Джонни и мертвецы - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 7

— Эти… мертвецы хотят знать?

— Да, — хором сказали Олдермен и Джонни.

— Ей-богу, Майкл Джексон ничего такого не делал, — сказал Бигмак. — Он…

— Я видел один фильм, — проблеял Холодец, — про то, как на старом кладбище построили дома, и кто-то выкопал бассейн, и все скелеты повылазили и хотели всех передушить…

— Зачем? — спросил Олдермен.

— Он спрашивает зачем, — сказал Джонни.

— Без понятия, — пожал плечами Холодец.

— Я думаю, — нерешительно начал Ноу Йоу — что… э-э… гробы и все прочее выкопают и куда-нибудь перенесут. Наверное, есть какие-то специальные места.

— Я против! — объявила покойная миссис Сильвия Либерти. — Я уплатила за свой участок пять фунтов, семь шиллингов и шесть пенсов! И отчетливо помню содержание Документа. Там говорилось: Место Последнего Упокоения. И ни слова о том, что Спустя Восемьдесят Лет Ваш Прах Выкопают и Перезахоронят, дабы живые могли построить… как это?..

— Современные Специально Спроектированные Офисы, — подсказал Уильям Банни-Лист. — Что бы это не значило.

— Наверное, их спроектировали специально, — предположил Джонни.

— Пойти с молотка за пять пенсов! Стыд и срам! — воскликнула миссис Либерти.

— Вот вам живые! — с горечью воскликнул Уильям Банни-Лист. — Совершенно не думают об угнетенных меньшинствах.

— Понимаете, — несчастным голосом проговорил Джонни, — мэрия говорит, содержать кладбище чересчур накладно, а земля дорогая…

— А что это за Сплинберийские муниципальные власти? — спросил Олдермен. — Куда подевался городской совет Сплинбери?

— Не знаю, — сознался Джонни. — Никогда о нем не слышал. Послушайте, я тут ни при чем. Мне здесь тоже нравится. Я и Холодцу говорил, мне не по душе то, что происходит.

— Так что же ты намерен предпринять? — поинтересовался Олдермен.

Джонни попятился, но наткнулся на роллс-ройсовую усыпальницу мистера Порокки.

— Ой, нет, — сказал он. — Только не я. Это не мое дело!

— Разве? — удивилась покойная миссис Сильвия Либерти. — В конце концов, ведь именно ты нас видишь и слышишь.

— Остальные нас просто не замечают, — прибавил мистер Порокки. — Ноль внимания.

— Мы весь день из кожи вон лезли, — сказал Олдермен.

— Гуляют тут всякие с собаками, — буркнул Уильям Банни-Лист. — Ха! Пяти минут на месте не постоят, все бегом.

— Даже старая миссис Тахион, и та…— вздохнул мистер Порокки.

— А она ведь умалишотка,— сказал Олдермен. — Бедняжка.

— Остаешься ты, — подытожил Уильям Банни-Лист. — Ты должен пойти к этим муниципальным как-их-там и объяснить, что мы — не намерены — переезжать!

— Меня никто не станет слушать! Мне всего двенадцать! Я даже голосовать еще не имею права!

— Зато мы имеем, — сказал Олдермен.

— Да ну? — усомнился мистер Порокки. Мертвецы сгрудились около него, как американская футбольная команда.

— Мы ведь остаемся совершеннолетними, верно? По бумагам?

— Да, но мы мертвы, — напомнил мистер Порокки.

— Теперь голосовать можно с восемнадцати лет, — сказал Джонни.

— Неудивительно, что в людях не осталось уважения, — проворчал Олдермен. — Говорил же я: стоит допустить женщин к голосованию, и пиши пропало…

Миссис Либерти гневно сверкнула на него глазами.

— От имени умерших голосовать нельзя, — вмешался Уильям Банни-Лист. — Это называется «персонация». Незаконная Выдача Себя За Другое Лицо. Я был кандидатом от Революционной Рабочей Партии Солидарности и знаю.

— Я никому не предлагаю воспользоваться моим голосом, — сказал Олдермен. — Я хочу воспользоваться им лично. Никакой закон этого не запрещает.

— Верно…

— Я пятьдесят с лишним лет верой и правдой служил этому городу, — продолжал Олдермен. — И не вижу, отчего бы мне не поучаствовать в голосовании. Оттого только, что я мертв? Демократия — вот главное.

— Народная демократия, — вставил Уильям Банни-Лист.

Воцарилось молчание.

