Буря в песках (Аромат розы) - Райан Нэн. Страница 16

Казалось, ни одна часть собственного тела не подчинялась больше Анжи, кроме ее рта. Весь мир сейчас сконцентрировался на ее трепещущих губах. Пекос продолжал целовать ее, его губы твердели от страсти. Анжи инстинктивно почувствовала, что их обоюдное наслаждение усилится, если она прикоснется к его языку своим. Как только она это сделала, они оба одновременно вздохнули. Сильные руки Пекоса обвились вокруг нее, и он теснее прижал ее маленькое мягкое тело к себе. Руки Анжи скользнули вверх по его гладкой рубашке, ощущая тепло мускулистой груди под шелковой тканью. Она затрепетала от возбуждения и обвила руками его шею; ее подрагивающие пальцы погрузились в копну густых волос, вьющихся у него над воротником. Смутно Анжи чувствовала, как ее подкосившиеся ноги скользят по тяжелому ковру, а одна из рук Пекоса, оторвавшись от нее, тянется к дверной ручке. Но его настойчивый рот все еще ласкал ее губы, и ничто больше не имело значения, кроме восхитительных ощущений, которые накатывали на нее волна за волной. Она никогда еще не чувствовала себя и вполовину такой счастливой, как сейчас.

Анжи приникла к Пекосу и внезапно осознала, что жар, который пылал там, где соприкасались их губы, начинает распространяться на все ее тело, оно уже, казалось, было целиком охвачено огнем. Обнаженный участок груди над низким корсажем ее платья стал необычно теплым. Под платьем ее груди напряглись, соски затвердели. Живот тревожно затрепетал, и какая-то непривычная пульсация распространялась вниз, побуждая ее прижаться теснее к сильному телу мужчины, держащего ее в своих руках.

Глаза Анжи открылись, когда Пекос, наконец, поднял голову. Они уже были в ее спальне, хотя как они туда попали, она не помнила. Пекос всем своим весом прижал ее к двери; его руки щелкнули тяжелым дверным замком.

— Пекос, зачем… — Ее голос был слабым и безжизненным.

— Малышка, — пробормотал он и снова поцеловал ее.

Его объятие стало более крепким, и Анжи почувствовала, как ее пятки оторвались от пола, а его руки уверенно скользнули вниз по ее спине, остановившись на округлых бедрах. Она стояла на носочках и, сомкнув руки у него на шее, глубоко вдыхала исходивший от него запах, в котором смешался аромат вина, табака и собственно его сильного мужского тела, прижатого к ней.

Пекос был опытным любовником. Он остановился в мягком свете лампы у желтой кровати Анжи, ласково и медленно возбуждая ее потоком постоянно сменяющихся поцелуев и ласк. Как только он чувствовал, что ротик Анжи теснее прижимается к его губам со страстью, о существовании которой она даже не подозревала, он мягко отстранялся, дразня и мучая ее. Когда ее дыхание стало прерывистым от возбуждения, и она лихорадочно пробормотала «Пекос, Пекос» и снова поймала его рот губами, Пекос увернулся, быстро покрывая ее лицо, золотые волосы, маленькие ушные раковины и щечки с высокими скулами теплыми быстрыми поцелуями.

Ее дыхание замедлилось, она мягко вздохнула и закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением его ласковых губ к своему лицу. Потом он снова жадно приник к ее рту, чувственно целуя ее, и комната поплыла у Анжи перед глазами. Она отвечала ему, целуя его со всей страстью, которая накопилась за все время ее одинокой жизни. Никто так не изголодался по любви, как эта невинная девочка, которая теперь с жадностью училась, как утолить этот голод. Никто из мужчин не смог бы стать лучшим наставником в ее самом первом уроке любви.

За считанные минуты Пекос превратил Анжи из неискушенной девушки, которую никогда не целовали, в податливую пылкую женщину, бесстыдно прижимающую свое мягкое тело к нему, в то время как ее рот отвечал на каждое движение его губ и языка. Но он не подозревал об этом. Казавшееся опытным поведение этой чувственной молодой женщины не оставляло у Пекоса ни малейших сомнений в том, что она была такой же опытной в плотских утехах, как и он.

Наконец, ему надоела эта затянувшаяся любовная прелюдия, он жаждал переспать с ней. Они обменялись еще несколькими поцелуями, и Пекос поднял голову, в его серых глазах стоял немой вопрос. Он увидел два зеленых омута страсти и влажный приоткрытый рот, он чувствовал ее мягкое и сладкое дыхание на своем лице. Ее спелые сочные груди высоко вздымались, соски напряглись, упираясь ему в грудь. Она была готова к тому, чтобы лечь в постель, он был уверен в этом. Тогда Пекос отнял от нее руки, но Анжи еще сильнее обняла его за шею.

