Дама его сердца - Поттер Патриция. Страница 54

— Я тебе привезу пони из Эдинбурга, — пообещал он. Грэйс внимательно посмотрела на него, а потом возразила:

— Не надо. Я же могу попросить разрешения покататься.

Нил растрогался. По глазам Грэйс он видел, что она притворяется, будто ей все равно. По праву старшинства она могла бы потребовать, чтобы одного пони отдали ей, а вместо этого она позволила двум младшим сестрам завладеть лошадками. Она никогда и ничего не просила для себя.

— Обещаю, что привезу тебе из Эдинбурга самого лучшего пони на свете!

Грэйс опять вскинула на него большие серьезные глаза. Они были светлее, чем у Джэнет, и цветом напоминали васильки, а не темно-синее море. Но взгляд у нее был такой же выразительный. Грэйс, очевидно, не поверила ему — не совсем, во всяком случае. У нее всегда такое выражение лица, словно кто-то сейчас ее неожиданно ударит. Нилу было знакомо, очень знакомо это ощущение по собственному опыту, и сердце у него сжалось от боли. Ему захотелось положить руку на это худенькое детское плечо, но он не осмелился: что, если это не утешит девочку, а только испугает?

Нет, нельзя, чтобы дети так смотрели на взрослых! Особенно маленькие девочки.

Нил нагнулся и взял на руки Самсона, который терся у его ног. С минуту он подержал щенка на руках, терпеливо снося жадное облизывание, а потом подал Самсона Грэйс.

— Держи его, девочка, и не давай ему близко подбегать к пони — он может их напугать.

Грэйс прижала щенка к груди, и Нил сделал над собой усилие, чтобы не нагнуться и не обнять ее вместе со щенком. Он скучал по девочкам, когда уезжал, и гораздо больше, чем сам признавался себе. Он гнал от себя мысль, каково же будет ему в Брэмуре, когда тот опустеет после отъезда Джэнет и детей.

Нил посмотрел на Джэнет и обнаружил, что она уже давно не сводит с него взгляд.

— А как твой сынок? — спросил он, натянуто улыбнувшись.

— Он еще спит, и мне было жалко его будить. Зато ночью он не даст мне сомкнуть глаз… Я еще никогда не оставляла его одного. Нельзя ли все-таки взять его с собой?

— Но мы тогда не сможем двигаться быстро. Вдвоем и на лошадях мы обернемся в четыре дня, а если возьмем карету и слуг, то проездим дней шесть-восемь. Да и дорога в Эдинбург тяжелая.

Джэнет обдумала его слова и кивнула, хотя в глазах ее отразилось разочарование. Однако выбора у них не было. Нил хотел добраться до Камберленда раньше, чем Реджинальд и его мать нанесут еще какой-нибудь неожиданный удар. А кроме того, ему как можно скорее надо было вернуться к делам ее брата. Нил напоминал сам себе жонглера, который удерживает в воздухе сразу несколько мячей.

— Я поставлю в башне замка охрану, — пообещал он. — Дети будут в безопасности.

Джэнет снова кивнула и посмотрела на маленькие фигурки девочек на пони.

— Да, знаю, — печально ответила она.

Вечером Джзнет посетила маленькую домовую церковь в башне. Она уже побывала здесь несколько раз, но сейчас ее влекла сюда неотступная сила. Она ужасалась тому, что придется оставить Колина одного. И девочек тоже. Если Камберленд поверил Реджинальду и Марджери, он может назначить судебный процесс. Сердце у нее защемило. Что же тогда будет с детьми? Может ли она положиться на Брэмура, на то, что он их одних не оставит? Мысль, что они попадут «под крыло» Реджинальда и Луизы, была нестерпима.

Но Джэнет прекрасно понимала, что не может взять детей с собой. Брэмур прав: в карете они доберутся до Эдинбурга очень не скоро. И для детей путешествие трудное — особенно после недавнего переезда в Брэмур. И все же сердце у нее ныло и ныло, и неудивительно: на нем тяжким свинцом лежал страх.

Не утешала даже мысль, что они с Нилом пробудут несколько дней в обществе друг друга. По правде говоря, от этого ей становилось только тревожнее. Она видела, как он смотрит на нее, как при этом смягчается его взгляд. А еще она заметила тоску в его глазах, когда он отворачивается, словно каждый раз расстается с чем-то дорогим. Ну почему он старается скрывать от нее свои чувства, напускает на себя деланное равнодушие?

