Несущие ветер - Прайор Карен. Страница 35

Во-вторых, поведение выдр очень изменчиво. Они редко делают одно и то же два раза подряд. Жизнь для выдры – это постоянные поиски новизны. За выдрой очень интересно наблюдать, но подобное свойство мало подходит для пяти выступлений по шесть дней в неделю или хотя бы для одного плодотворного сеанса дрессировки.

Как-то за обедом я пожаловалась на это Уиллу Уисту и Лесли Сквайру. Я пыталась заставить выдру стоять на ящике, объяснила я. Добиться, чтобы она поняла, что от нее требуется, не составило ни малейшего труда: едва я установила в загоне ящик, как выдра кинулась к нему и забралась наверх. А затем быстро сообразила, что вскочить на ящик – значит получить кусочек рыбы. Но! Едва она в этом убедилась, как начала проверять варианты. «А хочешь, я лягу на ящик? А что, если я поставлю на него только три лапы? А не повиснуть ли мне с ящика головой вниз? Или встать на него и заглядывать, что под ним? Ну, а если я поставлю на него передние лапы и залаю?» В течение двадцати минут она предлагала мне десятки вариаций на тему «Как можно использовать ящик», но категорически не желала просто стоять на нем. Было от чего прийти в бешенство, и выматывало это до чрезвычайности. Выдра съедала свою рыбу, бежала назад к ящику, предлагала еще одну фантастическую вариацию и выжидательно погладывала на меня (злоехидно, как казалось мне), а я в очередной раз терялась, решая, отвечает ее поведение поставленной мной задаче или нет.

Мои друзья-психологи наотрез отказались мне поверить – ни одно животное так себя не ведет. Поощряя поведенческий элемент, мы увеличиваем шанс на то, что животное повторит действие, которое оно совершало, когда получало поощрение, а вовсе не толкаем его играть с нами в угадайку.

Тогда я повела их к бассейну, взяла там вторую выдру и попробовала научить ее проплывать сквозь небольшой обруч. Я опустила обруч в воду. Выдра проплыла сквозь него. Дважды. Я дала ей рыбу. Чудесно. Психологи одобрительно закивали. После чего выдра, всякий раз поглядывая на меня в ожидании поощрения, проделала следующее: вплыла в обруч и остановилась – морда по одну сторону обруча, хвост по другую; проплыла насквозь, ухватила обруч задней лапой и потащила за собой; улеглась в обруче; укусила обруч; проплыла сквозь обруч хвостом вперед!

– Видите? – сказала я. – Все выдры – прирожденные экспериментаторы.

– Поразительно, – пробормотал доктор Сквайр. – Я по четыре года добиваюсь от моих аспирантов такой вот нешаблонности.

Да, это было поразительно. И доводило до исступления. Но еще хуже оказалась непредсказуемость поведения выдр. Они выбирали себе врагов (вернее было бы сказать – жертвы). Помощник дрессировщика, ни разу не подходивший к выдрам, как-то сидел на краю их бассейна, свесив ноги, и наблюдал за дрессировкой. Одна из выдр подпрыгнула и так располосовала ему ногу, что его пришлось отправить в больницу. Неделю спустя во время прогулки по Парку та же выдра увидела того же парня, бросилась к нему и снова сильно укусила его за ту же пятку.

Дрессировщики в Театре Океанической Науки после одного-двух укусов начали бояться выдр. Беспричинность таких ничем на спровоцированных нападений, быстрота и сила выдр – все это наводило на мысль о довольно жутких возможностях. И, нагибаясь к милой, теплой, лениво развалившейся в воде выдре, чтобы надеть на нее шлейку, вдруг как-то остро чувствуешь, что подставляешь ей ничем не защищенное горло…

Затем мы обнаружили, что влажный воздух и сырой бетон загона, который мы построили выдрам в Театре Океанической Науки, вредны для их шерсти. На их шкурах появились проплешины. Голая кожа воспалялась. В довершение всего выдры завели манеру визжать, требуя внимания к себе во время представления с дельфинами и пингвинами. Визжали они очень противно и так громко, что заглушали лектора.

