Монолог о браке - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 7

НЕПТУН. Медведково. 127-й квартал, дом 1236, подъезд 162, квартира 1.

ОФИЦИАНТКА. Ха-ха! А как я вас узнаю-то?

НЕПТУН. А я хохотать буду. Как открою тебе дверь – сразу захохочу. Приходи, голубь… Ты тоже смешная… А смешные должны быть вместе. Будем «кучковаться»!

ОФИЦИАНТКА (вешает трубку, ее матери). Надо же! Не знает с кем разговаривает – и приглашает… Боже ж ты мой! Ну надо же, вот пошли ребята! (Остановилась, задумалась и вдруг серъезно-серьезно.) А так счастья хочется… (постояла, помолчала, подошла к его столику.) Значит, у вас был один «Космос»… Запишем. Я люблю, чтобы все было аккуратно и красиво. Я в школе, когда нужно было писать слова с красной строки, всегда их подчер­кивала красным карандашом. (Кокетливо.) Так где ж вы меня видели, молодой человек? А вы в 17-ю больницу не приходили случайно? Я гриппом бо­лела, у меня осложнение на ноги было, и меня туда направили…

ОН (задумчиво). А может, 17-я больница!.. Нет, 17-я больница…

ОФИЦИАНТКА. А в больнице даже неплохо… там режим, и вообще все спокойно – без этих нервов и мать не пилит. (Засмеялась.) К нам в больницу как-то привезли маленького ребенка. У него после гриппа ножки не очень ходили. Так я с ним так возилась… И после этого твердо решила своего заиметь, пусть да­же замуж не выйду. Вы знаете, я чего к вам подошла. Если вы очень долго собираетесь сидеть…

ОН. Расплатиться, да? Боишься, что…

ОФИЦИАНТКА. Да вы что?! Я боюсь? Я, знаешь… Я просто к восьми хочу освободиться.

ОН (перебивая). Ляпа-растяпа.

ОФИЦИАНТКА. А чего это выражаетесь?

ОН. Что ты! Это очень хорошо. Это такая порода… добрых людей. Вот ты какую породу собак больше всех любишь?

ОФИЦИАНТКА. Сторожевую. (Уходя.) Ляпа-растяпа… Взрослый человек, а даже не верится…

Стук часов. Время.

ЕЕ МАТЬ. Наконец-то успокоилась! (Ее отцу.) Да­вай обсудим без паники, но глядя правде в глаза! Ну, во-первых, от этого не умирают. Да собственно, мы ничего не можем сделать. Я думаю, ты со мной согла­сен. Она упряма… в тебя… и если ей что-то взбрело в голову… ты ведь ее знаешь… Но я тоже думаю, как и ты, что сходить с ума от этого не надо… Ну, во-вто­рых, он не есть самое худшее… Даже более того, огля­дывая все браки вокруг… сейчас, знаешь, какие бывают случаи… Конечно, жаль! Я согласна с тобой – при ее данных… Да, ты прав, в общем, как она хочет. Ты знаешь, я вчера сказала себе… Я сказала себе: она уже взрослая, и, в конце концов, ей с ним жить, а не нам. Да и вообще, все это обсуждать поздно, потому что, мой милый, пока ты читал газету, вместо того чтобы хотя бы немного уделять ей внимания, они, попросту говоря… (Звонок.) Это они. Я нашла в себе силы при­гласить его к нам.

ОН. Здрассы… Здрассы… (В зал.) Это я так от волнения всегда произношу.

ЕЕ МАТЬ. Садитесь… Итак, вы уже люди семейные, без пяти минут… У нас с Николаем Ивановичем снача­ла была к вам просьба – обождать с браком и прове­рить свои чувства. (Торопливо.) Но мы с ним уверены, что вы нас не послушаетесь…

ОН. Я отчего-то сейчас думаю, что она не очень обрадовалась, если бы мы ее послушали.

ЕЕ МАТЬ. Так что ладно, записывайтесь. Теперь о вопросах скучного быта. В Швеции, я слышала, есть закон, по которому люди имеют право вступать в брак, лишь обладая собственным домом. Вы, по-мо­ему, обладаете только койкой в общежитии.

