Принц на белом костыле - Раевская Фаина. Страница 14

— Вот и славно! — захлопала я в ладоши.

Проснулась Клавка. Она сонно моргала и терла глаза кулачками — А в чем дело? — сладко зевнув, спросила она. — Больной скорее жив, чем мертв?

— Да, Клавочка. Операцию уже сделали, — ответила я сестре, — и она прошла успешно.

— Отлично, — снова зевнула Клюква, пристраивая голову мне на плечо.

Я скосила глаза на Клавку:

— Слушай, Антош, она теперь все время спать будет? — Хирург развел руки в стороны, а я задала давно волновавший меня вопрос:

— Можно к Виктору пройти? Поговорить с ним надо, посочувствовать, пожалеть, если понадобится.

Повисла долгая пауза, во время которой рыжий Филиппок внимательно изучал меня. Признаюсь, я чувствовала себя микробом, за которым наблюдает любознательный ученый. И чего, спрашивается, смотрит? Живых людей, что ли, не видел? Внезапно хирург озабоченно спросил:

— Афоня, что у тебя с глазами?

— А что? — испугалась я. Все время считала, уж что-что, а глаза у меня красивые: зеленые, большие… Димка все время говорит, что мои глаза сравнимы лишь с глазами трепетной лани.

Брешет, конечно, однако все равно приятно.

Сейчас, наверное, они были покрасневшие и воспаленные, но не до такой же степени, чтобы напугать даже врача. Антон присел на корточки, показал палец и приказал:

— Следи.

Я покорно принялась наблюдать за пальцем: вправо, влево, вверх, вниз…

— В детстве головой не ударялась? — строго спросил Филиппок.

— Нет.., да… — я испугалась еще больше. — Леха Козлов пару раз портфелем врезал, у него там «Идиот» лежал. Но я ему дала сдачи! А что?

Плохо выгляжу?

— Плохо соображаешь, — Антон прекратил издеваться и сел рядом со мной. — Ну, кто, спрашивается, сразу после тяжелейшей операции, еще под наркозом может разговаривать? Ваш Виктор в реанимации и пробудет там по меньшей мере пять дней. Вот когда его переведут в общую палату, тогда и поговорите!

Казалось, решение Антона Константиновича было твердым, как алмаз, но я так жалобно смотрела на хирурга, так печально вздыхала, что сердце Филиппка не выдержало.

— Ладно, оставляйте свои телефоны. Как придет в себя, я с вами свяжусь, навестите его.

Но только в мое дежурство и не дольше пяти минут! И вот еще что: нужно как-то сообщить его родственникам… — Тут Антон растерянно посмотрел на меня, дернув бровью. Он, вероятно, ни капельки не поверил в сказку о нашем совместном детсадовском прошлом.

— А мы уже сообщили, — зевнула проснувшаяся Клавдия. — Ксюха, жена его, приехать не может, сын у нее заболел. Вот, попросила нас присмотреть за Витькой.

Антон непонимающе захлопал рыжими ресницами:

— Так вы что, правда его знаете?

— Хм, мы разве похожи на братьев Гримм? — усмехнулась Клюква. — Да и ситуация для сказок неподходящая, не так ли? Ладно, Афоня, поехали уже домой, спать пора.

Лично я против этого предложения ничего не имела. Еще раз условившись с Антоном, что первым делом, как только Виктор придет в себя, он свяжется с нами, мы покинули гостеприимные стены хирургического отделения.

В машине было холодно, неуютно. Пока прогревался двигатель старенькой «девятки», я достала с заднего сиденья свою куртку, тоже в пятнах крови несчастного Витьки, и с удовольствием в нее влезла, лелея надежду согреться. Сразу возникло ощущение какой-то не правильности.

Что-то было не так, непонятное, неприятное ощущение мешало жить. Что? Пятна крови на куртке? Так это ерунда, отстираю как-нибудь.

Сейчас полно средств, способных не то что кровь отстирать, а черное превратить в белое. Это явно не то, что могло так насторожить. Ну а что же тогда, что?!

— Чего стоим? Кого ждем? — подала голос Клавка. — Слушай, Афонь, у тебя жвачки или конфетки нету? Во рту противно, будто кошки нагадили! От лекарства, наверное…

Я машинально опустила руку в карман в поисках конфетки или какого-нибудь «Дирола».

Подобной дребеденью у меня частенько бывают забиты не только карманы, но и сумочка, и ящики стола.

— Клава, я поняла! — поделилась я озарением с сестрой.