И почему она сама не может справиться с собственными чувствами? Почему так стремится к нему?

Джэнет опустила голову и стала молиться. Она молилась о детях. Она молилась о себе.

Они выехали на рассвете. Всю ночь Джэнет держала при себе Колина — целовала его, укачивала на руках, пела ему песенки. Прощаясь с ним, она прослезилась и прошептала ему, что уезжает ради его же блага и что скоро вернется. Единственное, что служило ей утешением, так это любовь Клары к мальчику, почти такая же беззаветная, как ее собственная. И еще — присутствие Трильби. И Люси. И Грэйс. Все они глаз не спустят с Колина.

Джэнет с вечера уложила свои вещи. Платье, предназначенное для аудиенции у Камберленда, было подчеркнуто простым — Джэнет не собиралась производить потрясающего впечатления на герцога. В дорогу она надела темно-синее платье для верховой езды и простой чепец. Хотелось бы взять и плед, но они были сейчас в Шотландии под запретом. Ее непокорная натура, характерная для всего клана Лесли, бунтовала, но слишком многое зависело от ее такта и показного смирения.

Боже милосердный, как бы она хотела быть мужчиной! Перед ней сейчас открылись бы такие возможности, которых женщины никогда не имели. Однако она — мать, и ее первейший долг, ее единственная обязанность сейчас — защитить своих детей.

Раздался легкий стук в дверь. Джэнет открыла. На пороге стоял Брэмур в толстых лосинах, белой полотняной рубашке и замечательном твидовом сюртуке, подчеркивавшем ширину его плеч. Сердце ее отчаянно заколотилось при виде его. А вот это уж совсем ни к чему.

— Люси сказала, что ты уже встала.

— Да.

Она бросила последний взгляд на спящего в колыбели Колина, и ей показалось, что сердце ее сейчас разорвется.

— Красивый мальчуган, — заметил Нил.

— И он будет хорошим человеком!

— Я в этом ни секунды не сомневаюсь. — Помедлив, он добавил: — Нужно ехать. Люси уже ждет.

Джэнет в последний раз поцеловала Колина и закрыла глаза, чтобы не видеть, как Люси уносит его в детскую.

Брэмур помог ей закутаться в плащ.

— Мы скоро вернемся, Джэнет. И я оставил пять человек охраны в башне. Они поклялись защищать твоих детей и даже отдать за них жизнь, если потребуется. Холодок пробежал у нее по спине.

— Так ты думаешь?..

— Нет. Реджинальд наверняка уверен, что достигнет цели с помощью эдинбургских Кэмпбеллов. Но я не хочу рисковать.

Джэнет кивнула. Она уже привыкла надеяться на его твердую решимость и уверенность в себе.

Нил взял узел с ее вещами. Там были ночная рубашка, парадное платье, головная щетка, гребень и пара белья для смены — больше ничего.

— Я потом заверну твои вещи в непромокаемую ткань.

Джэнет с трудом спустилась по лестнице. Казалось бы, ее ожидает приключение, хотя бы временная независимость и полная свобода. Однако страх все так же тяжким бременем давил душу. Она боялась за детей — и боялась Камберленда.

День был пасмурный и не способствовал поднятию духа. Тяжелый туман покрыл окрестные холмы. Наверное, лучше было бы все-таки ехать в карете, однако Брэмур успел заразить ее собственным нетерпением.

Когда они подошли к конюшне, Кевин уже оседлал двух лошадей. Брэмур завернул ее узел в кусок толстой ткани и приторочил к седлу. Его седельные сумки были уже туго набиты.

— Кевин, мне кажется, не надо позволять Аннабелле и Рэйчел кататься на пони в мое отсутствие, — сказала Джэнет.

— Да, миледи. Но я пригляжу за тем, чтобы у них всегда была морковка — покормить лошадок.

— Спасибо.

— Я присмотрю за ними, — пообещал он снова.

— И я, — сказал Джеми, подходя. — Я тоже присмотрю. Джэнет невольно улыбнулась:

— Ну спасибо вам обоим.

Брэмур помог ей сесть на лошадь и сам вскочил в седло. Они двинулись шагом, потом перешли на рысцу, и Джэнет только один раз позволила себе оглянуться на замок, хотя вдруг почувствовала, что Брэмур ей стал ближе и роднее, чем Лохэн.