Ноги из глины - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 37

— А вдруг он просто спал?

— На полу, сэр? Одетым?

К тому времени, когда Ваймс, запыхавшись и морщась от боли в коленях, добежал до дворца, пара стражников уже уложили патриция в постель. «О боги, — размышлял он, поднимаясь по лестнице, — как это не похоже на старую службу обычным патрульным… Тогда ты не думал ни секунды — просто бежал через весь город. Надо — значит, надо, ты бежишь, преступники бегут…»

«И кстати, ни один из этих паскудников ни разу меня не догнал», — добавил он про себя с некой смесью гордости и стыда.

Патриций еще дышал, но лицо у него было восковым, и выглядел он так, словно стоял одной ногой в гробу.

Ваймс оглядел комнату. В воздухе висел знакомый туман.

— Кто открыл окно? — спросил он.

— Я, сэр, — тут же ответил Посети. — Сразу, как только обнаружил патриция. Мне показалось, свежий воздух ему не помешает…

— Воздух будет куда свежее, если никто не будет ОТКРЫВАТЬ окно, — сказал Ваймс. — Ладно, итак, я хочу, чтобы все, абсолютно все, кто был во дворце этой ночью, собрались внизу, в холле, через две минуты. И кто-нибудь, пошлите за капралом Задранцем. А также поставьте в известность капитана Моркоу.

«Я напуган и растерян, — подумал он. — Правило номер один: передай это чувство остальным».

Ваймс обошел комнату. Нетрудно было догадаться, что Витинари встал и пересел за письменный стол, где, очевидно, какое-то время работал. Свеча сгорела. А чернильница, наверное, перевернулась, когда он сполз со стула.

Ваймс окунул палец в чернила и понюхал. Потом потянулся к писчему перу рядом, задумался, вытащил кинжал и очень осторожно поднял перо. Маленьких, но острых колючек на нем не обнаружилось, но Ваймс все так же осторожно опустил его на место — пусть Задранец потом обследует на предмет неведомых ядов.

Затем Ваймс обратил внимание на бумаги, над которыми работал Витинари. Все листы оказались чистыми, кроме одного.

И, к его огромному удивлению, лист этот содержал не какие-нибудь деловые записи, но аккуратный рисунок. Там была изображена шагающая фигура, состоящая, в свою очередь, из тысяч мелких фигурок. Результат походил на плетеное чучело, сотворенное одним из диких племен, что жили неподалеку от Пупа. Эти племена собирались каждый год, чтобы отпраздновать еще один великий оборот, совершенный Природой, и их почтение к жизни выражалось в плетении огромной фигуры из прутьев с последующим ее сожжением.

На голову рисованного человека была надета корона.

Отодвинув рисунок в сторону, Ваймс продолжил изучение стола. Осторожно погладил ладонью поверхность: нет ли подозрительных заноз. Присел на корточки и изучил нижнюю поверхность стола.

За окном разгорался рассвет. Ваймс прошел в соседние комнаты и убедился, что тяжелые занавеси на окнах раздвинуты. Вернулся в комнату Витинари, задернул занавески, закрыл двери и внимательно обследовал стены на предмет лучиков света, свидетельствующих о незаметно просверленных дырах.

Что еще может быть? Отравленная щепка, торчащая из половицы? Духовая трубка, просунутая в замочную скважину?

Он снова отдернул занавески.

«Вчера Витинари было лучше. Теперь ему гораздо хуже. Кто-то добрался до него вечером. Как? Медленный яд — это слишком сложно. Нужно найти способ давать его жертве каждый день.

Нет, не нужно… Куда элегантнее было бы сделать так, чтобы жертва сама принимала яд каждый день».

Ваймс порылся в бумагах. Витинари определенно почувствовал себя лучше, он встал и пошел работать, но здесь же и свалился.

«Нет смысла смазывать ядом шип или гвоздь, потому что он не стал бы накалываться постоянно…»

Наконец Ваймс нашел некую книгу, наполовину погребенную под бумагами, — она привлекла его внимание обилием закладок, которые чаще всего были кусочками разорванных писем.

«Чем он занимается каждый день?»

Ваймс открыл книгу. Она вся была исписана.

«Мышьяк надо вводить в тело. Простого касания недостаточно. Или?… Есть ли такой мышьяк, который проникает сквозь кожу?»

Сюда никто не заходил. В этом Ваймс был практически уверен.

С едой и питьем вроде все в порядке, но надо все же послать Детрита на кухню — провести еще одну воспитательную беседу.

