Черный престол - Посняков Андрей. Страница 55

Ирландец отрицательно покачал головой.

— А я заметил, — продолжал ярл. — Слишком высоко для груженых. Между тем тюки с товарами разложены у самых бортов, словно их некуда больше деть. Так для чего всё это? Или для кого? Правильно, для нас, глупых. Раз уж мы знаем, что Харинтий выполняет поручение Дирмунда, то — вот вам, следите, валите вслед за ним в древлянскую землю, где, конечно же, ничего интересного нет, а они тем временем...

— Значит, они раскрыли Ярила Зевоту, — мрачно кивнул Ирландец.

— Выходит так, — согласился ярл. — И подставили нам. Или просто использовали, ничего ему не сказав... Жаль парня.

— Да, нет уж его в живых. — Ирландец потянулся. — А чего его жалеть-то? Дело свое выполнил, нам честно рассказал про радимичей — ведь именно оттуда вернулся как-то Ильман Карась, а мы прохлопали.

— Но ведь я был уверен, что Харинтий Гусь повернет к радимичам!

— А он повернул к древлянам. А мы...

— За ним. Как полные придурки! — Хельги грустно усмехнулся. — Что ж, надо исправлять ошибки. И как можно быстрее. С утра поворачиваем обратно. Буди-ка кормщика...

Кормщик, русоголовый мужик лет тридцати, невыспавшийся и лохматый, влез в шатер и вопросительно уставился на Хельги:

— Звал, боярин?

— Далеко ль до радимичской земли? — вместо приветствия поинтересовался ярл.

— По рекам до Чернигова дня четыре.

— А так?

— А так — вон она, как раз на этом берегу начинается. Знать, куда идти, — пешком быстрее будет добраться.

— Вот именно: знать бы куда. — Хельги вздохнул и тут же встрепенулся: — А впрочем, как не знать? Место должно быть глухое, дикое, почти непроходимое, для непосвященных, но, с другой стороны, и не очень далекое от селений, где-нибудь меж крупными градами.

— Ну, тогда вам отсюда — точнехонько на восход. Через день-два меж Черниговом и Любечем как раз и окажетесь. Там и чаща, и лес, и болотины.

— На восход, говоришь? А ты сам-то те места знаешь?

— Нет, боярин. По рассказам только. Да там селений хватает, ежели заплутаете — ужо дорожку-то спросите, есть у кого. Возьми вон парней с собой, две пары гребалей только оставь, уж мы с ними — в обрат.

— Погоди в обрат. Гребцов тебе оставлю, даже серебра дам больше, чем уговаривались. Только не торопись в обрат. Поплывите-ка за Харинтием еще денька два-три, да так, чтоб он вас хоть иногда видел где-нибудь на излучинах.

— Сполним, боярин. — Кормщик засмеялся.

Утром, простившись с кормщиком и оставшимися в однодеревке гребцами, Хельги-ярл, Снорри, Ирландец и еще четверо парней с ладьи, взяв с собой оружие и припасы, углубились в лес. Прямо в глаза им светило красное восходящее солнце.

— Рад, рад, Ильмане! — Лейв Копытная Лужа, сойдя с коня, обнял долгожданного гостя. Ильман Карась тоже был доволен, еще бы — без всяких приключений добрался почти до нужного места, теперь еще несколько верст по лесу — и всё. Привез припасы для нового острога, гвозди, топоры, пилы, а самое главное, новых отроков числом двенадцать — воинов для будущей дружины Дирмунда-князя. Отроки и несли все выгруженные с ладьи припасы. А позади них, под охраной стражи, угрюмо шагали пленники: Ярил Зевота и девчонки — Речка, Любима, Ладислава.

— Ба, какие к нам гости! — подъехав к ним ближе, изумился Лейв. — А мы-то думали — сгорели в пожаре. Богам будет приятно получить их в жертву. Молодец, Ильман! Всё будет доложено князю.

Ильман Карась поклонился низехонько. Ну и что с того, что молод еще Лейв-варяг, молоко на губах едва обсохло? Что с того, что туповат, зато жесток, исполнителен. За то и ценит его Дирмунд-князь, знал об этом Ильман, потому и кланялся — спина-то, чай, не переломится.

А Копытная Лужа чувствовал себя в новом острожке владетельным князем! До Дирмунда далече — когда еще тот приедет, — не то что на старом месте, у капища. Капище и здесь было — новое, тщательное обустроенное, на глухой поляне средь густого елового леса. Жаль только дуба не было, любимого дерева Перуна... и Крома. Зато были идолы, вырезанные из крепкого бука. Род, Святовит, Перун... И еще один — самый большой — безликий! Вкопанные в землю, они хмуро смотрели на каждого, кто осмеливался войти в узкие воротца ограды. На толстых губах никогда не пересыхала кровь. Бычья, куриная, кобылья и — пока лишь иногда — человечья. Пока...

