Договор с дьяволом - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 48
– Заладил, твою мать! – обозлился Богаткин. – Не фурычит у него? Почему?! Отвечай!
– Теперь все насквозь надо прозванивать, – удрученно сказал Рыбак. – А это не полчаса... И даже не час. Не знаю, тут специалист нужен. А я не по этой части.
– Ну надо же, твою мать, с кем работаем! Чего ж сам не вызвал?
– Так когда? Я сообщил дежурному. Сказал: жду указаний. А он мне: вот и жди. Сейчас, мол, приедут. Я и ждал... Не понимаю: все на месте, а не фурычит...
Оперативники неуместно засмеялись. Богаткин угрюмо посмотрел на них и обреченно махнул рукой:
– Давай, Рыбак, звони ноль два. Ты обнаружил труп, тебе и ответ держать... Так, все пошли отсюда.
Он встал и первым покинул помещение. На веранде надел ботинки и сошел во двор. Водителю сказал, чтоб тот отогнал машину в сторонку, а то сейчас набегут, тесно будет. Потом отошел к садовой лавочке, сел и позвал жестом оперативников. Те сели по бокам.
– Ну что скажете? Какие мысли?
– Странно, – сказал Морозов. – Надо бы пригласить ребяток из Управления компьютерной и информационной безопасности. Что значит – не фурычит?
– И ты еще! – нахмурился Богаткин.
– Я серьезно, Владлен Петрович, – не обиделся Морозов. – Я хоть и секу в этом деле, но на уровне того же Рыбака. А тут смотрите, как все совпадает! Рыбак практически весь день отсутствовал. Кто здесь был? Неизвестно. Академик застрелился. Или его грамотно шлепнули и сымитировали самоубийство. Это уже, можно считать, два. И наконец, три: отказала система, а видимых нарушений нет. Нехороший набор просматривается.
– А ты чего молчишь, Дуров? – Богаткин повернулся ко второму оперативнику.
– Мне этот табачный дым, который Рыбак унюхал, не нравится. И опять же, глядите: бутылка с виски, стакан недопитый. В одиночку, что ль, надирался? А потом лег на койку, приставил ствол к груди и нажал на спуск? Так бывает?
– По всякому бывает... – пожал плечами Богаткин. – Сходи к Рыбаку, спроси, как тот был по этой части? – Богаткин щелкнул себя пальцем по кадыку.
Дуров ушел.
– Нет, не нравится мне... – сказал Морозов. – Слишком несомненное самоубийство.
– Вот и я думаю, – вздохнул Богаткин. – Ладно, эксперты покажут... Ступай пока и ты в сторожку, а с милицией я уж как-нибудь сам буду разбираться.
Но, поразмышляв немного, достал свой мобильник и набрал номер Грязнова.
– Привет, Грязнов, это Богаткин. Ты где территориально?
– Дома, – довольным басом отозвался Вячеслав Иванович. – А что, у тебя появились дельные мысли?
– Да какие, к черту! Я в Серебряном Бору. Только что дежурную оперативно-следственного бригаду с Петровки вызвал.
– Случилось что? – недовольно спросил Грязнов.
– Академик-то наш – того... Ставлю в известность.
– Когда?
– Да вот, получил сообщение. Приехал, а он, голубчик, ничком на собственной кровати. Из «макарова».
– Ну раз ты там, чего от меня хочешь?
– Да не нравится мне это все.
– Сочувствую... Ладно, узнаю, кто выехал, позвоню... Действительно, ничего хорошего, звонки начнутся. На ночь-то глядя...
Издалека долетел лающий голос сирены. Богаткин отключил мобильник и увидел, как Рыбак пошел открывать ворота...
Лина явилась на работу в полном смятении. Постаралась незаметно проскользнуть в свой кабинет, села, чтобы перевести дыхание и по возможности привести себя в нормальное состояние.
То, что произошло на даче, было выше ее понимания.
Дроуди настойчиво уверял ее, что произошел несчастный случай, который можно, да и нужно, расценивать как самоубийство. На самом же деле наверняка это сам Дроуди и «помог» Всеволоду Мстиславовичу. С чего бы вдруг Самарин решил уйти из жизни? Что же теперь будет?..
