Танцующие тени - Поттер Патриция. Страница 9
Саманте вдруг показалось, что пол уходит из-под ног, а сама она, словно Алиса из детской книжки, проваливается все глубже в кроличью нору. Только сейчас она осознала, что до последней секунды не желала верить незнакомцам из Бостона. Отчаянно надеялась, что все это окажется ложью. Что мать со смехом разуверит ее, докажет, что документы и фотографии подделаны, даст хоть какое-то объяснение…
— Саманта!
Но Сэм не могла вымолвить ни слова.
Ее мир — уютный, налаженный мир, в котором она прожила тридцать пять лет, — разлетелся вдребезги.
Сэм не знала, сколько времени прошло, прежде чем она вновь обрела дар речи.
Мать сидела в кресле, прямая, как статуя, и бледная, как полотно. Глаза ее блестели от слез. Саманта догадывалась, что и сама сейчас выглядит немногим лучше.
— Значит, Дэвид принял меры предосторожности, — словно эхо, повторила она. — А ты… Почему ты говоришь, что виновата во всем? Что ты сделала?
— Встретилась со своей сестрой. Столько лет прошло… мне казалось, теперь мы в безопасности.
С сестрой? Еще одна ложь: мать всегда уверяла, что у нее не осталось родственников. С трудом сдерживая гнев, Саманта достала из сумочки фотографии и бросила их на кофейный столик.
— Взгляни на это!
Мать так и впилась глазами в один из снимков — изображение взрослого Ника Мерритты. Она погладила снимок кончиками пальцев — легкий, ни с чем не сравнимый жест материнской ласки. Затем подняла на дочь полные слез глаза.
— Пойми, я не могла поступить иначе!
— Вот как? За тридцать пять лет ты не нашла времени рассказать мне правду! Боже мой, я так мечтала о брате…
Голос Саманты дрогнул и прервался, а мать все смотрела на фотографию, словно не могла наглядеться.
— Знаю, — хрипло ответила она наконец. — Но поверь мне: не было дня, когда бы я не вспоминала о нем.
— Да неужели? — с сарказмом отозвалась Саманта. Боль и гнев разрывали ее сердце.
— Так ты говоришь… этот человек… хочет тебя видеть?
— Мой отец, — поправила Сэм, хотя эти слова холодным комом застряли у нее в горле.
— Верно, в твоих жилах течет его кровь. Но больше ты ему ничем не обязана. Не езди, Саманта, прошу тебя! С этим человеком лучше не иметь ничего общего! — И Пэтси снова посмотрела на фотографию Николаса. Брата Саманты.
— Меня звали Николь?
— Я хотела, чтобы вы носили похожие имена, — со слабой улыбкой пояснила мать. — Имя Николь мне всегда нравилось.
— Да… красивое имя.
— В младенчестве ты была очаровательна… впрочем, об этом я тебе не раз рассказывала.
— А мой брат? Он тоже был очаровательным младенцем?
— Да, — сдавленно ответила мать. — Саманта…
— Мы с ним любили друг друга? — продолжала Сэм, проклиная себя за жестокость, но не в силах остановиться. — Играли вместе?
— Да. — Пэтси покорно вздохнула.
— Как ты могла?! Как могла бросить родного сына?
— У меня не было иного выхода, — ответила мать. — Чтобы вернуть мальчика, он готов был убить нас обеих.
— Значит, ты выбирала между мной и им? И выбрала меня?
По щекам матери заструились слезы. Но сейчас Сэм переполняла ярость, не оставлявшая места состраданию. Как она могла?! Отречься от сына, разлучить ее с братом… и теперь называть его не «Николас», не «мой сын», а «мальчик», словно какого-то чужого ребенка?!
— Я должна его увидеть, — твердо сказала она.
— Пола Мерритту? — В голосе матери звучал неподдельный ужас.
— Моего брата. И, может быть… мистера Мерритту. — Несмотря на все, что только что узнала, Саманта не могла назвать Мерритту отцом — это слово в ее сознании ассоциировалось только с одним человеком — Дэвидом Кэрроллом.
— Нет!
— Почему?
— Эти люди тебя уничтожат!
— Как уничтожили тебя? — спросила Сэм, встретившись взглядом с матерью.
— Они… пытались.
— И ты оставила этим людям моего брата?! — Голос ее задрожал. — Сколько ему было, когда ты… ушла?
— Восемь месяцев, — опустив голову, прошептала мать.
— Но как же… у меня же есть свидетельство о рождении с папиным именем! — воскликнула вдруг Саманта, хватаясь за соломинку — словно эта бумага могла что-то изменить.
