Цвет волшебства - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 15

Его большой палец нащупал сонную артерию Ринсвинда. «Вот и все, – подумал волшебник-недоучка. – Хотя куда б я ни попал, хуже, чем здесь, уже не будет…»

– Извините, – сказал Двацветок.

Ринсвинд почувствовал, как пальцы на его горле разжались. Визель медленно распрямился, на лице вора застыла беспредельная ненависть.

На волшебника свалился пылающий уголек. Ринсвинд торопливо сбил огонь и быстро вскочил на ноги.

Двацветок стоял у Визеля за спиной, уперев в поясницу вора кончик его собственной острой, как игла, шпаги. Глаза Ринсвинда сузились. Он пошарил у себя за пазухой, нащупал там что-то и, зажав в кулаке, вытащил наружу.

– Не вздумай шевельнуться, – предупредил он.

– Я все правильно делаю? – озабоченно спросил Двацветок.

– Он говорит, что, если ты пошевелишься, он проткнет тебе печенку, – вольно перевел Ринсвинд.

– Сомневаюсь, – сказал Визель.

– Хочешь поспорить?

– Нет.

Когда Визель уже было напрягся, собираясь броситься на туриста, рука Ринсвинда вдруг вылетела вперед и заехала вору прямо в челюсть. Визель какое-то мгновение изумленно взирал на волшебника, а потом тихо свалился на землю.

Ринсвинд разжал саднящий кулак, и сверток с золотыми монетами выскользнул из его пульсирующих болью пальцев.

– Проклятье! – посмотрев на распластавшегося вора, выдохнул он.

Неожиданно, задрав голову вверх, он заорал – это ему за шиворот упал еще один уголек. Пламя быстро распространялось по крышам соседних домов. Люди выбрасывали пожитки из окон и выволакивали из дымящихся конюшен лошадей. Еще один взрыв раскаленного добела вулкана, в который превратился «Барабан», и над головами, словно коса, вжикнул огромный мраморный камин.

– Ближайшие ворота – Противовращательные! – проорал Ринсвинд, заглушая грохот рушащихся балок. – Бежим!

Он схватил упирающегося Двацветка за руку и потащил по улице.

– Мой Сундук…

– Плевать на Сундук! Задержись здесь еще на несколько минут – и попадешь в такое место, где Сундуки тебе больше не понадобятся! Да бежим же! – завопил Ринсвинд.

Они проталкивались сквозь толпу перепуганных людей, удирающих от пожара. Волшебник огромными глотками втягивал в себя холодный предрассветный воздух. Одна мысль не давала ему покоя.

– Я был уверен, что все свечи потухли, – сказал он. – Как же тогда загорелся «Барабан»?

– Не знаю, – простонал Двацветок. – Это ужасно, Ринсвинд. Только мы поладили…

Ринсвинд потрясенно остановился – какой-то беженец врезался в него и с проклятиями отлетел прочь.

– Поладили?

– Да. По-моему, они потрясающие парни… у нас возникли небольшие языковые проблемы, но они так хотели, чтобы я к ним присоединился, не принимали никаких отказов… Я еще подумал: вот оно, настоящее радушие…

Ринсвинд хотел было вывести его из заблуждения, но потом сообразил, что не знает, с чего начать.

– Какой удар для старины Пузана! – продолжал Двацветок. – Однако он поступил мудро. Я сохранил тот райну, который он заплатил в качестве первого взноса.

Ринсвинд не знал, что означает слово «взнос», но его мозг сработал очень быстро.

– Ты «за-страх-овал» «Барабан»? Ты поспорил с Пузаном, что таверна не загорится?

– Да. Стандартная оценка. Двести райну. А почему ты спрашиваешь?

Ринсвинд обернулся и, уставившись на пламя, которое подбиралось все ближе и ближе, попробовал прикинуть, сколько кварталов Анк-Морпорка можно купить за двести райну. Довольно много, решил он. Но судя по тому, с какой скоростью продвигается огонь, вскоре покупать будет нечего…

Ринсвинд взглянул на туриста.

– Ты… – сказал он и поискал в памяти самое нехорошее слово на тробском языке.

К сожалению, счастливые маленькие тробцы совершенно не умели ругаться как следует.

– Ты… – повторил он.

Еще одна торопящаяся фигура врезалась в него, едва не задев торчащей из-за плеча косой. Тут измученный Ринсвинд взорвался.

