Час новгородской славы - Посняков Андрей. Страница 51

В успехе похода никто из московитов не сомневался. Будет так, как три с лишним года назад на Шелони. Даже еще хуже для новгородцев. Что у них изменилось-то за три года?

Зря так думали. В Новгороде изменилось многое. Начиная от запрета нового холопства и кабальных договоров и заканчивая открытием университета с православным богословским факультетом, между прочим. И кто теперь светоч православия – Москва или Новгород – еще хорошенько подумать надо. Далее: усилилась роль самоуправления городских концов. Да что там концов – улиц! Уличане превратились в мощную силу, имеющую представительство на общегородском собрании – вече. Вече тоже изменилось – не узнать. Не криком теперь решения принимали, а строгим подсчетом голосов – по черным и белым шарикам. Для того и урны поставили.

Вообще же, главной своей заслугой в деле безопасности Новгорода Олег Иваныч считал отнюдь не повышение авторитета разведки, не создание профессиональной армии и флота, а один маленький, казалось бы, закон, прошедший, впрочем, с трудом на Совете Господ – верхней палате новгородского парламента – веча. Закон касался смердов, свободных крестьян-общинников, чьи права на землю постоянно нарушались. Что и запретил закон. Отныне земельная собственность смердов, именовавшихся теперь «свободные земледельцы», признавалась и защищалась самим Господином Великим Новгородом. Также несколько постановлений касались свободы уличной торговли и давали ряд прерогатив мелкому торговому люду. Все эти законы направлены на одно – создать Республике мощную социальную базу. Что и сделано. И если на Шелони всячески третируемым боярами смердам было, по большому счету, все равно, кто победит, то сейчас совсем другое дело. От добровольцев в ополчение не было отбоя. Даже брали туда далеко не всех, а только прошедших в течение последнего года специальные воинские сборы.

Узнав о пути московского войска, Олег Иваныч и новый тысяцкий Игнатий Волк решили не прятаться за городскими стенами, давая возможность врагу безнаказанно жечь посады, а выйти навстречу и дать бой у Ильменя.

Иван и его воеводы тому не удивились – их войсковая разведка тоже работала неплохо. Однако московиты были поражены другим: четкостью и слаженностью новгородского войска.

На болотистой равнине близ озера Ильмень – под ногами кое-где чавкала жижа – ранним утром 21 сентября 1474 года выстроились новгородские полки.

Впереди узенькой линией – конница, раз в десять меньше, чем московская.

За нею, на флангах, в кусточках, скрытно расположилась артиллерия.

Между пушками стройными рядами каре – отряды пехоты, наемной и ополчения. И те и другие подчинялись единому командованию – тысяцкий Игнатий Волк не новичок в этих делах. Прихотливая судьба младшего боярского сына, практически лишенного наследства, помотала его почти по всей Европе, от Швеции до Швейцарии.

Пехотинцев Игнатий поставил в шестнадцать квадратов, по четыреста двадцать человек каждый. На углах квадратов – с зажженными фитилями, тщательно прикрывая затравные полки ладонями (от преждевременного выстрела), в спокойном ожидании аркебузиры.

Стороны состояли из четырех рядов пикинеров, вооруженных длинными пиками, причем наибольшая длина – более пяти саженей – у пик в последних рядах. Ощетинившиеся, словно еж, пикинеры готовились прикрывать аркебузиров и отражать атаки конницы. В середине квадрата располагались ратники ополчения: в центре – мечники, пращники, алебардщики, по краям – лучники и самострельщики.

Все ждали.

Войско Ивана Московского пошло в наступление тремя группами.

Первая – панцирная тяжелая конница под командованием знаменитого воеводы князя Дмитрия Холмского должна прорвать узкую линию новгородских рыцарей и смять, опрокинуть, уничтожить пехоту.

Войска правого фланга – легкая дворянская конница плюс союзные Москве татары царевича Данеяра – брали на себя уничтожение артиллерии, ну и затем ударили бы по новгородской пехоте с фланга.

Левый фланг – отборную конницу и тяжеловооруженную пехоту – Иван Васильевич оставил под своим командованием и, осторожности ради, решил пока в бой не бросать. Скорее всего, и не понадобится. Впрочем, на все Божья воля.

