Санта-Хрякус - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 82

Он показался ей достаточно тяжелым.

— Я считаю, что ты ненастоящая, — спокойным голосом продолжала она. — Этот дом не может принадлежать маленькой старушке, укутанной в шаль. Ты появилась из моей головы. Так ты пытаешься защититься. Копаешься в головах людей, чтобы определить, как на них лучше воздействовать.

Она махнула подсвечником, и тот легко прошел сквозь лежавшую на кровати фигуру.

— Видишь? Ненастоящая.

— Как раз я — настоящая, — возразила старушка, меняя очертания. — А вот подсвечник — нет.

Сьюзен посмотрела на кровать.

— Не-а, — усмехнулась она. — Теперь ты выглядишь куда кошмарнее, но я тебя не боюсь. И такой тебя тоже. — Фигура на кровати принимала все новые очертания. — И отцом меня не испугать. О боги. Что, в запасе совсем ничего не осталось? Пауки мне нравятся. Змей я не боюсь. Собаки? Нет. Крысы? Я люблю крыс. Извини, ну вот этим вообще никого не испугаешь!

Она схватила последнее возникшее на кровати существо. И его форма перестала меняться. Существо было похоже на сморщенную обезьянку, но с большими и глубокими глазами, расположенными под густыми, нависающими балконами-бровями. Шерсть была серой и жидкой. Существо попыталось вырваться и тяжело задышало.

— Меня нелегко напугать, — предупредила Сьюзен, — зато очень легко рассердить.

Существо обмякло в ее руке.

— Я… я… — пробормотало оно. Сьюзен решила его отпустить.

— Ты — страшила, правильно?

Когда она разжала пальцы, существо без сил упало на кровать.

— Не просто страшила, — пробормотало оно.

— Что это значит?

— Я — Страшила с большой буквы, — сказал страшила.

Сьюзен только сейчас обратила внимание на его жуткую худобу, на шерсть с проседью, на обтянутые тонкой кожей кости…

— То есть самый первый страшила?

— Я… я помню, когда земля была другой. Лед. Он наступал много раз. А еще… Как вы их называете? — Существо чихнуло. — Суша, большие куски суши… они тоже были другими…

Сьюзен присела на кровать.

— Ты имеешь в виду континенты?

— …Все они были другими. — Черные запавшие глаза смотрели на Сьюзен, а потом существо вдруг вскочило и замахало длинными костлявыми руками. — Я был кромешной тьмой в пещере! Я был тенью среди деревьев! Ты слышала о… первобытном ужасе? Так вот, это тоже был… я! Я был… — Страшила согнулся и закашлялся. — А потом… появился этот… ну, ты знаешь, светлый и яркий… молния, которую можно было носить с собой… горячий, как маленькое солнце…. И не стало больше темноты, остались только тени, а потом появились топоры, топоры в лесу, а потом… а потом…

— И тем не менее страшилы никуда не делись, — пожала плечами Сьюзен. — Они живут и здравствуют.

— Они прячутся под кроватями! Скрываются в буфетах! Но… — Страшила едва отдышался. — Если бы ты видела меня тогда… в старые времена… когда люди спускались в пещеры, чтобы нарисовать сцены охоты… Я был ревом в их головах… и от страха желудки выпадали у них из задниц…

— Ну, старое уходит, новое приходит, — абсолютно серьезно заявила Сьюзен.

— …Все остальные возникли много позже… они не знали, что такое первобытный ужас. Они знали только… — Даже в шепоте страшилы была слышна насмешка. — Темные углы. А я был самой темнотой! Я был первым! А потом я стал ничуть не лучше этих, нынешних… пугал служанок, портил сметану… прятался в тенях. И вдруг однажды ночью я подумал… что я вообще здесь делаю?

Сьюзен понимающе кивнула. Страшилы не отличаются сообразительностью. Да и вообще, осмысление такой штуки, как экзистенциальная неопределенность, — процесс довольно долгий и мучительный даже для куда более светлых умов. Впрочем, ее дедушка… мыслил очень похоже. Вот к чему приводит слишком частое общение с людьми. Ты больше не хочешь быть таким, каким тебя представляют, и начинаешь пытаться стать таким, каким хочется тебе самому. Зонтики, серебряные расчески…

— К чему все это? Так ты подумал, да?

— …Стал пугать детей… приходить по ночам… И начал наблюдать за ними. Во времена льда детей было немного… были большие люди и были маленькие люди, но не дети… И… вдруг я понял… у них в головах совсем другой мир… Старые времена еще живы… в их маленьких головках… Старые времена… Когда все было молодым.

— И ты решил выбраться из-под кровати…

— Я наблюдал за ними… оберегал их… — Сьюзен с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть.

— А зубы?

— О… зубы нельзя оставлять без присмотра: кто-нибудь может найти их и натворить всяких страшных бед. А я любил детей, не хотел, чтобы кто-нибудь причинял им вред… — пробулькал страшила. — Я никогда не хотел обижать их, просто наблюдал. Сторожил зубы… а иногда просто слушал…

Он продолжал бормотать, а Сьюзен думала и все не могла понять, как же ей поступить — пожалеть беднягу или (второй вариант нравился ей все больше) раздавить ногой.

— …И зубы… они помнят… — Страшила начал дрожать всем тельцем.

— А деньги? — спросила Сьюзен. — Мне не приходилось встречать богатых страшил.

— …Везде деньги… зарыты в норах… старые сокровища… в спинках диванов… их только прибавляется… вложения… деньги за зубы, очень важно, часть волшебства, чтобы было безопасно, чтобы было надежно, иначе — воровство… и я все помечал… хранил… а потом пришла старость, но я нашел людей… — Существо хихикнуло, и на мгновение Сьюзен стало жаль тех людей из древних пещер. — Они не задавали вопросов, верно? Получали деньги, выполняли работу и не задавали никаких вопросов…

— Деньги решают все, да? — фыркнула Сьюзен.

— …А потом пришли они… воры…

Тут Сьюзен не выдержала. Старые боги подстраиваются под требования времени.

— Ты просто ужасен.

— …Большое спасибо…

— В смысле меня от тебя тошнит.

— …Это старость, все эти люди, слишком много сил…

Страшила застонал.

— …Здесь… не умирают, — задыхаясь, произнес он. — Просто стареют, слушают смех и стареют…

Сьюзен кивнула. Воздух был и вправду пропитан детским смехом. Она не слышала слов, издалека доносились только неразборчивые детские голоса — как будто из какого-то очень длинного коридора.

— …А этот дом… он рос вокруг меня…