Серебряная леди - Поттер Патриция. Страница 68

— Прошлой ночью он был в «Серебряной Леди». Это все, что я знаю.

— У него в карманах документы на имя Джеймса Кэхуна.

Кэт замерла. Она боялась, что в том документе значится еще одно имя. Каталина посмотрела на полицейского невидящим взглядом, и он поспешил откланяться.

— Тогда все. Может, я загляну попозже.

— Спасибо вам, — проговорила Каталина, награждая его тем, что, по ее мнению, должно было быть воспринято как улыбка благодарности с примесью сожаления.

— А мне придется наложить швы на ваши раны. Особенно серьезная здесь, на плече, — сказал доктор.

Только сейчас Каталина сообразила, что она почти голая. Чистая ночная сорочка, надетая, очевидно, Вильгельминой, сползла с плеча. Каталина пошевелилась и почувствовала, что ее уже перебинтовали. Сделав неосторожное движение, она почувствовала острую боль.

— А что с мистером Кантоном? — поинтересовалась она.

— Он за дверью. Беседует с полицейским. Раньше я думал, что между вами вражда, — с любопытством сказал доктор. — Но он ведет себя совсем не как враг. Скорее как заботливый муж. — Продолжая обследовать задетые ткани, он сообщил. — Сейчас я дам вам хлороформу, зашью ваши раны, и вы поспите. Вам это пойдет только на пользу.

Каталина запротестовала. Ей хотелось поговорить с Кантоном, удостовериться, что с ним все в порядке, что полиция его не задержала. Она хотела видеть Марша больше всего на свете, хотя и страшилась найти в его глазах отвращение, вызванное рассказом Джеймса. Но еще больше ей нужна была уверенность, что ему ничего не грозит.

— Пожалуйста, не надо, пока я не поговорю с Ма… с мистером Кантоном.

Доктор внял ее настойчивой просьбе и сдался.

— Я даю вам всего одну минуту. Я буду ждать за дверью. Кэт закрыла глаза. Доктор вышел. Вошел Кантон.

— Кэт, — голос его был мягким.

Каталина открыла глаза. Он стоял рядом и выглядел как падший ангел. Лицо его поросло темной щетиной. Это было самое прекрасное лицо, какое ей доводилось видеть. Ей хотелось дотронуться до Марша, удостовериться, что он не плод ее воображения. Она желала многое ему сказать, спросить, не грозит ли ему заключение, но вместо этого она выжала из себя:

— Все, что он сказал, правда.

Ей нужно знать, как он к этому отнесся. Сейчас. И Каталина, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Марш погладил ее по голове, наклонился и сказал:

— Прелестная Кэт, как бы мне хотелось принять на себя всю твою боль.

У Кэт из глаз потекли слезы. Она постаралась сморгнуть их, но ничего не получилось. Это от потери крови, попыталась убедить себя женщина. Но слезы были следствием того, что он простил ее, принял со всем ее прошлым и настоящим. Слезы текли и текли, и Каталина, как ребенок, размазывала их кулачками по лицу.

— Мне… мне… извините меня, — прошептала Каталина. Кэт не хотела, чтобы возлюбленный видел ее такой распустехой, но не хотела и чтобы он уходил. За что он любит ее? Она принесла ему столько неприятностей. Сначала тюрьма, потом Молли. Теперь еще муж. В горле застрял комок.

Марш достал платок, утер ей слезы, в глазах его читались сострадание и беспокойство.

— Марш… — начала она, но Кантон приложил палец к ее губам.

— Не сейчас, дорогая, — и это «дорогая» звучало совсем по-новому. Не насмешливо, как вначале, не страстно, как во время любовных свиданий, а мягко, но властно. — Мы поговорим позже. Доктор разрешил мне побыть с тобой одну минуту.

— А ты будешь?

— Я буду здесь, — пообещал он.

Каталина почти не помнила, как вошел доктор, и как болезненно-сладкий запах заполнил ей ноздри, и она скользнула в мир, абсолютно безопасный. Впервые в жизни.

Пока она спала, Марш был рядом. Доктор давно ушел, и Кантон сообщил Вильгельмине тоном, не терпящим возражений, что он останется с Каталиной.

Марш никогда не видел столько боли, сколько было в глазах у Каталины, когда говорил Кэхун.

Нашел ее в публичном доме, ее и ее мать. Ей было всего пятнадцать, а она уже могла бы дать фору любой опытной проститутке.