Она подошла к зеркалу, висевшему возле двери, осмотрела себя. Спокойствием и не пахло. Тогда она, вопреки своему обычаю ничего не держать на столе, никаких деловых бумаг, достала из сейфа несколько папок с различными материалами, разложила, разбросала по столу. Потерла кулаками глаза, чтобы придать им усталый вид. Накинула на плечи легкую кофточку, будто ей стало зябко, и отправилась в приемную генерального директора.
Серафима Павловна торжественно восседала на своем стуле-троне, окруженная телефонами. Вопросительно взглянула на Нолину.
– Вы разве здесь, Ангелиночка? – спросила удивленно-фамильярно.
– А где я должна быть? – удивилась Лина.
– Я была уверена, что вы отправились вместе с шефом, – с легкой ехидцей заметила секретарша.
– А он разве уехал? Странно, не сказал... Далеко? Сегодня-то еще будет?
Секретарша лишь пожала плечами.
– Не предупредил... – И доверительно добавила: – Сорвался, как угорелый, ничего не сказал. А к вам тут был вопрос, я позвонила, но... ваш номер молчал.
– А в котором часу звонили? – деловым тоном спросила Лина. – И что за проблема?
– Около двенадцати. А проблема? Да нет, не проблема, там смежники прислали запрос, надо что-то уточнить. Шеф велел передать вам на исполнение.
Серафима Павловна протянула Лине пластиковую папочку с компьютерной распечаткой. Лина взглянула, покачала головой:
– Одно и то же... Ладно, я подготовлю ответ... Что-то прохладно становится. – Лина зябко передернула плечами.
– Да-а? – удивилась секретарша. И вспомнила: – Так у вас наверняка кондиционер работает! Выключите его.
– В самом деле? – удивилась Лина. – А я уж настолько привыкла к его постоянному шуму, что даже и не слышу. Спасибо, что напомнили. – Лина улыбнулась и повернулась, чтобы уйти, но в дверях задержалась: – Серафима Павловна, миленькая, когда появится Всеволод Мстиславович, позвоните мне, очень надо. Я сегодня полдня проторчала как дура в издательстве, там опять что-то непонятное творится с нашим сборником. Надо, чтоб шеф снял наконец трубку и выдал им пару ласковых слов, как он это умеет. Иначе их телега с места никогда не сдвинется. Не забудете?
– Ну что вы, дорогая! – Секретарша жестом выказала максимум расположения и понимания.
Лина немного успокоилась: хоть с этой стороны алиби ей обеспечено. Осталось только позвонить в издательство и повторить свою выдумку: была у них, сидела, не застала и так далее. Кто там станет проверять!
Но тем не менее до конца рабочего дня она просидела в своем кабинете словно на иголках, ежеминутно ожидая чего-то страшного. Но все катилось своим чередом. Заходили те, кому она была нужна по каким-то делам, звонили те, кто был ей абсолютно не нужен. А в общем, создавалось ощущение или видимость напряженной трудовой жизни.
И только перед концом рабочего дня неожиданно позвонил Эрнст Дроуди. Он только спросил: «Ангелина Васильевна?» – как она уже знала, что это он.
– Я слушаю, – ответила сухо.
– Ты как? – деловым тоном спросил он.
– Трудно.
– Ничего. Надо успокоиться. Ты же ничего не знаешь, так?
– Ну так.
– Вот и держи эту версию... – И раздались короткие гудки.
Придя домой, Лина наполнила ванну горячей водой, напустила шампуня и улеглась, всем телом ощущая, как ее колотит дрожь...
Вернувшийся поздно вечером Роберт Павлович спросил у Лины, смотрела ли она сегодня телевизионные передачи? Лина ответила отрицательно.
– А что? – спросила она.
– Не совсем понятно... – ответил Нолин, думая о чем-то своем. – После лекции зашел разговор... Кто-то сказал, что слышал, будто на Севере, на учениях, кажется, не все в порядке. Одна из подводных атомных лодок несанкционированно легла на грунт.
– А какое отношение?.. – спросила Лина и вдруг испугалась.
– Понятия не имею... Но, кажется, это «Сокол». А на нем наш «Шторм», вот в чем дело. Ну хорошо, отдыхай, завтра выяснится...
Лине приснился Иван Козлов. В морской форме, чисто выбритый и пахнущий хорошим парфюмом, он наклонился над ее кроватью, посмотрел немигающими глазами и вдруг сказал:
– А ведь мы больше не увидимся...
И стал словно таять, растворяться в пространстве комнаты.