Буря в песках (Аромат розы) - Райан Нэн. Страница 27

Все попытки вырваться из его объятий, оторвать губы от его рта, выскользнуть из комнаты окончились лишь тем, что в душе Анжи проснулась ее врожденная чувственность и желание быть любимой. Страстный поцелуй Пекоса все продолжался, и Анжи почувствовала, как ее тело обмякло в его крепких руках. Она нетерпеливо ответила его горячему языку, который проник глубоко в ее рот, вызывая у нее головокружение, жар и страх одновременно. Пекос тихо застонал и прижал ее теснее к себе. Почувствовав, как ее груди распластываются под его покрытой волосками грудью, Анжи даже не представляла, как положение их тел влияет на Пекоса.

Его кровь закипела, когда мягкие полные груди, покрытые только двойным слоем розовой органзы, соблазнительно прижались к нему. Анжи выгнулась ему навстречу, в то время как он откинул ее голову назад, целуя ее жадно, требовательно, страстно. Когда Анжи почувствовала, что умрет, если его поцелуй не прекратится, жаркие губы Пекоса неохотно оторвались от нее, тогда она жадно глотнула воздух. И тут же почувствовала слабый привкус мыльной пены на губах и языке.

— Возьми полотенце, — низкий охрипший голос прозвучал над ее ухом. Пекос ласково ущипнул мягкую мочку, продолжая пачкать ее лицо пеной.

Полотенце, свисавшее с его шеи, было очень близко от ее лица. Ей нужно было только чуть-чуть наклониться вперед. И Анжи потерлась лицом о пушистую белую ткань, убирая остатки пены с лица. Пока она вытиралась, губы Пекоса уверенно скользили по ее длинной шее, прокладывая на ней белую мыльную тропинку.

— Пекос, — сказала она, отчаянно пытаясь взять себя в руки, — ты меня пачкаешь…

Его темная голова медленно поднялась, и он посмотрел на Анжи.

— Прости, котик, — пробормотал он, и его руки скользнули к ее бедрам, теснее прижимая девушку к себе. Верхняя часть его тела немного отклонилась назад, и он хрипло попросил:

— Вытри меня, малышка.

Это было подобно приказу для взволнованной дрожащей девочки, которая всю жизнь привыкла повиноваться. Не говоря ни слова, Анжи подняла один конец толстого полотенца и начала ласково вытирать его лицо. Она покорно терла его, стараясь не встречаться взглядом с его горящими глазами, которые смотрели на нее. Этот жаркий взгляд выводил ее из равновесия почти так же, как и его обжигающие поцелуи. Ее глаза остановились на его губах, когда она ласково стерла последний след пены с уголка его рта. Проведя по его полной нижней губе полотенцем последний раз, Анжи, к своему и его удивлению, выпустила его из рук, и оно упало на ковер. Дрожащие же ее пальцы оставались на его гладкой влажной губе, робко касаясь ее.

— Благодарю, — пробормотал Пекос. Она быстро убрала пальцы и почувствовала, что у нее вновь свело живот, когда чувственный теплый рот Пекоса приблизился к ней. Ненавидя себя за преступную слабость, Анжи подняла лицо, а ее губы приоткрылись в нетерпеливом ожидании. Пекос поцеловал ее, едва касаясь ее ожидающих губ, и еще раз, и еще… Затем он неожиданно впился в ее губы, дразнящими маленькими глотками потягивая ее рот к себе. Между этими мучительными волнующими поцелуями он хрипло шептал:

— Ангел, Ангел, давай встретимся, когда все улягутся спать. Мы поедем на реку Сиболо Крик. — Его рот снова впился в ее губы. Он ласково ущипнул ее нижнюю губу. — Искупаемся-ка мы при лунном свете, а, Ангел? — Пекос слегка прикасался к уголкам ее рта дразнящим языком. Пламя внутри нее все возрастало, несмотря на отчаянные усилия Анжи побороть это сумасшествие, стряхнуть с себя непрошенное желание и вырваться из его крепких объятий. — Мы поедем к огням Марфы; мы будем заниматься любовью в их жутком освещении и сделаем призраков свидетелями нашей страсти. — Его открытые губы скользили по ее горлу, и Анжи немного откинула голову назад.

Она не отвечала ему; она ничего не могла сказать. Она была смущена и еле дышала от волнения. Его обжигающий язык сводил ее с ума, вызывал в душе желание согласиться. Анжи лишь слабо вздохнула и вцепилась в его выпуклые бицепсы. Закрыв глаза, она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Это произошло тогда, когда Пекос поднял ее прямо перед собой, взяв мощными руками за тоненькую талию. Анжи пыталась собраться с мыслями, что-то сказать онемевшими губами, сделать последнее решительное усилие, чтобы раз и навсегда положить этому конец. Но как она могла сделать это, когда голос Пекоса, глубокий и опьяняющий, произносил слова, которые каждая девушка так жаждет услышать?

