Принц на белом костыле - Раевская Фаина. Страница 18

Вот в один из таких «патрончиков» я спрятала ампулу, закрыла крышечку и для надежности засунула «помаду» в коробку с осенними туфлями, вернее, в одну туфлю, и убрала коробку на антресоли.

С улицы послышался пронзительный свист.

Это Клавка. Я научила ее свистеть, и теперь она с удовольствием пользуется вновь приобретенным умением.

Шестое чувство подсказывало: с этим свистом кончилась для нас спокойная жизнь. Вообще-то она закончилась, конечно, гораздо раньше, еще тогда, когда Клавка впервые переступила порог моей квартиры. "Но теперь, и я ощущала это каждой клеточкой своего организма, нас ждут сплошные неприятности.

"Может, уже пора Брусникину звонить? — мелькнула трусливая мыслишка. Но я тут же ее отогнала:

— Нет, рано еще. А может, и вовсе не придется, может, сами справимся. Чего Димке зря нервы мотать". Вообще-то фантастику я не люблю, но помечтать-то иногда можно? Свой мобильник я все-таки переложила из сумочки в карман куртки. Так, на всякий случай, вдруг потребуется Клавке врача вызвать? С ее-то головой… Свист повторился.

— Во, видали, Соловей-разбойник! Научи дурака богу молиться, он и будет молиться! Иду, иду уже, не свисти, — беззлобно пробубнила я, спешно покидая квартиру.

Все-таки рано давать Нобелевскую премию изобретателю сотового телефона. Некоторые плюсы, конечно, имеются, но есть и минусы.

Например, фотокамера. Она здорово искажает реальность. Если на снимке жена Виктора выглядела просто уставшей женщиной, то действительность оказалась гораздо хуже.

Дверь нам открыла очень худая женщина, похожая на собственный рентгеновский снимок. Одежда, старенькие джинсы и линялый свитер, болталась на ней как на вешалке. Лицо Оксаны было не просто уставшим, это было лицо женщины, измотанной жизнью. Единственное, что и на снимке, и в реальности оказалось одинаковым, так это «конский хвост».

— Наконец-то, — выдохнула Оксана. — Я уже почти сошла с ума. Да проходите, проходите же скорее!

Она почти втащила нас в квартиру. Пока мы с Клавдией раздевались, я успела окинуть взглядом помещение. Не скажешь, что Виктор хорошо зарабатывал, хотя Степка и уверял в обратном. В коридоре обои висели, другого слова я просто не подберу, только на одной стене. Вторая являла миру свое бетонное основание. На полу лежал старый линолеум, местами вздувшийся пузырями, словно на него в течение длительного времени выливали не менее двух литров воды. Тусклая лампа без абажура освещала все это убожество вместе с желтым потрескавшимся потолком с паутиной по углам.

— Проходите на кухню. Я сварю кофе. Проходите… Олежек спит еще. Пара часов у нас есть в запасе. Проходите! — с этими словами рентгеновский снимок прошелестел на кухню.

Помещение, которое Оксанка называла кухней, напоминало скорее хозблок какой-нибудь заброшенной и забытой богом клетки для хомячков и по размерам, и по интерьеру. В углу у окна тарахтел старенький холодильник «ЗИЛ».

Видно было, работал он из последних своих пенсионерских сил и только и мечтал о покое.

Вплотную к холодильнику примыкал стол-раскладушка, столешница которого была облеплена коричневой, в серых разводах «самоклейкой».

Такой же пленкой оклеен набор кухонной мебели, собранный, очевидно, из разных кухонных гарнитуров. Стены тоже не радовали: те же, что и в коридоре, обои, заляпанные жиром и противный сине-серый цвет там, где обои отсутствовали. Я так думаю, что эта квартира не видела ремонта с момента сдачи дома в эксплуатацию.

Может, они действительно в плену? Разве может нормальный человек жить в таких пещерных условиях?!

Оксана суетилась возле двухконфорочной плиты, залитой молоком, кофе и еще непонятно чем. Мне почему-то сразу расхотелось угощаться кофе, но обижать хозяйку, и без того расстроенную, было неудобно. Мы с Клавкой сидели за столом, не зная, с чего начать разговор. Из неловкого молчания вывела сама Оксана. Она поставила перед нами по чашке жиденького растворимого кофе, уселась на старенький стул возле плиты (втроем мы за столом не умещались) и в волнении сжала маленькие, почти детские кулачки:

— Что с Виктором? Он выживет? С ним все будет в порядке? Что говорят врачи?

