Конец игры - Раевский Андрей. Страница 20

Сфагам не торопился входить в тёмный зев огромного мраморного портала. Пережитое недавно приключение, встряхнувшее его сознание до самой изнанки, не шло из головы, мешая сосредоточиться на окружающем. Он поднял голову. Портал раскинул перед взором мириады скульптурных изображений — больших и маленьких, заключённых в клейма и ниши и вырывающихся из стены навстречу взгляду. Каменные фигуры покрывали и мощные пилоны, и нависающий гигантским полукругом тимпан. Кого тут только не было! Древние боги, герои легенд, чудовища, мудрецы и пророки, духи и демоны, звери и птицы, завораживающие узоры и таинственные жреческие символы стародавних времён. Некоторые сюжеты были знакомы, некоторые — нет. Но не это было самым удивительным. Стоило ненадолго отвести взгляд от той или иной сцены и потом вернуться снова, как глаз уже не находил прежних образов. Всё оказывалось другим. «Самая лучшая игра, чтобы заставить человека забыть, что он уже не снаружи, но ещё и не внутри», — отметил Сфагам, радуясь, что способность спокойно размышлять и наблюдать свои ощущения, наконец, к нему вернулась. Теперь можно было войти внутрь.

Исходящий неясно откуда свет едва проникал в широкую гулкую галерею, свод которой терялся во тьме. В ту же тьму к неразличимому своду устремлялись гладкие и стройные малахитовые колонны. Дойдя до середины галереи, Сфагам почувствовал чье-то незримое присутствие. Он остановился, внимательно оглядываясь по сторонам. Со стороны ниш, едва видневшихся у стен за колоннами, послышались гулкие тяжёлые шаги. Они приближались одновременно с двух сторон; грохочущие звуки становились всё громче и вот уже на узкой полоске света посредине галереи, появились две огромные фигуры. Это были бронзовые воины, каждый высотой в полтора человеческих роста, при полной боевой амуниции. Их лица, изваянные с неожиданной портретной точностью, не выражали никаких эмоций. Некоторое время они неподвижно стояли напротив Сфагама, а затем одновременно повернулись и зашагали вперёд, держась немного впереди по сторонам от него.

Грохот железных шагов оглашал гулкие пространства залов, коридоров и галерей, звенящим эхом уносясь под высокие своды. Но звуки эти, врываясь в мир сгустившейся за многие века тишины, не в силах были её развеять. Тишина будто стискивала разносящийся звук, заставляя эхо глохнуть и растворяться среди стен, колонн и лестниц.

Они миновали коралловый зал, где из гладкого зеркального пола вырастали причудливые соцветия переливающихся дивными красками коралловых деревьев. Этот зал был повторением точно такого же в императорском дворце в Каноре. Прошли они и узкий выгнутый мост с низкими перилами из драгоценного палисандра, под которым раскидывался необъятный зодиакальный парк. С высоты он напоминал застывшую гладь ночного озера, в котором отражается звёздное небо. И лишь при пристальном вглядывании было заметно, что мерцающие огоньки звёзд соединены между собой тонкой паутиной линий, рисующих символы созвездий — дракона, грифона, льва, орла, скорпиона и других зверей и птиц. Но долго разглядывать это захватывающее дух зрелище не пришлось — украшенные богатым лепным орнаментом стены вновь обступили идущих, и высокие своды сомкнулись над их головами.

Нарушаемая грохотом шагов тишина, казалось, хранила память обо всех проглоченных ею много веков назад звуках. И в любую секунду она могла исторгнуть их. И тогда эти пустынные пространства гулких залов взорвались бы лавиной голосов и образов. Эта пустота затаившихся звуков не была тем всеотрицающим НИЧТО, как там, возле ворот. Она таила в себе все возможные звуки и образы, которые способно было постичь сознание. И все они только и ждали момента, чтобы вырваться наружу.

Тронный зал был огромен. Высокие светильники на тонких витых ножках, бликуя полированной бронзой, наполняли его мягким рассеянным светом. Бархатная ковровая дорожка между рядами светильников, стелясь по узорчатому полу, вела к выложенной белым мрамором полосе. Там, за полосой, где не было на полу никаких узоров, на высоком девятиступенчатом пьедестале мерцал золотом и слоновой костью трон самого императора Регерта. Трон был пуст. Ещё издали Сфагам заметил, что фигуры на выступающих подлокотниках трона повторяют изображения голов, образующих главные ворота. Одна была чёрной, другая белой.

Бронзовые воины остановились на некотором расстоянии от черты и застыли, обратившись к трону и склонив головы. Сфагам не успел сделать и нескольких шагов вперёд, как перед ним завертелся смерч уже знакомого светового ветра. Прорисовавшийся в его середине Канкнурт, взметнув полы своего ослепительно синего кафтана, воздел руки вверх и что-то прокричал громким, но глухим и невнятным голосом. Сфагам смог различить только имя Регерта. Умолкнув, гонитель бесов застыл с поднятыми руками. Через несколько мгновений перед троном стало сгущаться лёгкое, светящееся голубоватым светом облачко. Оно становилось всё ярче, и границы его явственно приобретали форму ромба, из углов которого истекали потоки рассеянных лучей, а внутри уже явственно проступали очертания фигуры императора-мага. Прикрытое серебристой вуалью светового облака, лицо его, тем не менее, было хорошо различимо. Сфагам отметил, что Регерт не был похож ни на одно из своих многочисленных изображений, которые можно было во множестве наблюдать в книжных миниатюрах и настенных изображениях во дворцах и храмах. Другими были даже не столько черты смугловатого стариковского лица с острыми скулами и большими чёрными глазами, сколько его выражение. В облике императора не было той суровой, часто напыщенной величественности, которой неизменно наделяли его образ художники. Настоящий Регерт был скорее весёлым или даже насмешливым, чем грозным. Во всяком случае, таким он предстал в этот момент. На голове императора не было даже неизменно присутствующей на всех изображениях короны. Её место занимала небольшая чёрная с золотым ободком шапочка, расшитая рубинами и жемчугом, из под которой выбивались длинные седые пряди.

Канкнурт поклонился и исчез в смерче светового ветра. Сфагам сделал несколько шагов к трону и, остановившись у черты, опустившись на одно колено, поклонился императору, как того требовал общепринятый обычай приветствия монархам. Регерт ответил лёгким кивком и знаком руки позволил гостю подняться и приблизиться. Сфагам перешёл белую полосу и остановился в нескольких шагах у трона. Вынув из сумки книгу, он положил её к мраморному подножью трона.