История одной страсти - Поттер Патриция. Страница 3

«Роберт никогда не забывает обид», — с внезапной вспышкой гнева подумала Фэнси. Он мог бы помочь брату, если бы захотел. Но вместо этого он использовал все свое огромное влияние, чтобы никто из местных фермеров не предложил Джону свою помощь, с тех пор как тот заболел. А если бы Роберт знал, насколько болен брат, он… возможно, с радостью занялся бы подготовкой его похорон.

Фэнси стиснула зубы, не позволяя гневу вырваться наружу. Если бы она могла получить волшебное снадобье, которое исцелило бы ее мужа! Она заваривала особый чай и готовила Джону настои из лечебных трав, но не знала, что еще можно сделать, чтобы поддержать его. Доктор, осмотрев Джона, подтвердил, что его сердце ослабело, но и он не смог предложить действенное лекарство. Наверное, лучшим — и единственным — выходом станет покупка работника-иммигранта. Это позволит Джону переложить львиную долю работы на чужие плечи и сбережет его силы.

Фэнси обхватила плечи руками.

— Разве мы с детьми не поедем с тобой?

Джон покачал головой:

— Ты бы все равно не смогла присутствовать на торгах. И потом, меня не будет несколько ночей. Кто-то должен позаботиться о лошадях, а Фортуна… — Он запнулся и умолк.

Фэнси поняла, что муж не желает плохо отзываться о Фортуне. Он относился к ней с добротой и снисходительностью, скрывал свое недовольство, когда оно возникало. Фэнси и сама понимала, что на Фортуну не всегда можно положиться.

Тревога за здоровье Джона не отпускала ее — Фэнси беспокоило, что ему придется проделать долгий путь в Честертон в одиночестве. Еще меньше ей хотелось, чтобы он возвращался домой в обществе иммигранта неизвестного происхождения и моральных устоев. Но, конечно же, Джон достаточно умен, чтобы не покупать каторжника.

— Может быть, ты найдешь кого-нибудь, кто умеет читать и писать, — нерешительно произнесла она. — Кто сможет… научить детей грамоте.

— Я постараюсь, — откликнулся он устало. — Но главное для нас — найти сильного человека, который будет возделывать кукурузу и табак.

Она подавила в себе порыв упрашивать и умолять его, используя все мыслимые доводы. Джон так и не научился читать, хотя в детстве им с братом давал уроки домашний учитель. Однако буквы и цифры, которые Роберт запоминал с легкостью, для Джона навсегда остались лишь путаницей знаков. Сознание неудачи и собственного бессилия преследовало его, омрачая жизнь.

Фэнси догадывалась о чувствах мужа. Она тоже не умела читать, что было предметом ее самых горьких сожалений. Больше всего она хотела, чтобы ее детям удалось то, что не удалось ей. Хотя в окрестностях не было никого, кто мог бы научить детей грамоте, Фэнси все же надеялась, что они получат образование. И она тоже.

На каминной полке в столовой уже теснились книги, которые Фэнси покупала при каждой возможности, мечтая когда-нибудь их прочесть. Эти фолианты в кожаных переплетах олицетворяли все ее надежды на будущее.

Джон отставил тарелку и поднялся из-за стола.

— Я, пожалуй, пойду спать.

Фэнси кивнула, и он направился к их комнате, потом внезапно обернулся и взял ее ладонь в свои.

— Я скучал по тебе, — тихо произнес он.

От его признания у Фэнси защемило сердце. Джон почти никогда не проявлял своих чувств открыто. Даже наедине она никогда не слышала от мужа слов любви. Его женитьба на ней была актом милосердия. Они начали делить супружескую постель лишь спустя год после свадьбы, поскольку Джон считал, что Фэнси еще слишком молода. Хотя Фэнси всегда ощущала заботу Джона, за все годы их брака он никогда не демонстрировал свою привязанность к ней.

Так почему же сейчас?..

Наиболее очевидный ответ на этот вопрос заставил ее содрогнуться и крепче сжать руку мужа, еще недавно излучавшего силу и уверенность. Фэнси не могла и представить, что потеряет его.

— Я тоже скучала по тебе, — откликнулась она, не отводя от него взгляда.