Я поспешила успокоить несчастную женщину: снова рассказала, как мы нашли ее мужа, и передала обещание хирурга.

Оксанка заплакала:

— Говорила же ему: не ходи, не ходи! Да разве ж он послушает? Упрямый, как.., как…

Женщина махнула рукой и уткнулась в несвежее кухонное полотенце.

Мы с Клавкой переглянулись: только дамских истерик нам не хватало. Чтобы прекратить слезоизвержение, я поспешно спросила:

— Оксан, а почему вас не охраняют? Ведь вы в плену…

Истерика мгновенно прекратилась. Ксюха отняла от лица полотенце и изумленно приоткрыла рот.

— К-кто в п-плену? — заикаясь, спросила она. В глазах женщины застыло крайнее изумление.

— Ну.., ты с сыном, Виктор. С вас четыреста тысяч долларов требуют, так хоть охраняли бы, что ли!

Оксанка побледнела как мел, прижала руки к груди, прошептав:

— Какие доллары? Какой плен? Я… Я ничего не понимаю.

— Не волнуйся. Брат Виктора нам все рассказал, — попыталась успокоить Оксанку Клюквина. — Мы хотим вам помочь. Денег таких, разумеется, нет, но кое-что, наверное, сможем сделать. Опыт в подобных делах у нас, слава богу, имеется.

Слушая Клавку, я изо всех сил пыталась понять, о каком опыте она столь уверенно говорит. Пока что нам с легкостью удавалось только влезать в различного рода неприятности, в основном криминального характера. В таких случаях нам самим требовалась помощь. Ладно, как говорится, жираф большой, ему видней.

Тем временем Оксана окончательно успокоилась и потребовала объяснить, кто в плену, с чего бы с Виктора требовали такую сумму долларов и откуда у Витьки появился брат. Пришлось повторить «на бис» повествование Степана, которое, как я подозревала, было выдумкой от начала до конца. Уже не возникало сомнений, что Степан — вовсе не брат Виктора, что сам Виктор никогда в жизни не занимался перегонкой автомобилей и что Степка зачем-то наврал с три короба и использовал нас в качестве… В качестве кого?

Внимательно нас выслушав, Ксюха совершила небольшой круиз по кухне, вернулась на свой старенький стул возле плиты. Теперь она была спокойна, словно арабский шейх.

— Послушайте, — каким-то деревянным голосом произнесла Оксана. — Сказки я тоже умею рассказывать, но чтобы так.., вдохновенно! Это уже особый талант нужен. Вот что, старушки веселушки, либо вы сию секунду выкладываете всю правду, и тогда я, может быть, отпущу вас с миром, либо я немедленно вызываю милицию.

Тогда мы и посмотрим, кто из нас под арестом.

Ну и дела! Вот и не слушай после этого советов мудрой старушки Шапокляк: «Кто людям помогает, тот тратит время зря!» Мы с Клавкой старались, пупки надрывали, Клюква даже головой поплатилась, в смысле, сотрясение заработала, а эта.., веревка бельевая такое заявляет!

Я медленно поднялась из-за стола. Табуретка при этом упала, но мне уже было все равно.

На этот раз гнев, минуя поджелудочную железу, сразу ударил в голову, делая меня практически невменяемой. Клавдия сразу почувствовала приближение крупной неприятности и попыталась как-то повлиять на ситуацию:

— Афоня, Афанасия Сергеевна! Держи себя в руках, не роняй гордого звания российского учителя! Давайте решать все вопросы цивилизованно, путем мирных переговоров…

Да куда там! Разве может букашка остановить мчащийся на полной скорости асфальтоукладочный каток?!

Я подошла вплотную к жене Виктора, тоже поднявшейся, и начала говорить. Филологическое образование и богатый лексический запас позволяли оперировать бесчисленным количеством слов, фразеологических оборотов и идиоматических выражений. Да и работа в школе кое-чему меня научила. Клюквина внимательно слушала, уважительно открыв рот. Говорила я недолго, минут пять.

— ..вот таким вот образом, — закончила я свою пламенную речь.

— Ну, Афоня, ты даешь! — восхитилась сестра. — Я тобой горжусь! Можешь ведь, когда приспичит. Потом как-нибудь продиктуешь?