Из варяг в хазары - Посняков Андрей. Страница 2

— Все стрелы истратил? — поглядев на тетерева, недоверчиво осведомился Истома.

— Все как есть, чтоб меня Род забрал, — поклялся Найден, глядя на Истому веселыми, чистыми, как родниковые льдинки, глазами. — Увертливый попался. Да и темновато уже…

— Ладно, — махнул рукой Истома и, отдав тетерева Поздею, отправился в избу.

Найден проводил его взглядом и усмехнулся. Не нравился ему этот Истома. Слишком уж хитер, пронырлив. Да и хлипкий он какой-то, низкорослый, гадливый, недаром прозвали — Истома Мозгляк.

Найден украдкой потрогал оберег под рубахой. Разве ж без оберега солживил бы пред Перуновым дубом? А так… Нездешним был Найден, с севера, из словен ильменских, что жили у самого Нево — озера-моря, да не Перуну поклонялись, а владыке подземелий Велесу да подводному богу Ящеру. Вот такого-то ящера — небольшого, из светлой бронзы — и носил Найден на шее. Ящер помогал, — еще бы, недаром ведь многие так и прозывали народ Найдена — люди Ящера. Потому и не очень-то боялся парень Перуна, знал — ежели что, заступится Ящер. Вот и сейчас… Глядя вслед Истоме, отчего-то заподозрил Найден неладное. Что-то здесь было не так. Не понятно вот только — что? Вроде бы всё как и должно быть — капище, Перунов дуб, тайная жертва для тайного дела… Жертва… А где она, жертва-то? Тетерева уже жарили, никаких петухов-кур с собой не тащили, да и… Впрочем, а зачем тащить? Когда жертвы сами шли своими ногами. Найден вдруг похолодел, поняв, кто именно обречен на заклание. Кто-то из них, слуг, — Важен, Поздей или сам он, Найден. Вон и Мозгляк странно себя ведет — все топоры тишком от кострища убрал, спрятал подальше. Да и лук забрал, и про стрелы не напрасно выпытывал. Что ж делать-то? Бежать куда ни глядя? Так ночь, да и места вокруг глухие, незнаемые. В этакой-то чащобе живо пропадешь-сгинешь, не поможет и Ящер.

— Эй, Важен! — выглянул из-за ограды капища Истома Мозгляк. — Принеси-ка водицы.

Важен быстро поднялся на ноги, пошел к колодцу, взял стоящее рядом ведро из крепких буковых плашек, стянутых лыковыми обручами, нагнулся, набрал воды. Понес, улыбаясь чему-то.

А может, и не будет сегодня никакой жертвы? Может, уж слишком осторожничает Найден? С утреца ужо приведут кобылу, из тех, что у дороги привязаны, зарежут, а сегодня так пришли, пообвыкнуться. Да и как их в жертву-то принесешь, чай, ни он, Найден, ни Важен с Поздеем так просто стоять не будут, ежели вдруг кинутся, а в драке еще посмотреть надо, кто кого, ведь расчет ровный — трое на трое, а то, что те вооружены, да вои бывалые… так и Найден с Поздеем не в поле найдены, дубинному бою как-никак обучены, схватят вон с костра головни, иди-ка возьми их, попробуй! Так что напрасно мысли дурные лезут в лохматую Найденову голову, напрасно. Сонными захотят взять? Так вроде спать никто и не собирался.

Найден прислушался — из-за ограды капища, за которой исчез отрок, не доносилось ни звука. Постояв немного, Найден пожал плечами и пошел поближе к костру, к Поздею. Тот вполголоса мычал «веснянку»:

Весна-красна!

На чем пришла?

На чем приехала?

— На сошечке, на бороночке, — усевшись рядом, подтянул Найден. — На овсяном колосочке, на пшеничном пирожочке…

— Эй, робяты, — к костру незаметно подошел Истома, — пойдите-ка кто-нибудь подмогните отроку…

Найден поднялся.

— Сиди, паря, я подмогну, — махнул на него рукой Поздей. — Ужо разомну ноженьки.

Он ушел вслед за Истомой. Найден бросил в костер веток: раздался треск, искристо полыхнуло пламя, поднялось на миг аж до неба. Вот такие кострища разводили летом, на Купалу, и в его родной деревне, что затерялась средь лесистых берегов широкой реки Волхова. Взгрустнулось Найдену, вспомнилось, как напала на деревню белоглазая чудь — мужиков сразу всех поубивали, а детей да женщин — в полон. Продали потом кривичам. Найдену тогда едва двенадцать исполнилось, от кривичей и попал к полянам, в богатый Киев-град, к Никодиму-купцу. Хорош был купец, и дом его богат, да вот сгинули где-то его ладьи с товарами, разорился Никодим-гость, в долги залез. Вот за долги и пошел на торг Найден вместе с другими челядинами да холопями.

