Сокол и огонь - Райан Патриция. Страница 22

Посреди оружейной метался раненый олень — большое великолепное животное с огромными развесистыми рогами, — загнанный собаками в замок. Псы со всех сторон окружили его, яростно лая и кидаясь, норовя вцепиться в глотку, а он, охваченный ужасом и болью, едва успевал отбиваться от них рогами и копытами. Всадники кружили вокруг этой дикой свалки, криками подбадривая собак, безуспешно пытающихся свалить свою жертву. Олень был молодой и очень крупный, и хотя из его боков и шеи торчали пять стрел, раны эти были не смертельны, и он достаточно крепко держался на ногах.

Мартина наблюдала за этой жуткой сценой, не веря своим глазам. Поначалу она сильно удивилась тому, что пятеро опытных охотников и с десяток гончих собак не сумели уложить одно несчастное животное. Но постепенно удивление сменилось презрением и отвращением, когда до нее дошло, что эти люди и не пытались убить оленя. Они нарочно ранили его, загнали и теперь терзали ради развлечения, точно так же, как часто травят собаками привязанного цепями медведя.

Олень издал душераздирающий стон, похожий на плач ребенка. Он истекал кровью, изо рта шла пена, глаза выкатывались из орбит. Он бешено бросался во все стороны, избегая собачьих клыков.

— Прекратите! — закричала Мартина, но ее голос потонул в какофонии диких криков и яростного лая. Надо что-то сделать, она не может спокойно стоять и смотреть на этот ужас. Мартина умоляюще посмотрела на брата, но Райнульф лишь угрюмо покачал головой, признавая свое бессилие остановить это. Не в его силах было отрезвить разгоряченных охотников, которым кровавой пеленой застилало глаза первобытное желание рвать, мучить, убивать…

Мартине стало больно от сознания собственной беспомощности.

Который из них Эдмонд? Неужели он тоже среди них? Но ее взгляд не мог выхватить какого-либо отдельного всадника из общего круговорота, в который сливались кружащие по комнате на взмыленных лошадях охотники.

Только один из них сидел совершенно неподвижно, верхом на пегом жеребце, стоявшем возле стены, увешанной рядами сверкающих мечей. Остальные время от времени посматривали в его сторону, а он отрывистым тоном отдавал команды людям и собакам.

Это был не Эдмонд. На вид человеку было лет тридцать с небольшим. Он был одет в темно-красный, богато отделанный мехом охотничий костюм, на шее висел украшенный золотом и аметистами большой охотничий рог. Маленькими поблескивающими глазками он следил за хрипящим и взбрыкивающим оленем, его губы были растянуты в безжизненной улыбке, улыбке смерти. Он один оставался невозмутимым посреди этого дикого шабаша.

Это был Бернард. Мартина почувствовала на себе его пристальный взгляд и обернулась к нему. Он глянул прямо ей в глаза своими поросячьими глазками и коротко кивнул, злобно улыбаясь одними губами. Не получив в ответ и намека на приветствие, он стер улыбку и пытливо осмотрел ее с ног до головы. Его черные глаза сузились еще больше и стали похожи на глазки ящерицы. Он ухмыльнулся и снова сосредоточил свое внимание на олене.

Животное все еще сопротивлялось. Одна из собак не успела увернуться от удара его мощного копыта и, перекувырнувшись в воздухе, упала на пол, жалобно скуля. Волоча задние лапы, она стала отползать в сторону, но тут Бернард спешился, подошел к ней, быстро замахнулся и одним сильным ударом железной дубинки разнес ее череп на куски. Затем он перекинул дохлого пса через плечо и, подойдя к двери, вышвырнул во двор.

Уворачиваясь от укусов собак, олень в высоком прыжке ударился о деревянные стойки с укрепленными на них арбалетами и, еле устояв на ногах, опять отскочил в центр комнаты. Это навело Бернарда на какую-то мысль.

— Эй, Бойс! Подай-ка один! — крикнул он грузному мужчине с густой рыжей бородой. Тот сошел с коня и, сняв с подставки, подал ему арбалет и короткую стрелу. Применять арбалеты против христиан было запрещено церковью, ибо это оружие обладало огромной убойной силой и было способно пробить любые, самые крепкие доспехи. Но на животных этот закон, похоже, не распространялся.

