Опасные забавы - Портер Маргарет Эванс. Страница 35

– Это Джер со своей собакой.

Естественно, Розали сразу узнала своего работодателя – сходство портрета с оригиналом было безошибочным. Художник Хоппнер сумел уловить доброжелательность герцога, столь знакомую девушке, и передал его характерную, несколько странную и экзальтированную позу. Розали не сказала ни слова, опасаясь показать Ниниану, как она скучает по его опекуну. Она направилась к следующей картине, продолжая задавать мальчику вопросы.

В сочельник обитатели замка собрались в часовне на дневную проповедь мистера Пенфилда. Гирлянды остролиста украшали медную ограду алтаря, а красные ягоды выделялись на темных каменных и деревянных сводах. Во время службы Розали замерзла, ее пальцы и ступни так онемели от холода, что она чувствовала себя застывшей, подобно мраморным изваяниям на гробницах Марчантов.

К счастью, в классной комнате, ставшей ее гостиной, были большой камин и ящик для угля. Проведя сокращенный урок с Нинианом, она отпустила его и села писать поздравительное письмо тетке. Однако ее прервала горничная, привлеченная вниз шумом. Она вручила Розали письмо из Лондона.

Увидев знакомый почерк Мери Гримальди, девушка быстро развернула лист. Но, когда она кончила читать, ее настроение изменилось и она всерьез задумалась.

Не то чтобы приятельница сообщила ей дурные новости, скорее, наоборот. Рождественская пантомима в Друри-Лейн сделалась очень популярной, а выступление клоуна Джо в роли жестокого вегетарианца произвело в Лондоне настоящую сенсацию. Его портреты в этой роли выставлялись в витринах магазинов чаще изображений принца Уэльского, а новые шутки обсуждались почти каждый день, подобно биллю о регентстве.

Розали от души порадовалась успеху Джо, но когда прочла вырезанную из газеты статью – рецензию на первую поставленную в сезоне оперу (Мери приложила ее к своему письму), – ею овладели совсем иные чувства. Критик издевался над режиссером Королевского театра за неверное распределение ролей. Особое неудовольствие у него вызвала полная, широколицая певица-сопрано, исполнявшая трагическую партию Заиры. Он беспощадно описал синьору Бертинотти, заметив, что при такой комплекции ей куда больше подходят нож и вилка, а не кинжал. Ее игра разочаровала анонимного критика, и он уклонился от оценки балета, заметив вскользь, что это «Персидская жена», спектакль Росси, поставленный прошлой весной.

Описание победы Гримальди и поражения синьоры не просто разожгли желание Розали вновь оказаться на сцене. После этого письма она уже не могла восхищаться ни обедом для слуг, ни их вечерним балом. Когда лакеи и горничные закружились в шумной сельской пляске, она принялась обдумывать предстоящий разговор с лордом Свонборо о своем немедленном отъезде.

Но перед сном она решила, что незачем портить праздник Рождества юному лорду, пусть даже ее собственный основательно испорчен. С этой новостью можно и повременить.

Ниниану позволили на несколько дней прервать занятия, и без того не слишком обременительные, и в праздники он с удовольствием играл в биллиард, карты и в шарады. За вечерним обедом он, Розали и мистер Даффилд съели жареного гуся, тушеную куропатку, тушеную морковь, пирог с козлобородником и пудинг со сливками. После столь плотного обеда граф заметно отяжелел и вскоре лег спать, сказав, что завтра должен проснуться пораньше и отправиться с собаками на охоту.

В День подарков он и грум выехали на охоту в аббатство Свонборо. Вернулся он поздно, вновь плотно пообедал и, прежде чем удалиться в библиотеку со своими наставниками, подкрепился апельсинами, засахаренными фруктами и жареными каштанами.

Вытерев пальцы носовым платком, Ниниан отрывисто и безапелляционно заявил:

– Сыграем в «Дракона».

– Я не знаю как. – откликнулась Розали.

– Проще и быть не может, – заверил ее мальчик.

Ученик на какое-то время стал их учителем, и через несколько минут Розали склонилась над чашей с разогретым бренди, ловко вытащив горячие смородины. Ниниан, затеявший эту игру, первым устал от нее, но Розали и гувернер остались рядом с огнем и продолжали состязаться, покуда молодой лорд, растянувшись на диване, что-то записывал.

Вскоре он поднял голову и спросил:

– Как будет по-французски «восхитительный».

– Ravissante, – рассеянно ответила Розали; ее внимание было целиком сосредоточено на неярком голубом пламени в чаше. Зная, что быстрый, решительный поступок лучше всего, она опустила руку, достала новую горячую ягоду и бесстрашно съела ее.

Ниниан опять приподнял голову.

– Какого цвета у вас глаза, мадемуазель?

– Зелено-голубые, – попробовал определить мистер Даффилд.

– Скажите, пожалуйста, по-французски.

– Bleu-vert, – перевела Розали.

Герцог Солуэй, незаметно вошедший в комнату, заявил:

– Elle a les yeux turquoise [25] .

– Джервас! – радостно воскликнул Ниниан.

Гувернер и преподавательница поднялись с ковра, но хозяин жестом просил их не прерывать игры:

– Но «Смотри, не задавайся, Чересчур не заиграйся. И не жадничай, хватая. За Драконом чудищ стая Тебя сразу заберет!» – Герцог повернулся к дивану и спросил:

– А почему ты не играешь, Ниниан?

– Я пишу стихи. По-французски, – многозначительно пояснил мальчик. – Они посвящены мадемуазель.

Розали безуспешно попыталась разгладить складки на юбке и сказала:

– Я дала задание молодому лорду, но не предполагала, что стану героиней его стихов. – Она сугубо по-галльски пожала плечами и заключила: – On essaie de faire des progres [26] .

– Похоже, что вы добились немалого успеха, – согласился Джервас. – Уж если Ниниан решил провести День подарков в занятиях такого рода!..

– А где тетя Элизабет? – поинтересовался Ниниан. – Неужели она осталась в Кавендер-Чейз?

– Она отправилась а гости в Дебришир вместе с Офелией и Хедингтоном и полдюжиной их детей. Мы расстались с Мирандой и Джастином сразу после крещения младенца и в сочельник были уже в Хедингтон-Холл.

– А на кого похож ребенок Миры?

– Девочка совсем крошечная, – сообщил Джервас. – У нее синие глаза, совсем как у тебя, и такие же темные.