— Пекос, — она почти умоляла, — разве ты не хочешь еще поцеловать меня?

Молодой мужчина медленно улыбнулся и разжал ее пальцы. Отступив на шаг назад, он начал расстегивать свою рубашку.

— Конечно, котик, я поцелую тебя еще много раз, но почему бы нам сначала не раздеться и не лечь в постель? Или ты хочешь принять ванну? Там будет достаточно места для нас обоих.

Страсть потухла в изумрудных омутах. Мягкие влажные губы сжались в гримасе негодования. Ее сладкое теплое дыхание словно застыло в горле. Холодное бесцеремонное предложение Пекоса вернуло девушку к грубой реальности, и Анжи, впервые с того мгновения, когда его опытные губы прикоснулись к ней в темноте коридора, со стыдом осознала свое унизительное положение. Пока она была охвачена блаженством, млея от поцелуев Пекоса, она бессознательно заставила его поверить в то, что он может делать с ней все, что захочет. Теперь же она в ужасе смотрела, как он идет к ее кровати, вытаскивая длинный подол рубашки из узких брюк.

Виня больше себя, чем его, Анжи отшатнулась.

— Нет! — вскрикнула она.

Быстро обернувшись, он посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.

— Нет? — Он вскинул голову, и расстегнутая рубашка скользнула вниз по его рукам. — Какого дьявола ты отказываешься? Слушай, Ангел, если ты боишься, что я все расскажу отцу, забудь об этом. У каждого есть право делать то, что он хочет. Я это понимаю и поступаю так же. С твоим лицом и фигурой ты стараешься добиться большего, чем ты имела у «Гузи». Я не возражаю против того, что ты будешь жить здесь, получишь меха и бриллианты.

Он усмехнулся и добавил:

— Господи Иисусе, ты будешь спать с человеком, который годится тебе в дедушки. Думаю, за это ты заслужишь не сколько безделушек.

Анжи стояла, остолбенев, как будто он говорил на незнакомом языке. Ошеломленная и смущенная его словами, она совершенно растерялась. Пекос, все еще ухмыляясь, приблизился к ней. Длинные пальцы изогнулись, чтобы скользнуть под алую ткань, покрывавшую ее белые как сливки плечи. Они медленно скользнули вдоль шеи к глубоко затерявшейся ложбинке меж ее полных грудей, и он медленно притянул ее к себе.

— Малышка, расслабься. Я тебе не враг и не буду им до тех пор, пока ты не попытаешься прибрать здесь все к рукам. Если ты пожадничаешь, то вынудишь меня бороться с этим. — На мгновение он выпустил ее и расстегнул верхнюю пуговицу на брюках.

— Нет, не надо, — истерически закричала она. — Я не понимаю, о чем вы говорите, но хочу, чтобы вы немедленно покинули мою комнату!

Руки Пекоса опустились, и он тяжело вздохнул.

— Ангел, я на твоей стороне. Тебе не надо со мной притворяться. — Он словно насмехался над ней. — Ты, возможно, успела забыть наш единственный вечер, который мы провели вместе. Полагаю, что должен освежить твою память. — Он положил руку ей на плечо, но она сердито сбросила ее. — Хорошо, хорошо. — Он кивнул и послушно засунул руки в карманы.

Глаза Анжи были прикованы к длинному белому шраму на смуглой, покрытой волосами груди Пекоса. Похожий на узкую белую атласную ленту, он начинался прямо под плоским мужским соском и исчезал под поясом брюк. Она поймала себя на том, что хочет прикоснуться к этому шраму, в то время как Пекос говорил низким голосом:

— Ангел, всего три недели назад я зашел в таверну «У Хрисана Гузи», и ты была там. Ты тогда могла выбирать из большого числа парней, но, благослови Господи твое сердце, да, по-видимому, и судьба хотела этого, ты выбрала меня. Догадываюсь, ты не знала, что у старого праведника Баррета Мак-Клэйна есть сын. Но не беспокойся. — Он пожал широкими смуглыми плечами, и Анжи оторвала взгляд от странного шрама. — Мы ужинали при свечах и выпили много вина. Но только стали подниматься вдвоем по ступеням таверны, чтобы отправиться к тебе, как какой-то англичанин, вероятно, один из твоих поклонников, начал размахивать револьвером. Он кричал, что ты принадлежишь ему, и выстрелил в меня. — Он замолчал и поднес руку к длинным прядям ее золотых волос, улыбнувшись. — Начинаешь припоминать, дорогая?