Пятнадцать! Совсем ребенок! Марш помнил свою сестру пятнадцатилетней. Сладкий голос, утонченная душа. Ребенок, который любил бегать босиком по росистой траве и любоваться рассветами. Именно сестра научила его любить природу. Марш оплакивал отрочество обеих. Каталины, которая, очевидно, никогда не была ребенком, и сестры, которая никогда не стала взрослой.

А в ушах Марша продолжал звучать голос Кэхуна.

Ее и ее мать. Боже! У нее не было никаких шансов. Маленькая шлюха. Она не умела даже читать и писать. Сколько сил понадобилось ей, чтобы подняться со дна и стать тем, кем она стала сейчас. Она выучилась грамоте, счету, бухгалтерии, создала процветающее заведение и прославилась на весь город. Она созидала вопреки личной трагедии. Он поступал наоборот — обратил свой гнев на разрушение. Из них двоих Кэт, несомненно, более сильный и цельный характер. А она еще боялась, что он отвернется от нее!

И тут он вспомнил безжалостные слова, которые оскорбили ее: «Я всегда расплачиваюсь за предоставленные услуги». Боже! Как он ее ранил!

А человек, который называл себя ее мужем… Тот, который использовал ее самым гнусным образом. Марш не сомневался, что смерть его была заслуженной. Но Марш чертовски устал от смерти, от жизни, построенной на фундаменте смерти.

Марш любовался безмятежным ликом спящей Кэт, мечтая начать новую жизнь. Но прошлое, похоже, не собиралось его отпускать. Оно гналось за Маршем по пятам. Кэт пошевелилась, и Кантон подумал, что ей, должно быть, больно. Женщина открыла глаза, увидела Марша и успокоилась. Марш блаженствовал, чувствуя ее доверие. Он взял Каталину за руку.

— Не двигайся, — предупредил он ее.

— Ты все еще здесь? — удивилась Каталина.

Он кивнул. Марш собирался сказать, что отныне он всегда будет рядом, но не был уверен, насколько это выполнимо.

— Ты выглядишь как настоящий бандит, — пошутила женщина.

Марш потер рукой щетинистую щеку. Он забыл побриться и привести себя в порядок. Он забыл обо всем на свете.

— Я бываю и страшнее, дорогая, — усмехнулся он.

Каталина дотронулась до его руки, и Марш чуть не растаял от нежности. Он бережно поймал ее ладошку.

— Расскажи мне все, — попросила она.

— Ты действительно хочешь услышать? — спросил Кантон.

— Что ты был наемным убийцей, я знаю, — сказала она.

— Значительно хуже. Я был судьей, присяжным и палачом невинного человека, — бесцветно сообщил Марш и начал свой рассказ.

С состраданием и жалостью Каталина поднесла его руку к губам и поцеловала.

— Я бы хотела принять на себя всю твою боль.

Глава двадцать третья

Кэт быстро поправлялась. Через несколько дней она была почти в полном порядке. Наверное, это от счастья, думала она. Она жила с ощущением счастья. По утрам Кэт стала напевать. Улыбалась без всякой причины.

Кантон проводил с ней много времени: приносил ей еду в постель, беседовал с ней. Он рассказывал о своем поместье, о своей семье. Говорил с ней свободно, как с близким человеком. Иногда с болью, иногда с душевным подъемом.

Каталина беспокоилась только о Молли да еще, пожалуй, о том, что газеты наперебой кричали о выстреле в «Серебряной леди».

— Теперь мы знамениты, — заметила она как-то Маршу, прочитав статью, которую ей принес Тедди. Сказав это, Каталина почувствовала, что Марша что-то беспокоит. Они прошли долгий путь навстречу друг другу, но кое-какие препятствия еще остались.

— Дорогая, я чертовски устал быть знаменитым.

— Это как-то связано с той статьей?

— Она — вранье от начала до конца. Я никогда не убивал Лобо, — и осекся. Он чуть было не выдал чужой тайны.

— Там не было Лобо?

— Нет, Лобо был, но мы никогда не сражались друг с другом. Просто однажды… наши пути пересеклись.

— Тогда почему…

— Потому что автор этого вонючего рассказа призывает каждого сопливого мальчишку, который хочет прославиться, поохотиться на меня, — ответил Марш. — Мне уже пришлось уложить не меньше двадцати мальчиков, чтобы самому остаться в живых. Это одна из причин, почему я приобрел «Славную дыру». Я надеялся, что Фриско находится далеко от тех мест, где меня знают, и я смогу затеряться здесь.