Гражданский иск - Азерников Валентин Захарович. Страница 5
Ирина Михайловна молчит.
Черебец. Я на завод позвоню пока. (Уходит.)
Наташа посмотрела на отца, покачала головой и тоже ушла.
Бутов (после паузы). Извини, что-то я сегодня… Давление, наверное.
Ирина Михайловна. Сколько?
Бутов. Да черт с ним! Просто… Наверное, разучился проигрывать. Отвык. Долго везло. Прости. И вообще – здравствуй. (Обнимает ее.)
Она не шевелится.
Ну не сердись. И этот еще тоже – подначивает, заводит. Ладно, все. (Открывает чемодан, достает маленькую коробочку.) Я вот тут тебе… С Новым годом.
Ирина Михайловна. Спасибо.
Бутов. Даже не открываешь? Не интересно?
Ирина Михайловна. Не надо мне было садиться в этот процесс. Пусть бы Черебец сам тебе плохие вести носил.
Бутов. Ириш, ну что ты думаешь, я не понимаю? Ты-то здесь при чем?
Ирина Михайловна. Получается, я тебя не смогла защитить.
Бутов. Да кто тут защитит, когда я сам подставился. Ну – не повезло. Бывает. Все равно я не жалею. Польза превосходит вред. Ну – партия нутрии, сколько их там штук… Это пирожные, а я хлеб дал.
Ирина Михайловна. А если не только эта партия?
Бутов. С чего ты взяла? У нас река, не пруд. Вода проточная.
Ирина Михайловна. Ну в том-то и дело. Она же дальше пошла. Там еще кто-то живет, может купаться.
Бутов. В плюс десять? Глупости. И вообще, в одну воронку два раза снаряд не падает.
Ирина Михайловна. Дай-то бог… (Гладит по щеке его.) Ты плохо выглядишь.
Бутов. Устал. Говорильня с утра до вечера. С перерывами на товарищеские ужины.
Ирина Михайловна. Я даже не успела спросить – все хорошо?
Бутов. Все по плану. На той неделе коллегия. В среду. Но это формальность. Так что…
Ирина Михайловна. Я как подумаю – как я ему это скажу… Нет, нет, я не к тому, что передумала, но просто про себя столько раз говорила, а когда нужно вслух… Но все равно, я счастлива. Вернее, не все равно, а именно поэтому. Что надо заплатить. Потерями, болью, неизвестностью… Я вот думала перед процессом – это мое последнее дело в нашем городе. Ты приедешь, если все как думали, подаю тебе заявление об уходе…
Бутов (смеясь). От меня?
Ирина Михайловна. От директора завода товарища Бутова. И из коллегии адвокатов. И от Миши. Три заявления…
Бутов. Видишь, как крепко держит прошлое, сколько нитей.
Ирина Михайловна. И все порву.
Бутов. И все – без жалости?
Ирина Михайловна. Ну как без жалости? Я ж живой человек. И жила. По живому рвать. С Мишей – двенадцать лет почти, из них десять, пока тебя не было, совсем не такие уж плохие. Тогда казались. Счастливыми даже. Все как у всех, даже лучше. Ну так ведь? И в коллегии – тоже, все-таки не последний адвокат в городе, кому-то помогла, кто-то спасибо говорит, на улице здороваются, я уж забыла, они помнят. И твой завод: раньше мимо проезжала – нос зажимала, как, думала, они этим дышат, а теперь – родной запах. Утром к пальто подойду – твое так же пахнет, и на душе тепло; вроде как повидались… Нет, нет, я ни о чем не жалею. Я рву с прошлым, но в нем я тоже была счастлива. (После паузы.) А почему ты вдруг заговорил про это? Раньше ты не сомневался.
Бутов. Да нет, просто так. Нет, конечно, не просто… Мне тоже – страшновато, если честно. Наталья, это она говорит – женись, а когда конкретно подойдет…
Ирина Михайловна. Говорит?
Бутов. Да, сегодня – открытым текстом.
Ирина Михайловна. Ты ей сказал?
Бутов. Похоже, что все всё давно знают.
Ирина Михайловна. Ну да? Не может быть.
Бутов. Похоже, что мы с тобой как страусы – уткнулись друг в друга, нам темно, и кажется, что никто нас не видит. Видят…
Ирина Михайловна. Да? Ну и черт с ними! (Смеется.) Теперь – черт с ними. Да?
Бутов. Да.
Ирина Михайловна. Встану сегодня после двенадцатого удара и скажу: дорогие товарищи…
Бутов. С Новым годом!