— Господи, что ж так орать. Напугала больного человека почти до сердечного приступа, — пробубнила Клюква. — У меня, между прочим, голова раненая.

Не обращая внимания на ворчание Клавдии, я вцепилась ей в плечо и почти простонала:

— Пистолет!

— И чего орать? — отдирая мои руки от своего плеча, недоумевала сестрица. — Пистолет — он и есть пистолет, что тут такого?

— В том-то и дело, Клавочка, его нет! Пистолета как раз и нет!

Клавка почесала забинтованную голову, отчего сразу сделалась похожей на лысого пингвина, удивленного оттепелью на полюсе, и задала бестолковый, на мой взгляд, вопрос:

— А он был?

Сначала я хотела посетовать на бестолковость сестры, но передумала. Все-таки голова — самый малоизученный человеческий орган.

Единственное, что доподлинно известно, — там есть мозги. Правда, у разных людей в разном количестве и разного качества. Даже самые продвинутые хирурги не могут точно сказать, что происходит с мозгами, если их хорошенько сотрясти. Поэтому возмущаться бестолковостью Клавки было бы бесчеловечно. Я глубоко вздохнула, досчитала про себя до тринадцати и ответила:

— Пистолет был. Это точно. Ты его уперла у Степки. Когда мы собирались на «стрелку», пистолет взяли с собой. Я его положила в карман куртки. Теперь его нет. Поняла?

Пингвин-Клавка снова почесал затылок.

Вердикт был таков:

— Витька спер, господа бога в душу мать! Можешь быть уверена.

Да-а, как все-таки медленно ученые изучают свойства головного мозга!

— Клава, он не мог. Он был без сознания.

Это почти как ты сейчас, только хуже. Пистолет украл кто-то другой, пока мы были в больнице.

И знаешь, что?

Дальнейшими моими рассуждениями Клюквина не интересовалась, потому как опять уснула, свесив голову на грудь.

«Пистолет… — думала я, трогаясь с места. — Значит, все-таки Степка. Он обнаружил пропажу и решил ее вернуть А это значит… Это значит, во-первых, он знает, где Виктор, а во-вторых, он знает, что Виктор жив. Вот интересно, хорошо это или плохо?»

Почему-то все сходилось на Степке. Он так явно подставлял себя. Зачем? Этот вопрос не давал мне покоя до самого дома. В чрезвычайном волнении и глубокой задумчивости я растолкала безмятежно дрыхнувшую Клавдию.

— Уже приехали? — потянулась она. — Ну, и как там труп?

Опаньки! Все гораздо хуже, чем я думала.

Когда же медики всерьез займутся мозгами?!

— Клав, он не труп. Антон сказал, что Витька выживет…

— Да я не про Витьку вовсе.

— Других трупов у нас нет! — отрезала я.

— Ты уверена?

До этой минуты была уверена, но после Клавкиного вопроса, заданного очень серьезным тоном, как-то засомневалась, о чем и сообщила Клавдии.

— А гаишнику ты о ком говорила? Мол, не «запаску» же в багажнике возить? — напомнила сестра.

Я вспомнила и засмеялась:

— Ну, ты даешь, Клюква! Я же пошутила. Это прикол был, понимаешь? Нет, наверное, не понимаешь. У тебя теперь с головой.., проблемы.

— Ты это точно знаешь?

К чему относился вопрос: к голове или к непониманию Клавдией элементарных шуток, я не поняла. Вместо ответа я вылезла из машины, помогла выбраться Клавке и подвела к корме автомобиля. Все помнят, как устроен багажник «девятки». Сначала нужно открыть дверцу, а потом откинуть «крышечку». Проделав эти нехитрые операции, я, даже не заглянув внутрь, воскликнула:

— Вуаля! Убедилась?

В свете фонаря я видела, как нехорошо ухмыляется Клавка. Одной ухмылкой не обошлось.

Она ехидно добавила:

— Ну? И ты еще будешь бить себя пяткой в грудь и убеждать меня, что трупа нет?

— А что, разве есть? — не осмеливаясь заглянуть в багажник, промямлила я.

— Куда ж ему деться? Можешь убедиться сама…

Похныкав немного, я все же решилась проверить. Труп был. Труп мужчины. Он лежал, как-то странно скрючившись, уткнувшись носом в колени. Представив себе, как разъезжала по городу с трупом в багажнике, я застонала. Несколько секунд растерянности и жалости к себе быстро сменились решительностью и повышенной активностью мыслительных способностей.