Договор с дьяволом - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 44

«Кажется, все было как раз наоборот, – подумал Козлов. – Именно от академика исходило предложение... Но, в сущности, теперь это уже не имеет ни малейшего значения...»

– Кто там с вами поедет. Барышев?

– Да, он представляется наиболее удобной кандидатурой.

– Но ведь он у нас, по-моему, недавно?

– А какое это имеет принципиальное значение? Все ж пройдет под моим патронажем.

– Разумно... Запланированы два пуска. И я думаю, что для этой цели вполне могут подойти наши же «шестьдесят четвертые». Они имеются на базе. Внешние параметры практически одинаковые, ну а частности... – Академик улыбнулся. – Мы только что с вами их обсудили. Не так ли, Иван Григорьевич?

Козлов кивнул. Он уже и сам имел в голове план замены одной торпеды-ракеты на другую. Знал и другое. Как правило, на учениях подобного рода, при испытании новой техники, в торпедах меняют боевой заряд на обычную болванку, которую потом поднимают со дна. Но в данном случае никаких болванок не предусмотрено. Значит, и доставать будет нечего. И это обстоятельство должно стать решающим. Все же остальное – подготовка, вооружение, испытание – дело техники. Риск, правда, оставался, но Козлов очень рассчитывал, помимо своего собственного авторитета, еще и на то, что узких специалистов, досконально разбирающихся в тонкостях проблемы, на учениях не будет. А все изделия «Мосдизеля» похожи друг на дружу как родные сестры-близняшки.

– У вас имеются ко мне вопросы, Иван Григорьевич?

– Пожалуй, нет. Мы вылетаем уже завтра.

– Тогда доброй дороги. – Академик поднялся, протянул руку. – С финансами у вас все в порядке?

– Да. – Козлов понял, какие «финансы» имел в виду Самарин.

– Значит, в путь...

Уходя, Козлов усмехнулся про себя. За то недолгое время, что он пробыл в кабинете Самарина, академик ни разу не вспомнил фамилию Мамедова. Будто того и на свете никогда не существовало.

И еще подумал, что этот короткий, в сущности, разговор, точнее, монолог генерального директора был нужен именно Самарину. Может быть, даже в качестве самооправдания. Значит, все-таки чует кошка...

Сам Иван ничего не «чуял», поскольку привык, однажды приняв решение, уже больше не отступать от него. Да и потом, если быть до конца искренним перед самим собой, когда еще ему вдруг засветят такие сумасшедшие, с точки зрения нормального российского работяги, бабки?! Было б в чем сомневаться...

Ну а что Махмудка не дотянул до финиша, так в том он сам и виноват... Фактор времени! Да, тут абсолютно прав академик. И не нами придумано: время – деньги...

Глава двенадцатая

ВЫСТРЕЛ В СЕРЕБРЯНОМ БОРУ

Ничто не предвещало беды. Далеко на Севере, в Баренцевом море, шли учения флота, в которых были задействованы надводные и подводные корабли, морская авиация, на флагмане находились посредники и наблюдатели из нескольких стран, дорожащих мирным соседством с Россией и выказывающих в этой связи постоянный пристальный интерес к подобного рода учениям, ибо они проводятся все реже и реже: денег у государства не хватает...

На «Мосдизеле» жизнь, на минутку, как говорится, нарушенная в своем плавном течении организацией похорон безвременно ушедшего главного конструктора, вошла в свое привычное русло. По сведениям, поступавшим в институт, испытания изделия откладывались на последние дни флотских учений. Отбывшие в Североморск представители «Мосдизеля» никакого беспокойства не проявляли. Значит, приходил к выводу генеральный директор, нет и оснований для тревоги.

Как-то в разговоре с Ангелиной Васильевной уже воспрянувший духом академик то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал ей поставить свечку за успешное завершение дела.

И вот в один из спокойных и размеренных дней Самарину позвонил его «старый друг и в некотором роде коллега», только что прилетевший из Штатов, Эрнст Дроуди. Телефонный разговор был коротким и лаконичным по смыслу. Американский бизнесмен, укрепляющий коммерческие контакты с российскими фирмами, предлагал академику назначить деловую встречу по интересующему обоих вопросу. Дроуди, естественно, не стал объяснять по телефону причину острой необходимости свидания, но голос его был озабоченным и сухим.