Ирина Михайловна. Ага, испугался.
Бутов. Почему за столом, а не на балконе. А еще лучше – захватить радиостанцию и ко всем миролюбивым силам…
Ирина Михайловна. Ну вот, опять. Как душевный порыв, так – в зародыше.
Бутов. Слушай, а может, мне вообще не приходить?
Ирина Михайловна. То есть как это? А для кого я все готовила? Платье как сумасшедшая дошивала! А ты… Да на черта они мне все нужны, эти гости, я ж ради тебя и позвала их. Чтоб тебе неловко не было… А ты что, действительно себя плохо чувствуешь?
Бутов. Да нет, ничего, отлежусь до вечера.
Входит Черебец.
Черебец. Антонов на завод звонил.
Бутов. Да? Передавал что?
Черебец. Ничего. Сказал – сюда позвонит.
Бутов. Он у министра сегодня должен был быть.
Черебец. А разве не решено еще с ним? (Смотрит на Ирину Михайловну и осекается.) Так что, значит, не будем кассацию писать?
Бутов. Никаких кассаций. И вот что. Надо это дело закрыть этим годом. Похоронить в нем. Чтоб в Новом году – чистенькими.
Черебец. Понял.
Бутов. Чтоб к коллегии, к среде, на нас ничего не висело. Прошлое – в прошлом.
Черебец смотрит на Ирину Михайловну.
Успокойся, Ирина Михайловна в курсе.
Черебец. Понял.
Входит Наташа. Она в шапке – собирается уходить.
Бутов. Сколько у нас до закрытия банка?
Черебец. Сегодня день такой, неудобный, – операции до двух только.
Бутов. Отдавать всегда неудобно, это не брать. Значит, это твоя проблема.
Черебец. Позвоню управляющему, попрошу задержать кассу.
Бутов. Узнай их номер счета, и – до копейки. За вычетом моих трехсот пятидесяти. Свои я сам внесу.
Черебец. Сами?
Бутов. Естественно.
Черебец. Ну хорошо, если так – пожалуйста. Потом мы вам вернем.
Бутов. Что это вы мне собираетесь возвращать?
Черебец. Ну а что же, вы свои должны платить, что ли? Если каждый руководитель за стихийные бедствия – из своего кармана, это тогда все директора разбегутся.
Бутов (помолчав). Афанасий Сергеевич, ты вроде по части преферанса силен?
Черебец. Есть немного.
Бутов. Проигрываешь?
Черебец. Не без этого.
Бутов. Свои платишь или?…
Черебец. Понимаю, понимаю – но только неудачное сравнение. Я проигрыш из того же кармана плачу, куда кладу выигрыш. А вы – выигрыш заводу в карман, а проигрыш – из своего. Разница? Вот я и говорю: куда выигрыш, оттуда и проигрыш. Вот так, и никак иначе. И не мы первые, не мы последние, и нечего голову и душу ломать. Я вам плохого никогда не советовал. Так послушайте и теперь. Иначе что получится? Сегодня – вы так, завтра – я должен, а как же – ученик и наследник. А послезавтра я и от соседа потребую – чтоб и ему не лучше, чем мне. И к чему это приведет?
Наташа. А к чему?
Черебец. А к тому, что через месяц никто из директоров не захочет больше рисковать. И технический прогресс, который и так еле-еле… Не мне вам говорить. Вот и выходит: удовольствия – совесть потешить – на триста пятьдесят рублей, а вреда для страны на сотни тысяч.
Наташа. Интересно. И что ж вы предлагаете?
Черебец. А ничего нового. Откроем три наряда на сверхурочную, по сто двадцать пять на бригаду – триста семьдесят пять. Двадцать пять ребятам – с Новым годом, и в расчете. (Бутову.) Сами же говорили – десять процентов за обслуживание. А тут и вовсе десятая процента получается.
Ирина Михайловна. Боюсь, Наташа может подумать, что это не совсем законно – фиктивные наряды выписывать.
Черебец (Бутову). Послушайте меня на прощанье, я правду говорю. Это, конечно, красивый жест – уходя, так сказать… Чистые руки и все такое. Но мы же деловые люди, нам эмоции – помеха. А если трезво… Когда садишься в преферанс – не играй в подкидного. В каждой игре свои правила. Не нравится – не садись, а сел – изволь…
Бутов. Ну ты, Афанасий, прямо на глазах растешь. Примеряешься уже?
Черебец пожимает плечами.
Не терпится? Надоело в замах?
Черебец делает протестующий жест.