Звезды любви - Райан Нэн. Страница 20

Однако кое-кто все же бодрствовал.

В темном вагоне, расположенном ближе к концу поезда, не мог заснуть Древний Глаз. Он сидел в любимом кресле перед открытым окном; старый вождь ютов наслаждался предутренней прохладой, уйдя мыслями в прошлое. Его широкое некрасивое лицо было бесстрастно.

Внезапно черные глаза индейца расширились от удивления; он заметил, как стройная темноволосая женщина крадется в ночи. Вцепившись в обшарпанные подлокотники кресла, старый ют наклонился вперед, всматриваясь.

Потом едва слышно шепнул:

— Олененок!..

Тяжело сглотнув, он недоуменно следил за тем, как Диана быстро и уверенно обогнула огромную арену и скрылась в темноте. Снова шепнув: «Олененок…», — он подумал, что ему следовало бы пойти за ней.

Поднявшись с кресла, индеец поплотнее натянул на плечи пестрое одеяло, в которое завернулся. Но тут же снова сел. Малышка Бакхэннан была отчаянно независима, обладала взрывоопасным характером и могла впасть в ярость, если индеец примется следить за ней. Она взрослая женщина, которая решила отправиться куда-то среди ночи в одной лишь рубашке…

Сердце Древнего Глаза сжалось. Он догадывался, что все это значит. Олененок проводила все свое свободное время в компании Малыша Чероки. Похоже, сейчас она отправилась именно к нему. Старый ют печально покачал головой. Ему было больно; ведь девушка, которую он любил так, словно она была ему родной дочерью, портила себе жизнь, связываясь с таким типом, как Филипп Ловери. Ловери просто не достоин был Олененка.

Древний Глаз тяжело вздохнул. Он говорил полковнику — сразу после того, как Филипп Ловери появился в их труппе, — что считает этого молодого человека слишком честолюбивым и беспринципным, способным доставить одни лишь неприятности. Но полковнику Ловери понравился, и он не стал слушать вождя. А теперь, похоже, полковник одобряет растущую дружбу своей внучки с Малышом Чероки.

Что ж, это его дело.

И все же встревоженный ют отбросил одеяло, встал и торопливо оделся. Он бесшумно вышел из вагона и скрылся в окружающей ярмарочную площадь темноте.

Диана замерзла и едва дышала, когда добежала до клетки краснокожего. Рядом горел висящий на шесте фонарь. Он бросал широкий круг неяркого света, который освещал льва и лишь краем задевал индейца.

Диана остановилась, всматриваясь.

Ей видны были лишь длинные бронзовые ноги с крепкими мускулами. Световое пятно приходилось как раз на то место, где начиналась узкая набедренная повязка. Ноги упирались в решетку, примыкающую к клетке кугуара.

Невероятно, но мягкая пушистая лапа горного льва прижималась к голой подошве краснокожего. Зачарованный взгляд Дианы проследил за кошачьей лапой до того места, где заканчивался круг света, — до мощного мускулистого плеча. И Диана невольно улыбнулась.

Несколько долгих минут Диана молча стояла между фонарем и клетками, замерев в неподвижности, не издавая ни звука.

Однако краснокожий ощутил ее присутствие в темноте даже до того, как до него донесся аромат ее духов. Он бесшумно повернул голову. И стал наблюдать за рассматривающей его Дианой.

Ее волосы чуть отсвечивали синевой под мягким мерцающим светом фонаря. Черные как смоль локоны трепетали под легким ветерком, падая на бледное лицо и изящные плечи.

Темные полуприкрытые глаза краснокожего посмотрели на длинную шею цвета слоновой кости. Кружевные отвороты голубого шелкового халата Дианы разошлись. И внимательному взгляду индейца предстала пышная грудь…

Мускулы обнаженного живота напряглись, руки, свободно лежавшие вдоль боков, с силой прижались к дощатому полу клетки.

И в тo же мгновение сильный порыв ночного ветра ударил в лицо Дианы. Она машинально закрыла глаза и чуть наклонилась, сопротивляясь воздушной волне. Некрепко завязанный пояс голубого халата упал, его полы взвились за спиной Дианы, а кружевной подол ночной рубашки задрался, открыв голые колени. Диана шагнула к шесту, чтобы поддержать фонарь, яростно раскачивавшийся на ветру.