Где-то недалеко, у реки, завыл волк. Не по-обычному завыл — унывно, глухо, а совсем по-другому — яростно так, призывно, словно и вправду звал кого-то. Подзывал стаю? Если так — плохо дело, порежут звери лошадей, у дороги привязанных, хоть и оставлена там хорошая стража, да маловато их, не сладят со стаей. А как без лошадей отсель выбираться? Найден вздохнул и вздрогнул. Прямо из капища, словно бы в ответ волку, внезапно раздался такой же вой — дикий, громкий, страшный! И тот, дальний, волк, видно, прислушался, замолк. А потом ответил — заскулил жалобно, будто слепой щенок, словно признал того, что в капище, за старшего… А откуда в капище волк? Страшно стало Найдену. Откатившись от костра, он побежал к лесу, в противоположную от волчьего воя сторону. Оберег-ящер жег его шею, словно манил прочь от капища, и Найден не сопротивлялся этому зову, наоборот, прибавил шагу, проваливаясь по колено в темный ноздреватый снег. Вокруг обступали черные ели, больно били по лицу колючими лапами. Защищая глаза рукою, Найден упрямо шел вперед, всё дальше и дальше от поляны, наконец, задыхаясь, упал в снег под высокой сосной. Тяжело дыша, перевернулся на спину — высоко в небе сквозь темные прорехи облаков сверкали звезды.

— О мать-Мокошь, о Велес! — взмолился парень. — Не дайте пропасть, дайте выбраться.

А от капища послышался вдруг рассерженный рев, словно ярился там огромный чудовищный зверь. Найден рывком поднялся и, поплевав на руки, проворно полез на сосну.

— Так где же третий? — Длинноносый грозно взглянул на Истому. Черные глаза его пылали яростью. Вислоусый варяг вытащил из ножен меч. Истома повалился на колени.

— Не губи, княже! — гнусаво верещал он. — Сыщу беглого, сыщу.

Небольшой костер, разведенный посередине капища, тускло освещал вкопанный в землю идол Перуна и толпившихся вокруг него других богов — Рода, Даждьбога, Мокоши. У подножия главного идола, со связанными за спиною руками, валялись на земле двое слуг — Поздей с Баженом.

— Убери меч, Альв, — приказал варягу длинноносый и усмехнулся: — Что ж, придется Тору обойтись на сей раз без жертвы… ибо Перуна мы никак не можем обидеть. Хватит валяться, Истома, бери нож!

Мозгляк быстро вскочил на ноги, выхватил из-за пояса узкий ромейский кинжал и вопросительно уставился на длинноносого:

— Что прикажешь, Дир-боярин?

— Убей этого. — Боярин пнул в бок Поздея. Не заставив себя долго упрашивать, Истома Мозгляк бросился к пожилому слуге, чуть приподнял левой рукой голову, а правой умело перерезал горло. Поздей захрипел, задергался и затих, устремив глаза к небу. Из раны толчками вытекала кровь. Лежавший рядом Важен с ужасом глядел на окровавленные руки Истомы.

Удовлетворенно кивнув, боярин Дир нагнулся и, зачерпнув ладонями кровь, вымазал ею губы идола.

— О великий Перун, — тихо произнес боярин. — Я уважаю тебя и даю тебе славную жертву, не какого-нибудь курятю, и даже не лошадь, а человека. Да, это достойная жертва. Будь же и ты милостив и разреши мне сделать то, ради чего я сюда пришел. — Дир замолк, прислушиваясь к чему-то, затем снова кивнул и обернулся к варягу: — Перун не будет гневаться. Этого… — он указал на мертвого Поздея, — подвесьте за ноги к ветвям дуба, а этого… — боярин пнул отрока, — тащите к колодцу.

Варяг Альв и Истома поспешили исполнять приказанное. Истома и раньше-то побаивался Дира, ближнего боярина киевского князя Аскольда, а уж сейчас, когда черные глаза боярина горели пламенем Тьмы, и подавно. Что же касается Альва… Альв Кошачий Глаз — викинг из Трендалага — был знаком с Диром еще и раньше. Дирмунд Заика — вот как звали боярина на севере Норвегии, в Халогаланде, что не так и недалеко от Трендалага. И, по слухам, мало кто уважал Дирмунда на его родине, в Бильрест-фьорде, однако вот теперь… Теперь его многие побаивались. И не только потому, что он пришел в Кенугард вместе с Хаскульдом. Альв вон тоже пришел, и что? Так и остался простым викингом, а Дирмунд давно хевдинг, дружинный вождь, боярин по-местному. И кстати, не заикается больше. Да и взгляд у него — на что уж Альв человек смелый, а и у него мурашки по коже. Да и Хаскульд-конунг, говорят, Дирмунда побаивается. Все чувствуют — необычный человек Дирмунд, нелюдской какой-то. Чувствуют, а перечить боятся, вот и Альв Кошачий Глаз поперся с ним в какую-то дыру, чуть ли на край света — в древлянское порубежье. Капище там, видите ли. Так мало ли где поближе капищ да священных рощ? Нет. Подавай где подальше, поглуше. Ой, не только Перуна собрался ублажить Дирмунд, и не Тора… Тому, страшно сказать, даже и жертвы не досталось — сбежала жертва по вине Мозгляка Истомы. Вот интересно, какому богу достанется этот светлоглазый отрок? Уж не Тору и не Даждьбогу точно.