Кровавое солнце взошло над Ильменем, и черные тени воинов отразились в холодных серебряных водах. Две рати стояли напротив друг друга – Новгород и Москва. Два непримиримых врага – свобода и тирания. Силы были примерно равными, но московское войско могло быть гораздо большим. Если бы пришли псковичи. Не пришли… Если бы пришли-поддержали тверичи. Не поддержали… Если бы – ярославичи… Никого из них не было. То принесла свои плоды продуманная внешняя политика Новгорода. Правда, и новгородцам они не помогали. Что ж, можно понять, особенно псковичей. К Москве привыкли, ее боялись, а Новгород… Новгород далеко, хоть и немало там теперь учится тех же тверичей или ярославцев.

Сидя на небольшом холме, в золоченом кресле, Великий князь Московский Иван поднял левую руку и медленно опустил ее, словно открыл шлагбаум.

И сейчас же запели боевые рожки, заиграли дудки, с криком и дикими воплями московское войско бросилось вперед.

– Москва! Москва! Москва!

Новгородцы спокойно ждали. Лишь ветер развивал синие знамена с изображением Святой Софьи.

Все ближе и ближе закованные в пластинчатые латы всадники.

– Москва! Москва! С нами Святой Георгий! – кричали московиты. А некоторые кричали: – Шелонь!

Победа или смерть!

Олег Иваныч вместе с тысяцким и охраной наблюдал за ходом битвы с кручи у самого берега. Увидел, как одним ударом смели стальные московские всадники куцую новгородскую конницу – прорвали, отбросили в стороны, даже не заметив… Нет, кое-где все ж таки завязались стычки. Но основная-то масса… Боже, как же их много! Все-таки прорвались, бросились на пехоту…

И тут ударила новгородская артиллерия – с флангов, из кусточков. Словно коса по пшеничному полю, прошлись по московским всадникам каленые ядра. Много выстрелов прошло и впустую. Оно и понятно! Поди попади из пушки в скачущего во весь опор всадника.

И вот она, новгородская пехота! Вот оно, сиволапое ополченное быдло!

Из горла панцирных бояр вырвался победоносный крик. Сейчас мы вас! Растопчем, разорвем, смешаем с грязью. А пока пушкари презаряжают свои пушки, ими займутся татары да дети боярские в тегилеях. Вон они уже скачут на правом фланге.

– Москва! Москва! Мос…

Бахх!!!

…ква!

Выстрелы аркебузиров смели половину всадников. Замялись враги, закружили – не ждали такого отпора. Но быстро опомнились. Сообразили – для перезарядки аркебуз тоже необходимо время. И вот этого-то времени нужно было новгородцам не дать.

– Москва! Москва!

Оставшиеся в живых панцирники – а их все еще было довольно много, куда больше, чем новгородцев – поскакали на стройные ряды новгородской пехоты.

Раздалась команда – ряды пикинеров разомкнулись, пропустили за свой строй аркебузиров и снова сомкнулись, ощетинились пиками.

И хваленая московская конница застряла перед непреодолимой преградой! Несколько всадников с ходу налетели на пики… Другие заметались, отъехали немного назад…

Снова прозвучала команда. Пикинеры разомкнулись на два шага. И во всадников полетели стрелы!

А когда разъяренные московиты вновь перешли в наступление – снова напоролись на пики.

Вовремя сообразили – подтащили пушки. Один выстрел, второй – и вот уже в рядах пикинеров проделаны кровавые бреши. С криком, с улюлюканьем, с воплями бросились в брешь московиты:

– Москва! Москва!

Пало одно каре, второе… Остальные держали строй, что их сейчас и спасало.

– Посыльные! – щелкнул пальцами зорко наблюдающий за битвой Игнатий Волк, в легкой английской бригантине из шеффилдской стали, крытой зеленым бархатом. – Скачите на правый фланг! Пусть выпускают лучников и алебардщиков. А те не за конницей должны гоняться. Пусть займутся пушкарями. Ясно?!

– Ясно, господине!

Посыльные умчались.