И пока она стояла, освещенная лучами мигающего фонаря, ее стройное тело просвечивало сквозь мягкий голубой шелк, и краснокожий мог видеть затвердевшие от холода соски ее прекрасной груди, натянувшие тонкую ткань. Прозрачный шелк плотно облегал тонкую талию, соблазнительный изгиб пышных бедер, обрисовал мягкую женственную линию между ногами…

Одной рукой придерживая шест с фонарем, другой пытаясь извлечь песчинку, залетевшую в слезящийся теперь глаз, Диана и не подозревала, что краснокожий давно не спит, что его горящий черный взор прикован к ней.

Наконец ветер утих. Диана выпустила угомонившийся шест, избавилась от соринки в глазу, потом тщательно запахнула халат и, подняв свалившийся пояс, плотно повязала его вокруг талии. Затем подняла голову и посмотрела на клетку краснокожего.

И тут же застыла в ужасе.

Она прижала ладонь к горлу и полными испуга глазами уставилась на индейца. Тот уже сидел; его обнаженные плечи и темноволосую голову заливал мягкий свет фонаря. И он смотрел на Диану в упор. Лицо его было неподвижно; жесткие губы сжались в тонкую прямую линию. Он выглядел зловещим, как ворон, сидящий на могильном камне.

Диану внезапно охватил панический страх. Она попятилась назад и продолжала отступать, спотыкаясь о разбросанные предметы реквизита, налетая на декорации, стоящие вокруг. Выбравшись из освещенного пространства, она остановилась, глядя на клетку. Краснокожий встал, выпрямившись во весь свой великолепный рост, и молча вглядывался во тьму, отыскивая Диану.

И Диана понимала, что, будь он хоть в клетке, хоть закован в тяжелые цепи, в нем все равно слишком заметно нечто дикое, необузданное, непредсказуемое. Диана судорожно втянула воздух, не отводя взгляда от индейца. Ей вдруг стало ужасно холодно, и в то же время она пылала…

Она поняла, что загадочный краснокожий излучает постоянную, осязаемую волну эротического притяжения… смешанного с угрозой стремительного насилия… Он был опасен. Но Диана, хотя и боялась свирепого, неукрощенного дикаря, все же поймала себя на том, что ее неудержимо влечет его сексуальная сила.

Она стояла, укрывшись в тени, наблюдая за индейцем и гадая, не слишком ли рискованно будет подойти поближе. Или ей лучше поскорее убежать отсюда, забыть эту странную минуту. Оставить свой глупый план освобождения дикаря.

Нет…

Нет, держать его в клетке — слишком бесчеловечно. Он был диким, прекрасным существом, которому следует скитаться на воле, в его любимых горах. Так же, как и горному льву, сидящему в соседней клетке. Им обоим следует быть свободными. Они должны стать свободными. И скоро ими станут.

Диана стояла, не обращая внимания на холодный ночной ветер. Она видела, что краснокожий вцепился в железные прутья решетки. Мощные мускулы его бронзового тела напряглись, все его существо, казалось, безмолвно взывает о помощи, стремясь на свободу. Да, это был искренний призыв. И он ранил ее сердце.

Подобную несправедливость следовало исправить.

И она намеревалась сделать это.

Она еще не знала точно, как и когда ей это удастся, но она твердо решила освободить обоих.

Наконец краснокожий снова медленно опустился на пол. Он сел, согнув колени и обхватив их руками, и опустил голову. Его длинные волосы упали на обнаженные руки. В такой позе он совсем не казался лютым или свирепым, он выглядел почти беззащитным.

Диана осторожно приблизилась к клетке. Голова индейца мгновенно поднялась. Он втянул воздух, как зверь. Он почуял запах ее тела. Диана сделала над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие, и продолжала идти вперед. Она храбро шагнула к самой клетке, каждую секунду ожидая, что дикарь вскочит и перепугает ее до полусмерти.

Но, к ее облегчению, дикое существо продолжало сидеть. Индеец вытянул длинные ноги, скрестив их, и сложил руки на груди. Диана подкралась еще ближе. Он смотрел прямо на нее. Их взгляды встретились.

После нескольких напряженных секунд молчания Диана мягко спросила: