Вне закона - Поттер Патриция. Страница 18

Он сглотнул слюну, твердо зная, что должен поскорее убраться из этого дома, из Ньютона, из этого района, а может, и из округа.

— Я принесу мазь от ожогов, а вы можете взять одну из рубашек Джейка.

— Джейк?

Чувствуя облегчение от того, что он наконец что-то сказал, она снова улыбнулась.

— Он оставил мне ранчо. Он умер полтора года назад.

— Он оказал вам плохую услугу, леди, — сказал Лобо. — Это место совсем запущено.

Она выглядела беспомощной и невероятно привлекательной. Невзирая на ожоги, он ощутил необычайно сильное желание ее обнять. Что она будет делать, когда узнает, кто он? Наемник. Приличные люди переходили на другую сторону улицы, чтобы не встретиться с ним. Глупец!

— Я знаю, — негромко ответила она. — Но до сих пор мы справлялись.

Лобо поднял брови. Настало время дать ей понять, что к чему.

— Леди, если бы я не подоспел вовремя, двое детишек и пьянчуга сейчас были бы мертвы.

— Но ведь вы подоспели, — с неотразимой логикой возразила она.

Он в раздражении уставился на нее. В этом лице, в этих глазах была такая полная, слепая вера в него. За всю свою жизнь он не встречал ничего подобного. Он дьявольски надеялся, что больше и не встретит.

— Леди…

— Уиллоу.

— Мисс Тэйлор…

— Уиллоу.

Он сжал кулаки.

— Есть люди, которые не хотят, чтобы вы были здесь.

Ее улыбка слегка померкла.

— Значит, вы тоже слушали эти выдумки. Я не поверю, чтобы Алекс Ньютон желал мне зла.

Ему хотелось поколебать эту уверенность, доказать ей, сказать, что его наняли как раз для этого. Но слова застряли у него в горле. Все равно, что побить щенка, подумал он. Он был не в состоянии видеть, как в ее глазах померкнет свет. И не хотел потерять предназначенную ему улыбку. Не сейчас. Позже, когда еще немного этого отложится у него в памяти.

Прежде чем он успел что-нибудь ответить, она уже повела его на кухню.

Он услышал ее нежный голос:

— Эстелла, принесите мне немного воды и мыло. И аптечку.

Прибежали двое младших мальчиков.

— Мистер, Чэд позаботится о вашей лошади, — сказал один.

— Интересно, старик Юпитер вернется или нет? — сказал другой.

— Ну и бежал же он, — подхватил первый. — Я Джереми. А это Джимми. Мы близнецы, — гордо сообщил он. — Мы думали, Чэд врет, когда он рассказывал про вас.

— Как вас зовут, мистер? — спросил другой близнец.

— Не приставайте с вопросами, — сказала Уиллоу.

— Но вы всегда говорили, чтобы мы больше спрашивали. Вы говорили, что так всему научимся.

— Также можно научиться, если молчать и слушать, — ответила она. — Джереми, сбегай, принеси рубашку из сундука Джейка в кладовке.

Она снова повернулась к Лобо, когда тощая женщина со странным взглядом вернулась и робко поставила коробку на царивший в столовой большой круглый стол.

— Снимайте рубашку и перчатки и сядьте, — мягко сказала Уиллоу.

Он колебался, зная, что из всех глупостей, которые он наделал в жизни, эта, возможно, была самой большой. И все же ожогами надо было заняться. Он не хотел обращаться к доктору, не хотел показываться в городе. Он уже точно не хотел снова ехать к Ньютону объясняться, хотя ему было безразлично, что Ньютон подумает. Просто он не хотел просить его помощи.

— Черт, — пробормотал он и поднял глаза со своих рук на ее лицо и губы, с трудом сдерживавшие улыбку. Он попытался снять перчатки, но они прилипли к коже. Однако рубашка легко снялась через голову, и стала видна красная полоса на предплечье.

— Черт, — повторил Джимми, заработав строгий взгляд женщин.

— Ну… он же сказал это, — запротестовал он.

— А маленькие мальчики так не говорят, — парировала Эстелла.

— Почему?

Лобо нахмурился, и мальчик замолк на полуслове.

— Как вы думаете, я могу этому научиться? — спросила Уиллоу. Ее губы подергивались даже больше, чем за мгновение до этого.

Потом она перевела взгляд на его грудь и по тому, как погасла ее улыбка, Лобо понял, что она увидела шрамы. Он поморщился. Лучше бы ей их не видеть. Под ее взглядом он чувствовал себя обнаженным до самой точно так же исчерченной шрамами души. Он совсем готов был уйти, черт с ними, с ожогами, когда рядом с ним поставили тазик с водой и мыло. Он опять попытался снять перчатки, сжав зубы от агонизирующей боли.

Нежные руки охватили кисти его рук и погрузили их в воду, ее пальцы осторожно отделяли материю от кожи, глаза отразили ее боль, когда она увидела обнаженное кровоточащее мясо. Она осторожно и нежно промыла ожоги, затем наложила на них прохладную мазь. Когда все было сделано, ее губы дрожали и глаза были полны слез. В изумлении он понял, что ей в самом деле было больнее, чем ему.

— Вам нельзя ехать верхом, — сказала она. — Побудьте здесь несколько дней.

— У вас найдется, чем их завязать?

— Да, — нерешительно ответила она, — но им лучше быть на воздухе.

— Я уезжаю — с повязками или без них, — коротко сказал он.

Она кивнула и забинтовала ему кисти и предплечья. Она знала, что каждое прикосновение вызывало адскую боль, но выражение его лица ни разу не изменилось. Оно было стоическим, как будто вырезанным из камня.

Вернулся Джимми с рубашкой, и Лобо неловко натянул ее, не возражая, когда она стала застегивать пуговицы. В этих последних минутах, когда он сидел на кухне без рубашки, когда она застегивала пуговицы, было что-то столь интимное, что он почувствовал себя неловко. Он никогда раньше не ощущал такого — ни тепла, наполнявшего кухню, ни мягкого юмора, ни нежного, заботливого прикосновения.

Также он никогда раньше не говорил спасибо, и слово застряло у него в горле. Так что он просто кивнул в знак благодарности и молча вышел из дома.

Уиллоу подошла к окну и смотрела, как он садится на лошадь. По тому, как он действовал руками, она бы никогда не подумала, что они повреждены.

Фигура всадника так легко сидела в седле, что, казалось, он и лошадь составляли одно целое. Расправив плечи и выпрямив спину, незнакомец глядел прямо перед собой и ни разу не обернулся, хотя она всеми силами души желала этого.

Ее руки все еще дрожали от прикосновения к нему. У него были широкие плечи и мускулистая грудь, покрытая курчавыми светлыми волосами. Его тело было идеальным, если не считать шрамов, как от ножа, грубых, с рваными краями. Когда она их увидела, ей стало так же больно, как стало больно, когда она промывала ожоги и причинила боль ему.