Копытная Лужа не очень любил сам приносить жертвы — страшился гнева друида. Еще чего-нибудь не то сделаешь. Вот приедет Дирмунд-князь — тут у него все жертвы под рукой, выбирай любую: хочешь — светлорусого, с вороватыми глазенками парня, хочешь — прежних девок. Всех их, приведенных Ильманом, бросили в крепкий поруб, да не как раньше — надежную стражу выставили. Посидите покуда, а там...

— Хочешь ту златовласку, Немил? — проследив за взглядом отрока, с ухмылкой спросил Лейв. С некоторых пор Немил стал его доверенным лицом, в чем-то даже заменив старого слугу, лысого Грюма. Немил — круглоголовый, ноздреватый, страшненький — втянул в себя слюни. — Получишь. — Лейв похлопал его по плечу. — Только сначала выполнишь одно поручение.

— Я готов, боярин!

— Зайдешь вечерком в терем. — Копытная Лужа повернул от поруба прочь. На ходу обернулся к Немилу: — Смотри, запри их покрепче!

— Не изволь беспокоиться, — поклонился отрок и, подойдя ко всем девчонкам, по очереди попробовал — крепко ли скованы? Не удержался, провел рукой по щеке Ладиславы. Ух, красива девка! И скоро будет его.

Лейв совиным взглядом впился в проходящих мимо вновь прибывших отроков. Выбрал одного, светленького, подозвал, заговорил ласково. Опосля поманил Грюма, кивнул:

— Приведешь вон того ночью.

Сзади неслышно подкрался проводник Авдей, напомнил про расплату.

— Заплачу, заплачу, — замахал руками Лейв. — Разберусь вот со всеми только. Сам видишь — голова пухнет.

И в самом деле, туповатой башке Лейва было от чего пухнуть! В до того тихий и спокойный острог, словно по колдовству во мгновенье ока выросший в дремучих лесах меж Черниговом и Любечем, вдруг понаехала эдакая прорва народу! Парни — будущие волхвы, — которых привел Авдей, десять без одного, да двенадцать привезенных Ильманом отроков, да пленники в порубе, да стража... Тьфу ты. Шум от них один, гам да непотребство, что и говорить... Одначе, с другой стороны, кабы не столько забот, приятно было. Все ему кланялись, знали — кто тут хозяин.

Вечером в летний терем, где с удобствами расположился Лейв, вошел круглолицый Немил. Поклонившись, напомнил с порога:

— Ты, боярин, мне девку обещал.

— Обещал, обещал, отдам, — льстиво улыбнулся Копытная Лужа. Он почему-то — и сам не мог понять почему — побаивался этого звероватого парня. — Сперва дело.

Немил вопросительно уставился на него.

— Знаешь, где на болоте старая гать?

— Та, что идет от камня?

— Она... Так вот. Слушай внимательно, дело важное, сам Дирмунд-князь, ежели что не так, спросит! А спрашивает он, как ты знаешь, строго.

Немил сглотнул слюну.

Спаситель Никифора объявился к обеду, так что почти сутки молодому монаху пришлось стоять привязанным, ощущая спиной шершавую кору дуба. Молодой парень, почти отрок, с круглой, как котел, головой и широким носом с вывернутыми ноздрями, актером он был никудышным — вышел к дубу напролом, через кусты, словно знал, где и кого искать.

Не подав виду, Никифор сразу же бросился благодарить парня. Тот стоял хмуро, отвечая на расспросы весьма односложно.

— Откуда ты?

— Путник.

— А откуда и куда идешь?

— В Чернигов из Любеча. Говорят, там есть крес... хрис... хрис-те-а-не. — Немил, так звали спасителя, произнес это слово так неумело, что Никифор едва не расмеялся. Сдержавшись, спросил:

— Так ты, видать, тоже христианин?

— Угу, — кивнул Немил и, словно чего-то испугавшись, быстро добавил: — Только недавний. И ищу... этого... покоя и единения!

— Ищешь покоя и уединения? Похвально в столь юном возрасте. Что ж, тебе повезло. — Никифор улыбнулся. — Вряд ли ты обретешь всё это в Чернигове. Оставайся здесь, выстроим скит, сладим церковь. Только скажи сначала, кого ты признаешь больше — Папу или патриарха?