«А вдруг в комнате отравили сам воздух? Но каким образом? И как доставили сюда яд?

Или что-то было отравлено загодя? Шельма уже заменил ковер и постельное белье. Что еще можно сделать? Содрать с потолка всю краску?

Шельма рассказывал, что один раз Витинари начал бредить и в своем бреду как-то очень ловко выразился. А, да. „Мы спрячем его там, где искать не будут вообще…“».

Ваймс неожиданно осознал, что все это время смотрел в книгу. Ни одной знакомой буквы, ни одного знакомого символа. Какой-то шифр. Насколько Ваймс знал Витинари, вряд ли обычный человек был в состоянии расшифровать написанное тут.

«Можно ли отравить книгу? Но… что дальше? Здесь много книг. Надо знать, какую книгу он чаще всего открывает. Хорошо, допустим, в некую книгу воткнули отравленную иголку. Но человек один раз уколется, а после будет вести себя осторожнее…»

Собственная паранойя иногда беспокоила Ваймса. Он ко всему относился с подозрением. «Ну да, конечно, патриция отравила книга, вернее, то, что в ней написано. А эти обои довершили начатое, сведя его с ума. Да вы сами взгляните, этот кошмарный зеленый цвет кого угодно доведет до безумия!»

— Дзынь-подзынь, дзынь-дзынь!

— О нет…

— Подъем, шесть утра!! Доброе утро!! Встречи на сегодня!! Введите Ваше Имя!! Десять утра…

— Заткнись! Слушай, все встречи, что записаны в моем дневнике на сегодня, совершенно точно не…

Ваймс замолк. Опустил органайзер.

Подошел к столу. Если пролистывать по странице в день…

«У Витинари очень хорошая память. Но все равно всем надо делать заметки. Всех мелочей не запомнишь. Среда, 15.00: насаждение террора; 15.15: чистка ямы со скорпионами…»

Он поднес органайзер ко рту.

— Запиши памятку, — велел он.

— Ура! Ты говори, говори, не стесняйся. Но не забудь в самом начале сказать кодовое слово «памятка»!

— Поговорить с… Черт… ПАМЯТКА: как насчет дневника Витинари?

— И все?

— Да.

Кто-то культурно постучался. Ваймс осторожно открыл дверь.

— А, это ты, Задранец.

Ваймс моргнул. В гноме что-то было не так.

— Я смешаю кое-что из снадобий господина Пончика, сэр. — Шельма глянула на кровать. — Ой… он очень плохо выглядит, сэр. Принимал ли он?…

— Найди кого-нибудь, чтобы перенести его в другую комнату, — перебил Ваймс. — Вели слугам подготовить новое помещение.

— Есть, сэр.

— А когда все будет готово, перенесите его в третью комнату, выбранную наугад. И ВСЕ поменяйте, ясно? Всю мебель, вазы, кувшины…

— Э… есть, сэр!

Ваймс никак не мог решиться задать вопрос, который очень волновал его последние двадцать секунд.

— Задранец…

— Да, сэр?

— У тебя… э… в твоих… на ушах?…

— Сережки, сэр, — нервно ответила Шельма. — Мне их дала констебль Ангва.

— Правда? Э… что ж, отлично… я и не подозревал, что гномы носят украшения, вот и все.

— Мы славимся искусством изготовления колец, сэр.

— Да-да, разумеется.

«Кольца — да. Периодически гномы создают очередное кольцо Силы, и за это их очень не любят. Но… волшебные сережки? Впрочем, ладно… Кое-чего лучше не знать, спокойнее спать будешь».

Инстинктивный подход сержанта Детрита к вопросам инструктажа персонала был практически верен. Тролль выстроил всех дворцовых слуг в линейку и теперь, прогуливаясь вдоль строя, во всю глотку орал на них.

«Только посмотрите на старину Детрита, — думал Ваймс, спускаясь по ступенькам. — Несколько лет назад он был простым неотесанным троллем, а теперь один из лучших членов команды. Приходится, конечно, заставлять его повторять приказы, чтобы удостовериться, что он все понял правильно, но это пустяки. Его доспехи блестят даже лучше, чем у Моркоу, потому что ему никогда не надоедает их полировать. И он справляется с работой в Страже как самый лучший в мире стражник, что фактически означает: сердито орать на людей, пока те не сдадутся. Единственное, чем его можно сбить с толку, это лишь какой-нибудь поистине дьявольской хитростью. Например, если ты будешь упорно все отрицать».