Потому что ты моя - Райан Нэн. Страница 20

Сохраняя беззаботный вид, Сабелла осторожно выспрашивала новые подробности жизни на Линдо Виста. Берт рассказал ей, что его отец уже стар и очень болен, а мать оставила их, когда он был совсем мальчиком.

– Твоя мать бросила тебя? – искренне изумилась Сабелла. Она никогда не встречала в газетах упоминаний о жене Рейли Бернета и полагала, что она умерла.

– Моя мать была намного моложе отца. Когда они познакомились, ей было около двадцати, а отцу сорок два.

Заходящее солнце окрасило гладкие смуглые плечи Берта в кирпичный цвет. Не мигая глядя на закат, он сказал:

– Мать была молодая, красивая аристократка из Сан-Франциско. У нее были самые рыжие волосы, зеленые глаза и белая кожа, какие только возможны в природе. Отец боготворил ее, умолял стать его женой.

– Ему долго пришлось уговаривать ее?

– Недолго. Они поженились через несколько недель после знакомства. Он привез ее в Линдо Виста и дал ей все, что она хотела.

Берт потянулся к лежащей на земле рубашке и достал из нагрудного кармана сигару и коробок спичек. Сабелла взяла спички, чиркнула и поднесла пламя к кончику сигары.

– Но она не была счастлива? – Сабелла глядела прямо в его серые глаза.

Берт пустил кольцо дыма.

– Очевидно, нет. В то лето, когда мне исполнилось шесть лет, мать, ее звали Дейна, поехала на месяц в Сан-Франциско, а отец и я остались на ранчо. Там на вечеринке в Ноб Хил она познакомилась с красивым мексиканцем. – Берт выпустил новое кольцо дыма и откинулся на руку. – Должно быть, это была любовь с первого взгляда. Мать тут же развелась с отцом, вышла замуж и уехала в Мехико.

– Не может быть!

– Увы! И разбила сердце отцу. Он от этого так никогда и не оправился. – Берт вдруг усмехнулся. – После этого отец прогнал с Линдо Виста всех, у кого были испанские или мексиканские имена: старых compadres, много лет работавших на него; целые семьи, жившие в глиняных домиках на ранчо; детей, которые здесь родились; десятки vacueros, лучших ковбоев во всей Южной Калифорнии. Всю прислугу из дома. Кухарок, горничных, дворецких. Всех.

– Но это несправедливо, – сказала Сабелла, хотя она не была удивлена этой жестокостью, зная, каковы они оба: и отец, и сын.

– Да, конечно, – согласился Берт. – Несправедливо. Нелогично. Глупо. Но когда людям плохо, они иногда делают бессмысленные вещи. Кто знает, как бы мы вели себя в таких обстоятельствах.

Сабелла молчала.

– И, наверное, то же самое можно сказать и о матери. Люди осуждали ее, но, может, она иначе не могла?

– Как могла мать оставить шестилетнего сына?

– Я думаю, из-за любви. – Берт пожал плечами. – Как сказал поэт: «Любить и сохранять рассудок невозможно».

– Но поэт также сказал: «Удовольствие любви длится лишь мгновение, боль и горечь от любви помнятся всю жизнь».

– Я буду иметь это в виду. А что касается разговоров о любви... – Он ловко уложил Сабеллу на спину и лег сверху: – Давай лучше займемся любовью, чем говорить о ней.

Прежде чем она успела увернуться, он поцеловал ее и, продолжая целовать, стал расстегивать белую блузку.

Они целовались, освещенные последними лучами заходящего солнца, а в это время одетый в черное мексиканец с каменным лицом, скрытый тенью скалы, сидеть на краю обрыва и в мощный полевой бинокль наблюдал за обнявшейся парой.

Тонкие губы его под густыми черными усами медленно расплылись в довольной улыбке. Шрам на правой щеке натянулся, и от нарастающего волнения у него зачесались руки.

– Si, si, – беззвучно подбадривал Франко. – Ну, давай, Бернет. Займись любовью с этой прекрасной senorina. Я не скажу Джине.

Его улыбка стала зла и похотлива.

– Mi palabra de honor. Даю слово.

Джина де Темпл чувствовала, что существует реальная опасность потерять Берта навсегда.

Раньше она не раз смеялась, когда до нее доходили слухи о его похождениях, и убеждала себя, что эти любовные приключения не имеют ничего общего с изменой. Между ней и Бертом, полагала Джина, сложились такие отношения, которые не сможет поколебать целая вереница ветреных блондинок, брюнеток и шатенок.

Все его короткие, ничего не значащие романы проходили тайно, как у порядочных джентльменов. Из уважения к ней он не допускал даже легкого флирта с женщинами из Капистрано, словно не замечал их призывных, горящих глаз. Джине доставляла удовольствие мысль, что Берт желанен многим, а принадлежит ей одной. Ей завидовали молоденькие девушки и зрелые дамы – и она гордилась этим.

И вдруг все пошло наперекосяк. У нее появилась соперница, и она, Джина де Темпл, должна положить этому конец.

Такие горькие мысли мучили Джину, пока она воскресным вечером нетерпеливо ждала Франко.

Прошла неделя с тех пор, как она вызвала его к себе и приказала следить за Бертом. В этот теплый воскресный вечер, кроме слуг, в особняке никого не было. Ее отец, сенатор де Темпл, уехал в Лос-Анджелес, где вместе с доном Мигелем Андресом Амарой и главой местной церкви должен был участвовать в церемонии открытия только что построенного государственного здания.

Целый день Джина томилась в ожидании.

Когда же он придет и сообщит новости?

Джина бросила взгляд на часы. Девять часов вечера. Какие вести принесет Франко? Или ему опять не удалось найти Берта? А вдруг он разузнал нечто такое, о чем неловко даже рассказать ей?

У Джины неровно забилось сердце, когда она наконец услышала на балконе отчетливые звуки тяжелых шагов. Она стремительно направилась к двери, но, дойдя до середины комнаты, остановилась: она не должна показать, как обеспокоена и напугана.

Джина постаралась успокоить дыхание, поспешно села в кресло и, схватив со стоящего рядом столика книгу, открыла ее на первой попавшейся странице, сделав вид, что читает.

Франко кашлянул. Она подняла глаза и непринужденно улыбнулась. Джина сразу заметила, что, прежде чем прийти к ней, он вымылся (его длинные, зачесанные назад волосы были еще мокрые), побрился и переоделся.

Чернильно-черные рубашка и брюки свежевыстираны и тщательно отглажены.

В черных глазах Франко застыло угрюмое выражение, на щеке под шрамом нервно подрагивал мускул. Джина поняла: он кое-что узнал, что-то плохое.