Непокорный - Поттер Патриция. Страница 40

Он повел коня к загону. Она оставалась в тени крыльца, и если он ее заметил, то не подал виду. Плечи у него были опущены, он казался усталым, и ей стало любопытно, куда же он ездил.

Пока Уэйд возился с седлом, она вглядывалась в его профиль. Морщины на его лице, казалось, стали глубже, как будто какое-то недавнее событие ускорило ход времени. Ей было больно смотреть, как он пытается справиться с седлом, не желая перекладывать эту работу на кого-то другого. Она была знакома с такой гордостью, которая убивала человека, и возненавидела ее.

Сняв наконец седло, он повел коня в сарай. Джейк спустился с крыльца и захромал к Уэйду, чтобы поприветствовать его, без устали размахивая хвостом. Уэйд остановился, подождал собаку, потом наклонился и почесал ей за ухом. Подняв голову, он увидел Мэри Джо и на секунду смешался. Почтительно кивнул, не больше, и исчез в сарае с Кингом Артуром.

Мэри Джо ушла в дом. Нервничая и не зная покоя, она весь день энергично стряпала, как поступала, когда ждала отца маленького Джеффа или Тая. Свежий хлеб. Яблочный пирог. Коврижка. Приготовила окорок в меду. Потом присела на секунду, думая, чем бы еще заняться. Джефф уехал в город вместе с Такером и Эдом, вернутся они не скоро. Ей хотелось повидать Уэйда, поговорить с ним, но он, видимо, не хотел иметь с ней ничего общего.

Тут ее взгляд упал на коврижку. Трясущимися руками она отрезала от нее большой кусок, бросила его на тарелку, налила стакан молока. С угощением в руках, с дрожью в коленках, она вошла в сарай, спрашивая у себя, не совершает ли она величайшую ошибку своей жизни.

Уэйд только что наполнил лохань свежей водой для Кинга Артура. Услышав позади шорох, он резко обернулся, словно ожидал подвоха. Она видела, как он старается стряхнуть с себя напряженность. Где он был? Почему у него такой вид, словно он попал в беду?

Она отбросила все вопросы и робко протянула ему угощение.

— Я… подумала, что вы, наверное, проголодались. Его лицо осветила улыбка, что случалось очень редко.

— Так и есть. — Словно в подтверждение он потянул носом. — Пахнет вкусно.

— Коврижка, — сказала она, отдавая ему тарелку. Коврижка простояла на плите, поэтому не успела остыть.

Теперь и его глаза зажглись улыбкой.

— Теплая коврижка, — сказал он с благоговением, заставившим ее рассмеяться. — Последний раз я пробовал такую, когда еще был лягушонком.

Он откусил и стал похож на довольного мальчишку. Мэри Джо пожалела, что не приготовила ее раньше. Рейнджерам всегда нравилась ее стряпня, особенно выпечка, но никогда ни один из них не реагировал так, словно она подарила ему величайшую драгоценность. Мэри Джо прислонилась к стулу и смотрела, как он приканчивает кусок и вытирает пальцы, совсем как Джефф. Ее очаровало его воодушевление и то, что светлый локон волос упал ему на лоб, отчего он еще больше стал походить на непоседливого мальчишку.

Она молча отдала ему стакан молока, который он осушил одним глотком. Наверное, он вообще целый день не ел. Где же он пропадал?

— На ужин еще будет, — сказала она.

Улыбка исчезла, но глаза по-прежнему весело сверкали.

— Вы знаете, чем соблазнить мужчину.

— Разве? — с тоской спросила она, хотя вовсе не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал именно так.

Намек застыл в воздухе, наэлектризованном напряжением, которое никак не относилось к коврижке, а только к неприкрытому желанию.

Уэйд переменился в лице, озорство покинуло его взор, а вместо него появилось что-то темное и гнетущее. Ее тело потянулось к нему, она ощутила его запах — запах мыла, пота и кожаных ремней — а потом ее затянуло в водоворот неуправляемых чувств. Она приподнялась на цыпочки, и ее лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица.

Мэри Джо услышала, как он тихо выругался, а затем его губы, пахнущие коврижкой, прижались к ее губам. Никогда еще ей так не нравился запах коврижки. Но она тут же позабыла обо всем на свете, потому что с каждым мгновением его поцелуй становился все требовательнее, в нем угадывалось отчаяние утопающего, который хватается за спасательную веревку. Об отчаянии говорило каждое его прикосновение и то, как властно он припал к ее рту.