— Дэвид все устроил, — ответила мать.
— Вот как?.. Мой папа, герой войны? Я всегда знала, что у него много талантов, — но не подозревала, что он умел и документы подделывать!
Мать вскинула голову.
— Что бы ты ни думала обо мне, помни одно: твой отец — лучший из людей, каких я когда-либо встречала в жизни.
— Но почему? Почему ты ничего мне не рассказала?!
— О чем? Что твой родной отец — преступник, главарь мафии? Зачем ребенку это знать?
— Ребенку, может быть, и незачем. Но я давно уже не ребенок. И имею право знать, кто я и откуда. Что, если бы я захотела выйти замуж, завести детей? Ведь нельзя рожать, не зная, какая у тебя наследственность!
— Наверное, тогда бы я все рассказала. Но до сих пор ты замуж не собиралась, и…
— А мой брат? — Сэм вздрогнула при мысли о том, с какой легкостью ее язык выговаривает эти два слова. — Неужели я не имела права знать, что…
— Он для нас потерян, — безжизненным голосом ответила мать. — Каждый, кто вырос в этой семье, безнадежен.
Сэм недоверчиво взглянула на нее.
— А мой отец? Неужели ты ничего не заметила? Как же ты?..
— Вышла замуж за гангстера? — горько усмехнулась Пэтси. — Я была очень молодой. И очень бедной. Окончила школу с отличием и поступила на бесплатную вакансию в Чикагский университет. Познакомились мы в библиотеке. Пол учился там же — на юридическом, на последнем курсе. Он был старше большинства студентов. Красивый, обаятельный… Он вел себя со мной, как с принцессой. Мне казалось, что сбылись все мои мечты.
Руки ее сжались в кулаки.
— Я влюбилась. Влюбилась, понятия не имея, кто он, из какой семьи и что за человек. Едва он окончил курс, мы уехали в Лас-Вегас и поженились. В то время я не задумывалась о том, почему Пол не хотел устраивать свадебное торжество, почему не познакомил меня со своей семьей. Смутно догадывалась, что родные могут не одобрить его выбор, но не более того. Наш медовый месяц был прекрасным сном; но потом мы вернулись домой — и начался кошмар. Мы поселились в фамильном особняке Мерриттов, с семьей Пола. Мне сразу дали понять, что я здесь лишняя. Отец Пола не одобрял его выбор: Мерритты — итальянцы, католики, а я — англосаксонка и протестантка, да к тому же без гроша за душой. Но я любила Пола и старалась угодить его родным. А это означало прежде всего — не задавать вопросов. Я хотела работать учительницей, преподавать музыку или рисование — предметы, которые изучала в университете. Но Пол воспротивился. Я была беременна и поначалу думала, что он просто оберегает меня. Теперь я понимаю: это было не так. Он просто боялся, что до меня дойдут слухи о его семье. Под предлогом заботы о моем здоровье он превратил меня в пленницу.
Скоро я поняла, что Мерритта — мафиозный клан. Пол клялся, что не принимает участия в делах семьи, и поначалу я ему верила. Но однажды я подслушала один разговор… То, что я узнала, привело меня в ужас. Но что мне было делать, куда идти? Я была беременна, без денег, без друзей, без единого родного человека — если не считать сестры, которая вырастила меня после смерти матери. Но у сестры была своя семья и свои проблемы. Кроме того, обратившись к ней, я могла навлечь на нее беду… Однако я точно знала одно: я не допущу, чтобы мой ребенок рос среди этих людей. Не имею права допустить.
У Сэм голова шла кругом. Ее мать — и замужем за мафией9 !
— А Николас… он знает о нас? — спросила Пэтси.
— Те двое сказали, что нет.
Мать вздрогнула и покачала головой.
— Не езди к ним, Саманта. Ты не представляешь, что это за люди. Они способны на все.
Саманта молчала, подавленная сумятицей собственных чувств. Ее все еще душил гнев — гнев на мать, которая столько лет скрывала от нее правду; но сквозь пелену ярости пробивалось пронзительное сострадание. Теперь многое в поведении Пэтси становилось для дочери понятным. Ясно, почему мать всегда была так осторожна. Почему они с отцом, несмотря на протесты маленькой Саманты, каждое утро отвозили ее в школу на машине и забирали после уроков. Почему в доме Кэрроллов была установлена сигнализация. Почему родители старательно учили Саманту запирать двери и окна, никогда не разговаривать с незнакомцами, а если кто-то попробует завести с ней разговор, бежать от него во все лопатки.