Будь у нас деньги, чтобы строить и перестраивать идеальный бассейн для выдр, будь у нас больше терпения и умения, возможно, мы добились бы от этих невыносимых, но красивых созданий настоящих чудес. Но денег у нас не было, а терпение наше истощилось, и мы сдались. Выдры отправились в зоопарк Гонолулу, где, по-видимому, зажили вполне счастливо.

Мне всегда нравилось возиться с дрессировкой самых неожиданных животных. Я была бы очень рада, если бы у нас был аквариум для демонстрации дрессированных рыб и беспозвоночных. Мне так и не удалось включить что-либо подобное в общий план, но у себя в дрессировочном отделе мы время от времени обзаводились аквариумами развлечения ради. Однажды я за десять минут научила пятисантиметрового помацентра (рыбу-ласточку) проплывать сквозь обруч. Крупного рака-отшельника я научила дергать за веревочку и звонить в колокольчик, требуя ужина. У Дэвида Элисиза, виртуоза дрессировки, маленький осьминог взбирался на ладонь и позволял вытащить себя из воды, а кроме того, по команде переворачивался вверх тормашками и выбрасывал струйку воды из своего сифона в воздух, так что получался осьминожий фонтан. Дрессировка низших животных открывает поистине безграничные зрелищные возможности, и, насколько мне известно, ею нигде не занимались, кроме одного аквариума в Японии. Черепахи, омары, карпозубики – дрессировать можно буквально любую тварь при условии, что вы найдете способ эффективного ее поощрения, а также придумаете интересный номер, соответствующий ее возможностям. Доктор Ларри Эймс, профессор Гавайского университета, сконструировал крохотное приспособление, с помощью которого делил ежедневный рацион золотой рыбки на восемь микроскопических частей. Он пользовался этим приспособлением для экспериментов с выбором. Золотые рыбки, насколько я с ними знакома, не слишком бойкие создания, но рыбки Ларри буквально выпрыгивали из воды, торопясь добраться до своих кнопок. Я прямо-таки упивалась этим зрелищем. Как говорят про цирковых собак, рыбки Ларри «работали с душой».

Доктор Роджер Футс, известный специалист по обучению шимпанзе, как-то признался мне, что его заветной мечтой было выяснить, нельзя ли выдрессировать мясных мух кружить по команде слева направо и справа налево. Отец оперантного научения Б.Ф. Скиннер клянется, что вечно будет жалеть об одной неосуществленной своей мечте: научить двух голубей играть в настольный теннис! Однако из всех профессорских достижений в дрессировке выше всего я ставлю то, о котором мне поведал доктор Ричард Гернстайн из Гарварда: он в минуты досуга выдрессировал морского гребешка, этого плебейского родственника устрицы, хлопать створкой раковины ради пищевого поощрения.

Цепь гавайских островов не исчерпывается пятью крупнейшими, которыми часто ограничиваются картографы, а включает еще множество островков, островочков и рифов, протянувшихся от Гонолулу на запад, в сторону Мидуэя, на три с лишним тысячи километров. Эти скалистые кусочки суши носят общее название Подветренных островов, так как, когда дуют пассаты, они лежат под ветром от главных островов. Это приют значительной части эндемичной гавайской фауны – морских и наземных птиц, зеленых черепах, гавайских тюленей-монахов. Тэп предполагал заселить один из сооруженных в Парке водоемов представителями этих исконных обитателей гавайских вод и суши. Он договорился с зоологом Джимом Келли, бывшим военным летчиком, что тот устроит себе поездку на мидуэйскую военно-морскую базу, а также на базу береговой охраны на близлежащем острове Куре и вернется на их самолете с птицами, черепахами, а может быть, и тюленями. Джим привез несколько черепах, двух тюленей-монахов и прекрасную коллекцию птиц – темноспинных альбатросов, черно-белых красавцев размерами с индейку, которые сводят с ума начальство мидуэйской базы своей привычкой гнездиться на взлетных полосах; черноногих альбатросов (я не понимаю, почему их называют черноногими – ведь у них и оперение почти все черное), белых крачек и разных тропических птиц. Мы подрезали всем им крылья, водворили за проволочную сетку вокруг Лагуны Подветренных Островов, и посетители Парка могли любоваться, как наши девушки несколько раз в день их кормят.