Шелковые нити - Райан Патриция. Страница 47

Грэм недоверчиво уставился на нее:

– Мне следовало бы догадаться.

– Я рада, что ваше настроение улучшилось. Он улыбнулся, глядя на нее сонными глазами.

– Это ваша заслуга. Одного вашего присутствия достаточно, чтобы я почувствовал себя… – Его лицо посерьезнело. – Кажется, я захмелел.

– Может, попробуете заснуть?

– Нет. Вы должны рассказать мне, что он еще сказал.

– Брат Саймон? – Джоанна отвела глаза. – Он сказал, что вы были смышленым мальчиком, очень одаренным и что одно время вы собирались стать священником, но потом выбрали другой путь.

– Он выбрал меня. Что еще?

– Что вы предпочитали держаться особняком.

– Понятно… Он рассказал вам почему? Джоанна помедлила, колеблясь.

– Он сказал, что другие мальчики не знали, как к вам относиться, потому что вы находились там с младенческого возраста.

Глаза Грэма были прикованы к се лицу, светясь в полутьме.

– А он рассказал вам, как я оказался там?

– В общих чертах. Он… намекнул на обстоятельства вашего рождения. Как я поняла вы… – Она запнулась, боясь задеть его чувства.

– Незаконнорожденный. Незаконное дитя богатого мужчины.

– Да. Отец Саймон сказал, что ваш отец сделал щедрые вклад в казну обители в качестве платы за ваше воспитание.

– Двенадцать марок в год плюс стоимость кормилицы в течение первых двух лет.

– Двенадцать марок! А кто… Хотя нет, это не мое дело.

– Кто мой отец? – Манфрид запрыгнул на кровать и улегся, уткнувшись носом в руку Грэма. Тот нежно почесал его макушку. Манфрид зажмурился и замурлыкал от блаженства. – Не имею понятия.

– Разве брат Саймон не сказал вам?

– Нет, он поклялся хранить тайну, но было время – прежде чем мне стало все равно, – когда я умолял его сообщить мне, кто мой отец. Единственное, что он поведал, – это то, что я отпрыск весьма влиятельного человека и дамы благородного происхождения, с которой он не был обвенчан. Одним словом, я позор для всех заинтересованных сторон, о котором постарались забыть.

Джоанна поежилась, обхватив себя руками. Рука Грэма скользнула вдоль ее пояса, погладив бедро сквозь ткань платья.

– Вы дрожите. Вам холодно?

– Нет, просто грустно думать о никому не нужном ребенке.

Его взгляд стал жестким.

– Пожалуй, но для меня это послужило предостережением.

– В каком смысле?

– Я дал себе слово, что никогда не дам жизнь внебрачному ребенку. Каждое дитя заслуживает родителей, которые хотят его, и дом, который он может назвать своим.

«Как мужчина может спать с женщинами, – гадала Джоанна, – не опасаясь породить целый выводок нежеланных потомков?» Ответ пришел вместе с отрывком подслушанного разговора: «Я хотел, чтобы она обслужила меня на французский манер». Судя по тем вещам, что проделывал с ней Прюит, существовали способы удовлетворить мужчину, не рискуя забеременеть, и не приходилось сомневаться, что голубоглазый красавец сержант был отлично знаком со всеми наиболее греховными вариациями занятий любовью.

Какой-то бесенок подбил Джоанну сказать:

– Стань вы монахом, как желал того брат Саймон, проблема незаконнорожденных детей отпала бы сама собой.

Грэм удостоил ее кислого взгляда.

– Это не то решение, которое устроило бы меня. К четырнадцати годам я понял, что не способен провести остаток жизни в монастыре.

– Что случилось, когда вам исполнилось четырнадцать?

Грэм ослабил хватку на ее поясе, рассеянно потирая большим пальцем вышитую поверхность. В этом движении, таком обычном и непринужденном, было что-то завораживающее.