Всадники придержали коней, глядя на Бернарда, заряжающего свое страшное оружие. Олень метался, шатаясь и увязая копытами в пропитавшейся его кровью соломе.

— Прострели ему нос! — завопил кто-то.

— Да-да, в нос! — хором закричали другие.

— Не сочти за неуважение, Бернард, — сказал Бойс, — но попасть в движущуюся мишень из арбалета почти невозможно. Напрасная затея. Единственный человек, способный на такое, из тех, кого я знаю, — это Торн Фальконер.

— Да? А по-моему, его слава меткого стрелка из лука сильно преувеличена, — возразил Бернард. — Он уже растерял свои навыки, возясь со своими птичками. Я же, наоборот, постоянно практикуюсь в стрельбе.

Он тщательно прицелился и нажал курок. Стрела пролетела мимо и, зацепив руку Бойса, пригвоздила его к стене, вонзившись в щель между двумя каменными блоками. Охотники разразились диким смехом, глядя на искаженное болью лицо Бойса.

— Черт меня побери, Бойс, ты был прав! — хладнокровно воскликнул Бернард, смотря в округлившиеся глаза слуги. — Не стоило тратить стрелу зря.

Бойс поглядел на свою раненую руку, затем на хозяина, выдавил вначале натянутый смешок, а затем разразился хохотом вместе с остальными, наливаясь краской от стыда и боли.

— Да уж, я знаю, что говорю, — просипел он, хлопая себя по ляжкам.

Мартина удивлялась, как он вообще умудряется не потерять сознание, будучи раненным стрелой, пущенной из арбалета. Видимо, стрела лишь задела кожу на руке.

— Попасть в такую движущуюся мишень из арбалета довольно сложно. Гляди-ка, он еще не сдается! — здоровой рукой Бойс указал на оленя.

Мартина услышала шаги на лестнице у себя за спиной. Сильные руки взяли ее за плечи и легонько отодвинули в сторону, освобождая проход. Это был Торн. Едва сакс появился в оружейной, улыбка исчезла с лица Бернарда. Он обратился к нему, прищурив и без того узкие щелочки поросячьих глаз:

— Эй, сокольничий! Ты как раз вовремя, потеха в самом разгаре!

— Сейчас вы увидите, как надо стрелять! — заорал Бойс.

— Бойс считает, что только ты сможешь подстрелить эту бестию прямо в нос. А я вот утверждаю при всех, что твоя хваленая меткость незаслуженно раздута. Не желаешь ли доказать мою неправоту, а, сын дровосека?

— Кто-нибудь, подайте мне лук, — сказал Торн.

Он поймал брошенный ему короткий лук и стрелу. «О Господи, неужели он это сделает?» — подумала Мартина. Когда Торн не спеша стал натягивать тетиву, она выступила вперед, выхватила из его рук стрелу и с треском сломала ее о колено.

— Вы мне отвратительны! — бросила Мартина ему в лицо.

Охотники изумленно затихли, уставившись на Мартину. Торн лишь быстро взглянул на нее, но ничего не сказал. В его взгляде было что-то заставившее ее отступить назад.

— Другую стрелу, — спокойно бросил он через плечо. И, получив ее, посмотрел на Райнульфа.

Тот, поняв его взгляд, крепко взял сестру за руку. Мартина все порывалась встать перед Торном и сказать ему все, что она о нем думает.

Торн натянул тетиву.

— Ну что, дровосек, сумеешь попасть ему в нос? — глумливо спросил Бернард.

Торн молча опустился на одно колено и прицелился. Все замерли. Ослабевший олень дергался, как марионетка, на нетвердых ногах, тряся рогами и вскидывая копыта. Выждав момент, когда животное оказалось грудью к нему, Торн пустил стрелу. Голова оленя дернулась, колени подогнулись и, с грохотом круша рогами доски, он повалился на пол. Глаза закатились, он прерывисто задышал и… вытянувшись, испустил дух. Стрела Торна торчала не из носа, а из груди несчастного животного.

Торн поднялся с колен, отряхнул рейтузы и, отвечая на слова Бернарда, холодно произнес:

— Может, и сумел бы, если бы постарался.

Посланная им стрела пронзила оленя прямо в сердце, мгновенно убив на месте и избавив тем самым от дальнейших мучений. По толпе охотников пронесся вздох разочарования, они недовольно зашушукались, один лишь Бойс хохотал, посчитав это хорошей шуткой.