— Ангел, ты так прекрасна. Ты пахнешь розами и медом. Я хочу тебя, девочка, я должен обладать тобою. Ты такая соблазнительная, тебя так хочется целовать, так…

— Пекос, — начала она трепетно, — я… я… Пекос! — повторяла она в смятении, когда его гладкое красивое лицо погрузилось в ложбинку меж ее грудей. Она начала вырываться из его объятий, колотить маленькими ножками по его коленям, царапать его голые плечи. Его лихорадочное дыхание, горячее, как ветер в пустыне, медленно проникало через розовую ткань, опаляя ее трепещущее тело. Анжи, потрясенная и возбужденная одновременно, чувствовала, как пылают ее щеки, а ее чувствительные соски напрягаются под корсажем. В ужасе, что Пекос поймет, что с ней происходит, она вцепилась ему в волосы и сильно потянула, умоляя:

— Пекос… не надо… пожалуйста.

— Расслабься, Ангел, — вкрадчиво проговорил он и снова приник к ней губами, бормоча ей в грудь:

— Я еще ничего не сделал. — Он продолжал жарко дышать сквозь тонкую материю.

— Ты сделал уже больше, чем допустимо! Отпустите меня, Пекос МакКлэйн! Я настаиваю, я не хочу…

Слова застряли у нее в горле. Пекос потянулся к жемчужным пуговицам на корсаже. Продолжая целовать ее грудь, она начал проворно расстегивать крошечные пуговки.

Анжи не понимала всего, что происходит. Она знала, что поцелуи Пекоса делают ее слабой и чересчур возбужденной, понимала, что и он испытывает запретную дрожь, когда они целуются. Она чувствовала его тяжелое дыхание, и подумала, что это оттого, что он хочет посмотреть на ее грудь. Ей и в голову не пришло, что он намеревается сделать больше, гораздо больше, чем просто взглянуть на нее.

Пекос медленно поднял голову. Его глаза потемнели от страсти. Анжи взглянула вниз и задохнулась от стыда. Ему удалось расстегнуть почти все пуговицы на ее корсаже. Только две или три около талии оставались застегнутыми. Ее рука потянулась, чтобы запахнуть платье.

— Ты ужасен, — вскрикнула она, готовая разрыдаться.

Отнюдь не испугавшись этих слов, Пекос игриво укусил ее за руку, которой она вцепилась в платье.

— Если ты не хочешь, чтобы я ударил тебя, Ангел, убери руку. — С этими словами он отклонился назад и посмотрел ей в глаза. — Убери руку, малышка, — сказал он мягко, — я не хочу сделать тебе больно.

Слезы обжигали ей глаза, Анжи чувствовала, как силы добра и зла яростно борются в ней. Разумом она понимала, что все, что происходит с ней, — это неправильно, что она должна закричать и позвать на помощь и выскользнуть из этих сильных мужских рук. Но сердце внутри кричало: «Еще несколько восхитительных поцелуев, несколько прекрасных мгновений в этих сильных руках!» Медленно она отвела руку, положив ее поверх его гладкого плеча. Она затаила дыхание, когда он улыбнулся и наклонился к ней. Ее дыхание остановилось, когда его острые белые зубы взялись за край мягкой розовой материи и медленно, очень медленно потянули левый борт лифа с ее тела, в то время как она сгорала от стыда и боялась, что он сочтет ее непривлекательной.

Мягкая полная грудь теперь была полностью обнажена. Она виднелась всего в нескольких дюймах от его лица. Неторопливо Пекос рассматривал ее, как какое-то чудо. Такой прекрасной груди он еще никогда не видел. На бледной полупрозрачной коже виднелась нежная паутина тоненьких голубых жилок. Форма груди была совершенна, и она возбуждающе выступала вперед, как будто жаждала захватить в плен голодный мужской рот. Сосок был нежно-розового цвета; точно такого же, как у цветка, воткнутого в золотистые волосы Анжи. Его окружность была достаточной большой и покрывала верхушку кремового холма. Грудь выглядела так свежо и нетронуто, как будто Анжи действительно была невинной юной девственницей, чье тело никогда не знало мужчины, чьи прекрасные бледные груди никогда не ощущали на себе нетерпеливого подрагивания страстных мужских губ.