– Что-то случилось? – не смог удержаться от вопроса Всеволод Мстиславович.

– Есть предмет для разговора, – с навязчивым акцентом сказал по-русски Дроуди. – Вы могли бы предложить время и место?

После всех происшествий на даче в Серебряном Бору Самарин меньше всего хотел бы встречаться именно там, где привык всегда решать главные свои дела. Поэтому, подумав, он предложил иной вариант.

Дело в том, что после всех волнений и дурацких слежек Людмила Николаевна почувствовала себя чрезвычайно уставшей. К тому же и летних дней, оставшихся до начала занятий детей – в школе и институте, – оставалось совсем немного. Отношения с мужем, не желавшим прощать супруге «черного предательства», были натянуты до предела. И чтобы как-то разрядить обстановку и дать возможность каждому отдохнуть друг от друга, Людмила Николаевна решила вместе с детьми развеяться от тягостной домашней обстановки. Подвернулся удобный тур – Италия – Франция. Десяток дней, не слишком дорого, и потом, когда еще выпадет такая возможность при этой совершенно ненормальной жизни!

Туристическое бюро приняло на себя заботы по быстрому оформлению документов, после чего академик на короткое время остался в одиночестве. Идея дачи таким образом отпадала сама собой.

Самарин предложил встретиться у себя дома, на улице Вавилова.

Это разумное предложение почему-то вызвало протест у американца. И чем его не устраивал академический дом? Ах охрана? Так она теперь повсюду. В связи с известными событиями на Кавказе.

Всеволод Мстиславович стал уже раздражаться от несговорчивости этого Дроуди. То ему не так, теперь это...

– Давайте встретимся в ресторане, скажем, Дома ученых, – предложил Самарин. – Или в каком-нибудь другом, который бы вас устроил.

Оказалось, что общественные места вообще не устраивали американца: разговор сугубо конфиденциальный. И не слишком приятный для обоих.

Вот это уже было что-то новое! Какие еще проблемы? Или, может, американец думает, что продешевил? И приобретенные им научно-технические расчеты энергосиловой установки, составы топлива и взрывчатки того не стоят? Так, надо сказать откровенно, поезд уже ушел!

Не говорил, естественно, всего этого по телефону академик, но ему не понравились ни тон, которым с ним разговаривали, ни непонятная настырная требовательность этого завзятого шпиона – чего, в конце-то концов, темнить самому себе!..

Так ни до чего и не договорившись, Самарин предложил подослать для решения столь «важного» вопроса свою симпатичную помощницу, хорошо известную Дроуди. Может, Лина с ее постоянной готовностью и активностью сумеет договориться с американцем? А заодно и прощупает, что у него за проблемы возникли, для решения которых он никак не может отыскать для себя удобного места. Ну будто кобель, который ищет место, где присесть по своей нужде, и поэтому все крутится, крутится на одном месте, будто ловит собственный хвост.

– Поезжай, – сказал он ей, – и постарайся узнать, чем он дышит.

Лина тут же уехала.

– Разговор не будет приятный, – сказал Дроуди жестко, ничем не отреагировав на прелести Лины. Не стал он и ничего объяснять, ограничившись многозначительным предупреждением.

Но ведь и Лину не надо было учить тонкостям обращения со строптивыми иностранцами: через короткое время Дроуди раскололся. Его, оказывается, серьезно заботило то, что в свой прошлый приезд в Россию и во время одной из встреч с Самариным он заметил явную слежу – не за собой, нет, но за академиком. О чем тогда и сказал ему. Но, зная безответственную беспечность русских, не имеющих даже понятия о своих правах, которые нарушаются вот таким образом, он уверен, что господин профессор конечно же не принял никаких мер. А ему, то есть Дроуди, занимавшемуся в России исключительно коммерческой деятельностью, которая чаще всего напоминает благотворительную, нет никакого интереса оказаться в сфере пристального внимания российских спецслужб. И вообще, предусмотрительность – это та черта, которая всегда отличала американских бизнесменов и никогда не была присуща русским партнерам.