ОНА. Мама…

ЕЕ МАТЬ. Это жизнь, дорогая Леночка, и ее не на­до стыдиться. Так что, говоря попросту, где вы собирае­тесь жить? У нас? Это – тесно, неудобно, и мы не на­столько знаем друг друга, и у всех есть свои привычки… Снять комнату?.. Это очень дорого, а вы пока не зараба­тываете… К счастью, тетя Вера, которая живет теперь у тети Ани и дяди Сережи, сама предложила отдать вам свою комнату… Это небольшая комната, рядом с Химками… Пятьдесят минут на автобусе. Она небольшая… но вам большую и не надо.

ОН (в зал). Нам и не надо было большую… Нам…

ЕЕ МАТЬ. Так, с этим мы уладили… А теперь давай­те обедать. Только сначала надо мыть руки, молодой человек… Так это заведено… (Отходит с ним в сторо­ну.) Я хочу открыть вам, что вы совершенно не умеете мыть руки. После вашего мытья на полотенце оста­лись грязные следы… Я рада вам сделать это замечание как будущему родственнику: вы уже достаточно взрослый, чтобы уметь мыть руки.

ОН. Простите. Ради бога… простите. (Ей.) Я чуть не умер от стыда. Есть вещи, которые нельзя говорить… (В зал.) Но что делать – она работала педагогом, и у нее, видимо, были свои взгляды на воспитание: она считалась сторонником реалистического подхода к вещам – к любым вещам. Наверное, все это полез­но… (Ей.) Я, например, после ее прямого и честного разговора так тщательно мою руки, что теперь не поймешь – нужно ли руки вытирать полотенцем или наоборот. Правда, в доме у вас я старался больше не бывать.

ОНА. Милый. Ты никогда не мог понять. Она была моя мать! Она меня любила! Страшно любила и отто­го было все! Это надо было понять, а не пользоваться ее опрометчивыми словами и поступками! Впрочем, все эти рассуждения о несовершенстве моей матери появились потом… А тогда ты уставился на меня и про­сидел весь обед с блаженной улыбкой…

ОН. Тогда был рай. И мы получили от щедрот тво­ей матери тот самый шалаш, в котором так хорошо с той самой милой. И я не мог представить, как мы по­том выберемся из этой комнаты.

НЕПТУН (плюхаясь на стул). Димьян! (Берет салфетку, вытирает глаза.) И у меня тоже… была теща… Хорошая такая… Взаимопонимание… Ни одного грубого слова! Только и слышал от нее «зятек» да «зятек»! Теща, где ты?

ЕЕ МАТЬ. Действительно, почему не видно среди нас этой положительной дамы? Отчего вы ее не вооб­разили, гражданин Ферапонт?

НЕПТУН (горестно). Ее нельзя вообразить, ма­маша. Она десятого фаршем случайно отравилась – теперь на больничном…

ОН. Ау… Мы пришли в нашу первую комнату.

ОНА. Неужели в ней всего девять метров? Она ка­жется намного больше. (Он целует ее.) Кто-то ходит в коридоре… А здесь нет даже крючка.

ОН. В ней девять и шесть десятых метра.

ОНА. Давай сначала сделаем крючок. (Целует его.) Сколько ты раз меня поцеловал… Жить без обык­новенного крючка… как так можно? (Он целует ее.)

ОНА (с ужасом). Боже мой… как я тебя люблю…

ЕЕ МАТЬ (печально и прекрасно). Они – дети… Попросту дети…

НЕПТУН (стонет). И у меня – тоже! (Почти ры­дает.) Правда, нюанс: сначала мы жили в комнате вместе с тещей, которая десятого фаршем отрави­лась… Как нам было хорошо! Как мы ждали с Улитой, когда теща заснет! С тех пор для меня храп, как музы­ка… как популярная песня. Сон тещи, где ты? (Выти­рает глаза салфеткой.)

ОН. Перестань сейчас же! Он все испортит… Мы повторим еще раз.

НЕПТУН. Да, да – на бис! И простите меня…

НЕПТУН и ГЕНЫЧ уходят.

ОН. Ау! Леночка! Мы пришли в нашу первую комнату. Смертельный номер!

ОНА (почти кричит). Перестань шутить! Я не могу больше над этим смеяться! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя!