Сокол и огонь - Райан Патриция. Страница 40

Торн услышал, как Райнульф приветствовал брата Мэтью и они вместе вышли из покоев. Опять воцарилась тишина. Он повернулся на бок и закрыл глаза, но уснуть уже не мог. В последнее время это с ним стало часто случаться. Его собственное тело отказывалось повиноваться разуму, говорящему: «Спи, ты должен набраться сил».

Торн поднялся, зажег светильник и натянул штаны. Сходив на кухню, он налил себе кубок вина и, вернувшись в центральный зал, сел за стол. Томик «Элементов» Евклида, который он недавно закончил читать, лежал рядом, и он взял его в руки.

Настоятельские покои, в которых их поселили, представляли собой большой каменный дом с залом на втором этаже. К залу примыкали четыре спальни. Одна принадлежала брату Мэтью, три другие предназначались для знатных гостей. Слуги ночевали где-то вне покоев, так что сейчас в доме никого не было, кроме Торна… и, конечно, леди Мартины, спящей в своей келье. Оттуда не доносилось ни звука, видимо, она крепко спит и звон колоколов не потревожил ее.

Торн открыл книгу и стал перелистывать пожелтевшие страницы, густо исписанные мелким латинским шрифтом, но слова расплывались перед глазами. Перед его мысленным взором стояли ее глаза, освещенные изнутри синим сиянием… он слышал ее переливчатый, музыкальный смех… чувствовал ее ладонь, такую прохладную и маленькую. Он не мог отогнать от себя ее образ, не мог заставить себя не думать о ней.

Таким беспомощным он еще никогда себя не чувствовал. О Боже, как же ему будет не хватать ее после того, как они уедут отсюда! Они больше никогда не будут вместе. В течение всего этого месяца в монастыре он каждое утро просыпался с мыслью о ней. Одеваясь и умываясь, он говорил себе: «Скоро я увижу ее». Каждый день он находил повод, чтобы оказаться возле нее, быть рядом. Он вдыхал ее аромат, напоминающий цветущие дикие луга, с напоенными солнцем теплой землей, травами и душистыми цветами.

А когда ее не было рядом, как сейчас, у него болело сердце, разрываясь от желания видеть и чувствовать ее. Как оно болело! Никогда еще он не испытывал такой боли, не чувствовал себя настолько зависимым от другого человека, от женщины.

Он поневоле даже восхищался хитросплетениями судьбы, сыгравшей с ним эту шутку. Впервые за двадцать девять лет жизни он познал ощущение полноты, целостности. Его душевную пустоту заполнила женщина… а обладать ею ему не дано. И вернется он в Харфорд еще более опустошенным, познав лишь горький вкус недостижимости счастья.

Наверное, Бог все еще не простил его за то, что он оставил свою семью перед лицом злого рока. Но неужели он не заплатил сполна за свою ошибку? А они? Разве они не поплатились за его неверность слову? А маленькая Луиза? Пробормотав проклятие, он отшвырнул книгу в сторону. В густой тишине ему вдруг почудился какой-то звук — какое-то хныканье. Ребенок? Здесь?

Торн прислушался. Нет. Показалось. Просто он думал о Луизе и… Но вот опять! Запинающийся, мучительный стон.

Звук шел из спальни леди Мартины.

Немного поколебавшись, Торн все-таки поднялся, взял светильник и, подойдя к закрытому пологом проему, прислушался. И вдруг раздался тихий сдавленный крик. Может быть, ее мучают кошмары?

— Миледи? — Он кашлянул.

Вместо ответа раздалось невнятное и отчаянное бормотание.

— Миледи! — повторил он уже громче.

Мартина что-то взволнованно заговорила во сне, быстро глотая слова, так что он ничего не мог разобрать. Раздвинув штору, Торн заглянул внутрь. Ее узкая кровать стояла справа, возле стены, настолько близко к нему, что он мог бы, протянув руку, дотронуться до ее лица. Но он подавил в себе это желание.

Мартина лежала на животе, коса свисала с кровати. Полотняные простыни сползли и обвились вокруг бедер, обнажив спину. Торн мог видеть мягкие плавные изгибы, узкую талию. Бледная кожа отливала золотом в мерцающем свете свечей, она была необычайно гладкая и прекрасная, Торна охватило неодолимое желание дотронуться до нее, погладить шелковистое тело, отбросить простыни и обнять его. Но нет…

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда она снова заговорила. На этот раз он сумел расслышать невнятные, наполненные ужасом слова:

— Мамино свадебное платье в озере.

Они были произнесены голосом какой-то маленькой испуганной девочки, а не самоуверенной и владеющей собой женщины, какой он ее считал.

Ее дыхание участилось, она напряглась, руки конвульсивно дергались. Из груди вылетел сдавленный стон, она повернулась на кровати, и он увидел, что ее пылающее лицо покрыто испариной, несмотря на ночную прохладу.

Торн вошел в комнату, задернув за собой штору, и поставил светильник на пол. Взяв скомканную простыню, он накрыл ей спину и плечи. Ее руки судорожно сжимались.

— Миледи.

— М-мамино… свадебное платье…

— Проснитесь, миледи, — он присел на краешек кровати и нежно потряс ее за плечи. — Очнитесь.

Она открыла глаза и с криком «Мама! Мама!» проснулась. Лицо Мартины было искажено ужасом, ее всю трясло. И, забыв обо всем, чувствуя только инстинктивное желание защитить, утешить, он лег рядом на узкую кровать и крепко сжал ее в своих объятиях.

Глава 13

Очутившись в его руках, она задрожала, как птенец, выпавший из гнезда. Он не разжимал объятия, крепко стискивая ее и шепча ласковые слова:

— Ш-ш-ш, это всего лишь сон…

— Т-торн? Сэр Торн?

— Да. — Он убрал с ее влажного лба спутанные пряди волос. — Вам приснился кошмарный сон.

Она застонала и склонила голову ему на грудь. Торн приложился губами к ее волосам, окунаясь в запах солнечного тепла и душистой лаванды. Ее тело было таким желанным, что ему захотелось обвиться вокруг нее, спрятать лицо в ее роскошных волосах. Усилием воли он отбросил эти мысли, напоминая себе, что пришел только затем, чтобы успокоить ее.

Когда она наконец окончательно проснулась, Торн почувствовал, как участилось ее дыхание — двусмысленность их позы привела ее в сильное смущение. И в самом деле, сейчас глубокая ночь, они лежат вдвоем на одной кровати, он сжимает ее в объятиях, она обнажена и лишь тонкое полотно простыни разделяет их тела.

Приняв в расчет эти обстоятельства, он счел необходимым сказать ей:

— Мне лучше сходить за вашим братом. Он в церкви.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, не надо. Я… я не могу всякий раз беспокоить его. Ничего, это всего лишь плохой сон.

Он нежно провел рукой по ее спине.

— Вы вся дрожите из-за этого «ничего», миледи. Вас часто посещают такие кошмары?

— Один кошмар. Всегда один и тот же.

— Это происходит с вами каждую ночь?

— Почти, особенно в последнее время. Чем ближе день предстоящей свадьбы, тем чаще я его вижу.

— Расскажите мне об этом. — Торн еще крепче прижал ее.

Ему остается только утешать ее, раз он не может стать для нее более близким, таким, каким бы ему хотелось. Если она позволит, он разделит с ней ее боль, попытается облегчить ее.

— Мне снится всегда одно и то же. Снится, как я нахожу в озере свадебное платье моей матери. Она была такой красивой и вдруг… вдруг вместо ее лица я увидела в воде эту жуткую маску смерти…

— О миледи, — прошептал он.

— Если бы не Райнульф, то я бы тоже погибла. Он спас меня. И больше того: он сделал так, что мне захотелось жить дальше. Он научил меня всему, дал образование. Только благодаря ему я стала такой, какая есть. И поэтому ради него я сделаю все на свете.

— И даже выйдете замуж за сэра Эдмонда.

— Да, — еле слышно проговорила Мартина.

— Хотя одна только мысль о замужестве приводит вас в содрогание. Она кивнула.

— Может быть… может быть, вам понравится замужем. Эдмонд не такой уж плохой, он просто слишком молод. — Даже ему самому эти слова показались пустыми, ничего не значащими. — Может, даже случится так, что вы сумеете полюбить его.

— Ради всего святого! Надеюсь, что нет! — Ее порывистый возглас встревожил и в то же время обрадовал его.