– Ты, ничтожный (тот, кто, надев медное носовое кольцо, стоит в ножной ванне на вершине горы Раруаруаха во время страшной грозы и кричит, что черты лица Алохуры, Богини Молний, напоминают пораженный дурной болезнью корень улоруахи)!

– Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ, – пробормотала фигура, быстро удаляясь.

Каждое слово падало тяжело, как мраморная глыба; более того, Ринсвинд был уверен, что никто, кроме него, этих слов не услышал.

Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:

– Давай-ка сматываться отсюда!

Один интересный побочный эффект пожара в Анк-Морпорке касается полиса на «страх-и-в-ванне» «Барабана». Этот полис покинул город через изуродованную крышу трактира, вознесся на крыльях теплового урагана высоко в небо Плоского мира и приземлился спустя несколько дней и за пару тысяч миль в кусте улоруахи на Тробских островах. Наивные жизнерадостные островитяне в дальнейшем почитали этот полис как бога, к вящей потехе своих более просвещенных соседей. Как ни странно, дожди и урожаи в последующие несколько лет были сверхъестественно щедрыми, в результате чего на острова была направлена исследовательская экспедиция с факультета малых религий Незримого Университета. Их вердикт гласил, что все происходящее не более чем видимость.

Раздуваемое ветром пламя распространялось с невиданной скоростью, с легкостью обгоняя беженцев. Когда Ринсвинд с обожженным, покрасневшим от огня лицом добрался до Противовращательных ворот, бревна створок уже пылали. По пути Ринсвинд и Двацветок успели обзавестись лошадьми – купить тяговую силу оказалось не так уж и трудно. Хитрый барышник запросил в пятьдесят раз больше настоящей цены и остался стоять с разинутым ртом, когда ему в руки сунули сумму, составляющую тысячекратную стоимость покупки.

Ринсвинд и Двацветок проехали ворота за какую-то долю секунды до того, как первое из огромных бревен, подняв тучу искр, обрушилось вниз. Морпорк уже превратился в огненный котел.

Пока они галопом неслись по залитой красноватым светом дороге, Ринсвинд искоса поглядывал на своего попутчика, который в данный момент изо всех сил пытался научиться ездить верхом.

«Гром и молния! – думал волшебник. – Он еще жив! И я тоже. Кто бы мог подумать? Может быть, в этом „отраженном шуме подземного духа“ все же что-то есть?»

Словосочетание было очень неуклюжим. Ринсвинд попытался, ломая язык, выговорить грубые слоги, из которых состояло слово на родном языке Двацветка.

– Эколирика? – попробовал он. – Экро-гнотика? Эхо-гномика?

Вот так сойдет. Звучит очень похоже.

Ниже по течению реки, в нескольких сотнях ярдов от последнего дымящегося пригорода Анк-Морпорка, необычно прямоугольный и, очевидно, сильно нахлебавшийся воды предмет коснулся скопившегося у берега ила и тут же выпустил из себя множество ножек, которые принялись скрести дно в поисках опоры.

Выбравшись на берег, Сундук – весь заляпанный сажей, в пятнах от воды и очень, очень злой – встряхнулся, осмотрелся по сторонам и бодрой рысью двинулся прочь. Маленький, невероятно уродливый демон, устроившийся на его крышке, с интересом разглядывал окрестности.

Бравд посмотрел на Хорька и приподнял брови.

– Ну вот и все, – подытожил Ринсвинд. – Сундук в итоге догнал нас. Только не спрашивайте меня, как. Еще вино есть?

Хорек поднял с земли пустой бурдюк.

– По-моему, на сегодняшнее утро тебе хватит, – сказал он.

Бравд наморщил лоб.

– Золото есть золото, – изрек он наконец. – Как может человек, у которого имеется куча золота, считать себя бедняком? Ты либо беден, либо богат. Это же логично.

Ринсвинд икнул. Он успел убедиться, что логика – вещь очень непостоянная.

– Ну, значит так, – сказал он, – я вот подумал, дело в следующем: в общем, вам известно, что такое октирон?

Оба джентльмена удачи кивнули. В землях, лежащих вокруг Круглого моря, этот необычный, отливающий всеми цветами радуги металл ценился не меньше, чем древесина груши разумной, да и встречался не чаще. Человек, у которого имеется иголка из октирона, никогда не заблудится, поскольку, будучи очень чувствительной к магическому полю Диска, она всегда указывает на Пуп Плоского мира. Кроме того, эта иголка чудесным образом штопает своему хозяину носки.