Он кивнул и помедлил, словно собираясь сказать еще что-то, но слова всегда давались ему нелегко.

— Спокойной ночи, милая.

— Отдыхай. Я тоже скоро приду, — ответила Фэнси, стараясь выглядеть беззаботной.

После ухода мужа Фэнси убрала со стола почти нетронутый ужин и отдала еду Непутевому, Счастливчику и бельчонку. Довольные питомцы беззлобно толкались, отвоевывая лучшее место у кормушки. Фэнси с улыбкой наблюдала за их возней, но мысли ее витали далеко.

…Вероятно, новый работник мог бы спать в амбаре. Нужно будет расчистить там угол и соорудить нечто вроде лежака с матрасом…

В ней медленно зарождалась надежда. Фэнси давно обнаружила, что многое в жизни происходит к лучшему — как, например, ее замужество. Если иммигрант, которого Джон собирается привезти с торгов, возьмет на себя часть работы в поле, Джон обязательно поправится. А может, ему посчастливится найти образованного человека, который научит ее детей читать и писать. Она слышала, что среди людей, решивших попытать счастья в Америке, есть и учителя. Это было бы настоящим подарком судьбы.

Йэн потерял счет дням, проведенным в трюме корабля, направлявшегося в Америку. Не знал он также, сколько времени просидел в тюрьме до отплытия в далекие колонии. Дни и ночи смешались в один непрекращающийся кошмар. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз наслаждался свободой. Теперь же он выживал, а не жил. Выживал ради Кэти.

Воздух в трюме был спертым, удушливым, тяжелым. Хотя в начале плавания на корабле нередко раздавались стоны и жалобы узников, по мере приближения к Америке состояние товарищей по несчастью стало столь плачевным, что едва ли они могли издавать какие-то звуки. Постоянные штормы не позволяли выводить каторжников на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха и размять затекшие мышцы.

Моряк, принесший узникам воду и хлеб, сообщил, что до прибытия в порт Балтимор осталось два дня пути.

Каким бы ужасным ни было путешествие за океан, весть о его окончании не принесла Йэну облегчения. В Балтиморе он будет выставлен на торгах в качестве живого товара и станет собственностью своего покупателя на четырнадцать лет — таков был приговор, вынесенный Йэну. Его осведомили о последствиях побега: продление срока каторги, телесные наказания, даже смерть. Британские солдаты выжгли на большом пальце его руки клеймо в виде буквы «П» — предатель, означавшее, что он был осужден за измену Британской Короне. Преступникам с таким клеймом было запрещено возвращаться в Шотландию под страхом смерти.

Впрочем, это не имело значения. Йэн Сазерленд, благородный лэрд, наследник Бринера, не будет ничьим рабом.

Он с трудом перевернулся на другой бок. Любое движение причиняло боль. Каждому каторжнику в трюме отводилось два с половиной фута. Кандалы на ногах узников были скованы тяжелой цепью, которая удерживала их на месте.

Большинство осужденных пассажиров корабля были приговорены к ссылке в колонии за браконьерство и воровство. Только двое, как и Йэн, были мятежниками, плененными в битве при Каллоден-Мур.

Йэн избежал виселицы благодаря вмешательству клана Макра, в котором он воспитывался в детстве. Макра встали на сторону Ганновера, поэтому смогли сохранить свои титулы и земли. Воспользовавшись своим влиянием при дворе, они просили короля даровать Йэну жизнь. Таким образом, казнь была заменена ссылкой в американские колонии сроком на четырнадцать лет и пожизненным изгнанием из Шотландии.

Йэн проклинал помилование и непрошеных избавителей, которых он когда-то считал друзьями, а теперь обвинял в предательстве. Он хотел разделить печальную участь своих товарищей, но глава английского трибунала лишь рассмеялся ему в лицо, сказав, что карибские плантации самое подходящее для него место.

Позже Йэн узнал, что они направляются в североамериканские колонии. Эта новость не обрадовала его. Йэна жестоко терзало чувство вины перед Дереком и Кэти. Для него невыносима была мысль, что в Шотландии не осталось никого, кто мог бы заботиться о его маленькой сестре. Если она еще жива.