Роковая музыка (Музыка души) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 29

— Это значит просто «деревянное ведро», — объяснил Имп. — Ну, вы понимаете. Вроде кадки или бадьи.

— Бадья… Бадья-и-Селлайн? — сказал Глод. — Бадди? Еще хуже Клифа, по моему мнению.

— Мне… кажется, что это звучит правилльно, — сказал Имп.

Глод пожал плечами и выгреб из кармана пригоршню мелочи.

— У нас еще осталось больше четырех долларов, — сказал он. — Но я знаю, куда можно девать и их.

— Мы доллжны отлложить их длля вступлления в Гилльдию, — сказал новый Бадди.

Глод уставился куда-то между ними.

— Нет, — сказал он. — У нас еще нет правильного звука. Я хочу сказать — это было очень хорошо, очень… по-новому… — он посмотрел на Импа-Бадди тяжелым взглядом. — Но кое-что мы все же упустили…

Он подарил Бадди не Импу еще один пронизывающий взгляд.

— Ты знаешь, что ты весь трясся? — спросил он. — Бегал по сцене на карачках, как будто у тебя полные трусы муравьев?

— Ничего не мог поделать, — ответил Бадди. Ему хотелось спать, но ритм продолжал пульсировать у него в голове.

— Я тоже заметил, — сказал Клиф. — Когда мы шли сюда, ты всю дорогу подпрыгивал, — он заглянул под стол. — А сейчас притопываешь

— И ты продолжаешь выстукивать пальцами, — сказал Глод.

— Я не могу перестать думать о музыке, — сказал Бадди. — Тут вы правы. Нам нужен… — он пробарабанил пальцами по столу, — звук вроде… панг панг панг ПАНГ Панг…

— Клавиши, ты имеешь в виду?

— Я имею?..

— В Оперном, на том берегу, появились эти новые пианофорте, сказал Глод.

— А, это барахло не для такой музыки, как наша, — сказал Клиф. — Это барахло для важных жирных ребят в напудренных париках.

— Я предвижу, — сказал Глод, бросая на Бадди еще один косой взгляд, — что если мы поставим эту штуку где-то недалеко от Им… недалеко от Бадди, то очень скоро она станет вполне подходящей. Так что пойдем и возьмем ее.

— Я слышал, что они стоят по четыре сотни долларов, — сказал Клиф. — Ни у кого нет столько зубов.

— Я не имел в виду — купим его, — объяснил Глод. — Просто… позаимствуем на время.

— Воровство, — сказал Клиф.

— Нет, нет, — возразил Глод. — Мы позволим им забрать его назад, когда закончим с ним.

— О. Тогда все в порядке.

Бадди не был ни барабанщиком, ни троллем, поэтому видел, что в глодовой аргументации имеются логические изъяны. И несколько недель назад он бы об этом сказал. Но тогда он был хороший мальчик из долины, который не пил, не ругался и играл на арфе на каждом друидическом жертвоприношении.

Сейчас ему было нужно это пианино. На звук это было почти то, что надо.

Он постукивал пальцами в такт мыслям.

— У нас нет никого, кто будет на нем играть, — заметил Клиф.

— Ты притащишь пианино, — сказал Глод. — Я притащу пианиста.

И все это время они косились на гитару.

Волшебники продвигались к органу. Воздух дрожал вокруг них, как будто его подогревали.

— Что за нечестивый шум! — прокричал Преподаватель Современного Руносложения.

— О, не знаю, не знаю! — провизжал в ответ Декан. — Это довольно привлекательно!

Меж труб трещали разряды. Наверху качающейся конструкции можно было различить Библиотекаря.

— Кто подкачивает его?! — заорал Ведущий Диспутатор.

Ридкулли заглянул за орган. Рычаг сам по себе ходил туда-сюда.

— Я не потерплю этого, — прорычал он, — в моем проклятом университете. Это будет еще похуже студентов.

Он поднял арбалет и выпустил стрелу прямо в главный резервуар. Раздался долгий вопль в тональности Ля-мажор, а затем орган взорвался.

История последовавших за этим секунд была восстановлена впоследствии в обсуждениях, проходивших в Необщей Комнате, куда волшебники удалялись, чтобы выпить крепких напитков или, как в случае Казначея — горячего молока. Преподаватель Современного Руносложения клялся, что 64-футовая труба «Грависсима» взмыла в небо на огненном столбе. Профессор Неопределенных Исследований сообщил, что когда они нашли Библиотекаря в фонтане на площади Сатор, далеко за пределами Университета, тот без конца повторял «уук, уук» и ухмылялся.

Казначей сказал, что видел дюжину голых молодых женщин, прыгающих у него в кровати, но Казначей частенько рассказывал что-то вроде этого, особенно когда долго никуда не выходил.

Декан вообще ничего не говорил. Он смотрел на всех стеклянными глазами, а в волосах у него трещали искры.

Он пытался понять, как получилось, что он выкрасил свою спальню в черный цвет.

… а бит продолжался…

Жизнеизмеритель Импа стоял в центре огромного стола. Смерть Крыс расхаживал вокруг него, попискивая себе под нос.

Сьюзан тоже смотрела на него. Не было никаких сомнений, что весь песок перетек в нижнюю колбу, однако в верхней было что-то еще, наполнявшее ее и потихоньку стекающее вниз. Оно было бледно-голубым и бешено извивалось само по себе, как ополоумевший дым.

— Ты когда-нибудь видел что-то вроде этого? — спросила она.

— ПИСК.

— Я тем более.

Сьюзан вскочила. Туманные силуэты вдоль стен теперь, когда она привыкла к ним, уже не казались ей ни какими-то механизмами, но и не деталями интерьера. Они наводили на мысль о планетарии, который стоял на лужайке в школе, хотя траектории каких звезд они могли вычислять она затруднилась бы сказать. Они казались проекциями вещей слишком странных даже для этого странного измерения.

Она хотела сохранить ему жизнь и это было правильно, она знала. Как только она услышала его имя… ну, оно было важно. Она унаследовала часть памяти Смерти. Она никогда не встречала этого парня, но может быть он — встречал. Она чувствовала, что его имя и лицо так прочно обосновались в ее сознании, что все ее мысли вращались вокруг него.

Что-то успело спасти его раньше нее.

Она опять поднесла жизнеизмеритель к уху. И обнаружила, что притопывает ногой. А далекие тени пришли в движение.

Она бросилась бежать по полу, настоящему полу, за пределами ковра. Тени более всего напоминали овеществленную чистую математику. Множество кривых… непонятно чего. Указатели наподобие часовых стрелок, но размером с дерево, медленно двигались в воздухе.

Смерть Крыс вскарабкался к ней на плечо.