— Ну…— сказал несчастный Джонни, — я погляжу, что можно сделать.

— Молодчина, — одобрил Олдермен. — И газету не худо бы доставлять каждый день.

— Нет. — Мистер Порокки покачал головой. — Так трудно переворачивать страницы…

— Но мы должны быть в курсе событий, — возразила миссис Либерти. — Как знать, что за нашей спиной замышляют живые!

— Я… что-нибудь придумаю, — сказал Джонни. — Получше газеты.

— Вот и отлично, — сказал Уильям Банни-Лист. — И сходи в мэрию и скажи там…

— Что мы не собираемся с этим мириться! — прогремел Олдермен.

— Ладно, — покорно согласился Джонни.

Мертвецы растаяли. Опять возникло ощущение перемещения, словно они отбыли в неведомый иной край.

— Ушли? — спросил Холодец.

— Нельзя сказать, чтоб они приходили, — заметил Ноу Йоу, ревностный поборник науки.

— Приходили и ушли, — подытожил Джонни.

— Блин, чудно все это, — поежился Бигмак. — И холод собачий…

— Ладно, потопали,—сказал Джонни. — Мне надо подумать. Они хотят, чтоб я остановил стройку.

— Как?

Джонни быстро зашагал к воротам.

— Ха! Это они свалили на меня.

— Мы поможем, — тут же сказал Ноу Йоу.

— Да? — спросил Холодец. — В смысле, Джонни-то в порядке, но… ну… это получается якшаться с нечистой силой. Твоя мать, если узнает, будет вне себя.

feppu

— Да, но если они говорят правду, значит, мы помогаем христианским душам, — возразил Ноу Йоу. — А раз так — ничего страшного. Это ведь христианские души, да?

— По-моему, на кладбище есть и еврейский участок, — сказал Джонни.

— Ну и что. Евреи все равно что христиане, — заявил Бигмак.

— Не совсем, — очень осторожно возразил Ноу Йоу. — Но вроде того.

— Да, но…— неуклюже начал Холодец. — Это… покойники и всякое такое… ну… он их видит, значит, это его проблема… то есть…

— Когда Бигмака судили, мы все пошли его поддержать, — напомнил Ноу Йоу.

— Ты сказал, что его повесят, — надулся Холодец. — И я, дурак, все утро рисовал плакат «Свободу сплинберийцу!»

— Это был политический процесс, — обиделся Бигмак.

— Ты угнал машину министра просвещения, пока он торжественно открывал школу! — возмутился Ноу Йоу.

— Я не угонял. Я бы покатался и вернул.

— Ты въехал на ней в стену. Ты бы не смог ее вернуть, даже если бы отскреб лопатой.

— А я виноват, что у него тормоза ни к черту? Я, между прочим, мог здорово покалечиться. Но, похоже, это никого не колышет. Ваш министр сам виноват — не фиг бросать где попало тачки с плевыми замками и гавкнутыми тормозами…

— Спорим, сам он тормоза не чинит.

— Значит, виновато общество…

— Все равно, — сказал Ноу Йоу, — мы в тот раз подставили тебе плечо, верно?

— Не шею же было вместо него подставлять, — буркнул Холодец.

— И все мы поддержали Холодца, когда он нажаловался в музыкальный магазин, что, если проигрывать записи Клиффа Ричардса задом наперед, слышны Откровения Господа…

— Ты же говорил, что тоже их слышал! — возмутился Холодец. — Сам говорил!

— Это когда ты объяснил мне, что к чему, — сказал Ноу Йоу. — А пока я не знал, что слышу, мне казалось, что кто-то скулит и подвывает : айип-аййиип-муээп-айииипп [1] .

— Нельзя выпускать записи, которые так действуют на впечатлительных! — воинственно заявил Холодец.

— Я хочу сказать, — перебил Ноу Йоу, — что друзьям надо помогать, согласны? — Он повернулся к Джонни. — Вот что. Лично я думаю, что ты на грани нервного срыва, у тебя расстроена психосоматика, ты слышишь голоса и страдаешь бредовыми галлюцинациями, и тебя, наверное, надо бы засунуть в смирительную рубашку — знаешь, такую белую, с мод-нючими длинными рукавами — и посадить под замок. Но это не важно, потому что мы друзья.

— Я тронут, — сказал Джонни.

— Похоже, — согласился Холодец, — но нам по барабану, верно, парни?

Мамы дома не оказалось — ушла на вторую работу. Дед смотрел «Курьезы скрытой камерой».

— Дед!