Мэри Джо прильнула к нему всем телом, с готовностью разомкнув губы, поддавшись дикому, безрассудному порыву. Ничего подобного она до сих пор не испытывала. По ее телу пробежала дрожь удовольствия, когда его язык проник в ее рот и вызвал взрыв чувственности.

Она ощущала возбуждение Уэйда, пока его язык трепетал, заигрывал, соблазнял, так что вскоре у нее ослабели колени, и она готова была упасть, потянув его за собой, чтобы оказаться еще ближе к нему и слиться с ним в одно целое. Все в этом человеке поражало силой, и сейчас его сила перешла к ней, сметая оставшиеся крохи осторожности и здравомыслия. Мэри Джо хотела стать частью его самого, делить с ним боль и радость, смех и желание. Она испытывала потребность в нем так, как испытывала потребность в солнце или еде.

Ее руки обняли его за шею, и она почувствовала, как он крепче прижал ее к себе левой рукой, когда отнял губы от ее рта и несколько раз легко коснулся ими щеки. Потом он просто притянул ее голову к своему сердцу, и она услышала, как учащенно он дышит.

— Я хочу тебя, — хрипло выдавил он. — Тебе следовало бы бежать так, словно за тобой по пятам мчится сам дьявол.

— Не могу, — прошептала она.

Он отпрянул, впиваясь в ее лицо взглядом, словно искал ответа.

— А я не могу остаться.

— Знаю.

— Разве, Мэри Джо? — Он проворковал ее имя тихо, проникновенно и необычайно чувственно.

Она вдруг поняла, что не готова к расставанию. В глубине души она надеялась, что один день растянется на два, два дня превратятся в семь, а неделя в месяц и так далее…

Но сейчас это не имело значения; в ту минуту для нее было важно только одно — чувствовать его тепло, которое заглушало в ней боль одиночества. Все теряло смысл, кроме его прикосновения, кроме желания, всякий раз вспыхивавшего где-то в самой сокровенной глубине, напоминая ей, что она женщина.

— Где все? — спросил он приглушенно.

— Джефф… Джефф, Такер и Эд уехали в Ласт-Чане за клеймом и столбами.

Уэйд на секунду закрыл глаза.

— Это какое-то безумие.

Мэри Джо тоже так считала. Она понимала, что рискует всем, а самое главное, сердцем. Но не могла отказаться от этих минут, этого обещания волшебства.

Уэйд взял ее за руку и повел в свою комнатушку в сарае. Закрыл дверь, потом посмотрел на Мэри Джо и, отпустив ее руку, дотронулся до лица. Он проводил пальцами по щеке вверх и вниз, легко, нежно, словно коснулся чего-то драгоценного и хрупкого. Пальцы его замерли в нерешительности, когда достигли подбородка, а затем опустились на блузку, к вырезу на груди. И снова он замер в нерешительности, и тогда она сама стегнула верхние пуговицы, с радостью ощутив, как больная ладонь скользнула под ее сорочку и легла на грудь.

Под его ласками грудь налилась и заныла. Страстное желание усилилось, настойчивее давая о себе знать, обжигая ее изнутри.

Их губы встретились, и хотя это произошло не в первый раз, оба ощутили новую остроту чувств, новое очарование, которое закружило ее и унесло в другой мир, где не было ни границ, ни правил, ни страхов. От поцелуя по всему телу Мэри Джо разлилось тепло, проникая в каждую клеточку, успокаивая и в то же время возбуждая ее.

Ей хотелось большего. Она жаждала бьющих через край ощущений, жаждала его силы. Хотела отдавать и получать взамен, хотела и того и другого так нетерпеливо, так страстно, что сама приходила в ужас.

Уэйд осыпал поцелуями ее шею, и Мэри Джо вздрагивала от желания и восторга. В ней ожил каждый нерв, каждая частичка ее тела отвечала ему пылко и жадно. Его губы коснулись ее теперь уже обнаженной груди, лаская, возбуждая, и Мэри Джо подумала, что еще секунда — и она сойдет с ума от желания.

Уэйд подвел ее к кровати и до конца расстегнул на ней блузку левой рукой. Казалось, каждое его прикосновение жжет насквозь, вызывает горячку, которая охватила обоих. Он упал рядом, и она неожиданно для себя обнаружила, что расстегивает его рубашку, касаясь пальцами золотистых волос, клином спускавшихся к талии. Его грудь до сих пор была влажной от пота после езды верхом.