– Мой отец распорядился, чтобы брат Саймон отправил меня в Бовэ, к его другу лорду Ги в качестве секретаря. Я был в ярости. Ожидалось, что тем летом меня примут в орден и я отправлюсь в Оксфорд изучать теологию и диалектику, однако мой отец настоял, чтобы вначале я провел два года на службе у лорда. Не имя денег, я не мог заплатить за свою учебу. Так что мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться его желаниям. Я прибыл в Бовэ, преисполненный раздражения и намерений стать наихудшим секретарем из всех возможных, чтобы меня отослали назад и я мог отправиться в Оксфорд.

– Тем не менее, вы остались там на… сколько лет?

– Одиннадцать.

– Но не секретарем. Вы действительно оказались никуда не годным в этом качестве?

– Не нарочно, – улыбнулся Грэм, поглаживая кончиками пальцев ее пояс. От этих почти невесомых прикосновений по телу Джоанны разбегались мурашки. – Лорд Ги привязался ко мне, а я к нему. Так что я просто не мог подвести его и старался изо всех сил. Писал письма под его диктовку, доставлял его послания, но каждую свободную минуту я проводил на поле, где тренировался гарнизон замка, наблюдая за учениями.

– Понятно.

– Могу себе представить, как я выглядел в их глазах: нелюдимый подросток, одетый в черное, взирающий с благоговением на мужчин, скачущих на боевых конях, размахивая мечами и топорами. Как-то раз лорд Ги привел меня к одному из опытных воинов и попросил научить меня обращаться с оружием и рукопашному бою. Я был в восторге. Мой энтузиазм сделал из меня прилежного ученика. Целый год я размахивал мечом, бросал копья на полном скаку, а лорд Ги тем временем нашел на мое место другого секретаря.

– Что произошло, когда ваши два года истекли?

– Барон предложил мне возглавить отряд его воинов, и я охотно принял это предложение.

– Вы никогда не спрашивали лорда Ги, кто ваш отец? Лицо Грэма посерьезнело.

– Однажды. Барон сказал, что мой отец заставил его поклясться на святой реликвии, что он никогда не откроет его имени. Он также сказал, что ему нелегко хранить эту тайну, но у него нет выбора. Больше я не задавал ему подобных вопросов. В сущности, какая разница. Если он не хочет знать меня…

Джоанна коснулась его плеча.

– Мне очень жаль.

Грэм вытащил пальцы из-под ее пояса и накрыл ее руку своей. Сердце Джоанны лихорадочно забилось, когда он поднес ее руку к своему лицу и провел костяшками ее пальцев по своим губам. На какое-го мгновение ей показалось, что он хочет поцеловать ее руку, но он закрыл глаза, промолвив:

– Мне нравится, как от вас пахнет.

Не открывая глаз, Грэм распрямил ее согнутые пальцы и приложил ее ладонь к своей теплой щеке. Ощущение от прикосновения его колючей щетины к ее мягкой ладони оказалось настолько эротичным, что у Джоанны перехватило дыхание. Она замерла, ничего не слыша, кроме пульсации собственной крови и своего прерывистого дыхания.

Грэм потерся о ее ладонь.

– Боже, как мне жаль…

– Чего? – прошептала Джоанна.

Грэм открыл глаза и посмотрел на нее. Жар в его глазах уступил место чему-то похожему на смирение.

– Жаль, что я так напился, – сказал он, отпустив ее руку Джоанна встала и неловко расправила юбки, стараясь овладеть собой.

– Вам нужно проспаться, сержант. Утром вы почувствуете себя лучше.

– Надеюсь, – пробормотал он.

– Вот и хорошо. – Джоанна перешагнула порог гостиной и начала задергивать кожаную занавеску.

– Мистрис, – окликнул ее Грэм, приподнявшись на локте.

– Да?

Он медлил, словно не мог найти слов. Затем вздохнул и опустился на подушки.

– Спокойной ночи, мистрис.

– Спокойной ночи, сержант.