязанность не может расцвести в браке по расчету.
– Очень мило, – фыркнул он. – Вас, девушек, учат верить в эту чепуху? Я больше люблю Ласточку, чем когда-либо любил Серену Холси. Я навлек на себя проклятие, спасая нас обоих от несчастливого брака. Они называли меня негодяем, охотником за наследством, обманщиком. Торговцы, которые радостно предоставляли мне кредит во время моих встреч с богатой наследницей, послали мне свои счета, едва заслышав о расторжении помолвки. Я заложил свое имущество, чтобы расплатиться с долгами, у меня остались только моя одежда и двое друзей – Моллюск Парфитт и Франческа. Мой брат-ханжа, который в то время соблазнял чужую жену, сообщил мне, что мой долг – покинуть Англию. Что я и сделал с радостью.
Когда они вернулись на Сент-Джеймс-сквер, Лавиния вежливо поблагодарила его за прогулку. Это был для нее особенный день, а он, вместо того чтобы веселить ее, рассказывал о своем отвратительном прошлом.
Фрэнсис вышла из своей гостиной.
– Лавиния! – воскликнула она весело. – Я так рада, что ты вернулась. Пришел посетитель, он хочет тебя поздравить.
Гаррик поплелся за ними без приглашения и стал свидетелем реакции лорда Ньюболда на Лавинию в красной амазонке для верховой езды. Тонкие губы его раздвинулись, жидкие брови выгнулись, изображая восхищение, что уязвило Гаррика больше, чем он ожидал. Но к своему облегчению, он не увидел сияния на лице молодой леди. Тогда он рассердился на себя за то, что заметил это, – и обеспокоился.
По правде говоря, Лавиния Кэшин не подходила для роли маркизы. Да, она была красива, но красота жены, как правило, необязательна, она могла привлечь слишком много поклонников, к неудовольствию мужа. Ее происхождение тоже не было особенно впечатляющим. Более того, Ньюболд, тусклый, как вода в канаве, несомненно, будет считать недостатком ее острый ум. И ей никак не могло помочь то, что ее отец уехал куда-то, оставив ее одну, вместо того чтобы присматривать за ее дебютом в обществе.
Если бы ему предложили пари на вероятность брака алчной островитянки с денежным аристократом, Гаррик бы поставил против.
Глава 9
В один из вечеров, когда Гаррик обучал Лавинию игре в пикет, лакей принес ей письмо:
– Для вас, леди.
Она взяла письмо с серебряного подноса. Хотя на конверте не было надписи, она была уверена: оно от отца или от его поверенного.
– Прочитайте его, – посоветовал Гаррик.
– Позже. Я все еще жду, когда вы объявите свои очки.
– Малая квинта. – Чтобы проиллюстрировать свои слова, он разложил свои двенадцать карт на инкрустированном столике. – Валет, десятка, девятка, восьмерка и семерка – пятнадцать очков. Я добавляю еще четыре за эту последовательность червей и еще три за три мои десятки. Пятнадцать и семь – двадцать два. Если бы у меня было тридцать восемь очков, это было бы репике.
Лавиния беспомощно уставилась на свои карты.
– Мы только начали, а я уже запуталась. Моя бабушка говорила, что азартные игры – зло; теперь я начинаю думать, что она была права. Нам не разрешалось держать в доме карты.
– Вы обвиняете меня в том, что я подрываю ваши моральные устои тем, что учу вас играть в пикет?
– Нет, в том, что вы вызываете у меня головную боль, – парировала она.
– Благодарю за комплимент. Я собирался научить вас и фараону тоже. Когда я открою свой игорный дом, мне понадобится крупье, а крупье-женщина наверняка привлечет клиентов.
– Вы шутите!
– Я абсолютно серьезен, моя милая. – Под столом его нога пролезла между ее шлепанцами, затем потерлась о ее лодыжку.
От его прикосновения по коже Лавинии побежали мурашки; ласка заставила ее сердце забиться быстрее. Смутившись, она взяла письмо. Плохая бумага, почерк мужской, незнакомый.
– Послание от покинутого обожателя?
Не обращая внимания на насмешку, она вглядывалась в каракули.
Дорогая леди,
Отдав рубины, находящиеся у вас, вы сможете предотвратить скандал, который погубит вас и вашего отца. Его несчастья и местонахождение будут раскрыты, если вы не согласитесь. Мое следующее послание укажет вам дорогу к месту встречи – вы появитесь там в назначенное время или жестоко пожалеете в случае отказа.
Подписи не было.
Лакей вошел в гостиную, чтобы заменить свечи в подсвечниках.
– Альфред, ты видел человека, который принес это письмо? – спросила она, пытаясь скрыть панику.
– Это был молодой оборванец, миледи, в рваной куртке и грязных штанах, – ответил слуга, прежде чем уйти.
Эти леденящие кровь строки сочинил явно не мальчик.
Гаррик закончил выкладывать вертикальный ряд карт.
– Таинственный любовник назначил вам свидание?
Лавиния слабо улыбнулась в ответ. Она подошла к камину, бросила обличающее ее письмо в самые красные, горячие угли. Края письма стали коричневыми, затем почернели и превратились в пепел.
– Это, наверное, счет от торговца – я сам сжег много таких. Придет еще один, я уверен.
– Надеюсь, что нет, – зло заявила она.
Ее отец, она знала, жил среди грубых и беспринципных людей и много вечеров провел в тюремной пивной. Он мог описать драгоценности Баллакрейнов своим приятелям под влиянием крепких напитков или пытаясь доказать, что он граф. Любой заключенный тюрьмы Королевского суда – или любой посетитель – мог его подслушать. Он знал, что она наденет фамильные драгоценности на концерт в Ганновер-сквер; возможно, он упомянул и об этом. И это значило, что между попыткой ограбления и письмом с угрозами была какая-то связь.